Синев. Вошла в колею… А конокрад-то мой дожидается. Сбежать под шумок… (берется за шляпу).
Олимпиада Алексеевна. Петя, ты на службу?
Синев. Да, тетушка, время.
Олимпиада Алексеевна. Я подвезу тебя: я на своих лошадях… Надеюсь, Андрей Яковлевич, что, навестив одну старую знакомую, вы и другой не забудете, посетите меня?
Ревизанов. Мне остается только просить извинения, что я раньше не был y вас.
Олимпиада Алексеевна. Смотрите же, я буду ждать. До свидания, Мила, до свидания, Степан Ильич. Руку, Петя.
Уходят, в сопровождении Мити.
Верховский. Присаживайтесь, Андрей Яковлевич… Так-то, так-то, батюшка. Сколько лет, сколько зим не видались! что воды утекло!
Ревизанов. Да, перемен не сосчитать. И в людях, и в обстоятельствах.
Верховский. Взять хоть бы вас, дорогой: куда широко шагнули. Туз из тузов, рукою вас не достанешь.
Ревизанов. О, что вы, Степан Ильич!
Верховский. А без лести скажу: остались такой же милый, непритязательный, простой, как были… Давно пожаловали к нам в Белокаменную?
Ревизанов. Второй месяц.
Верховский. Одни или с супругою?
Ревизанов. У меня нет семьи, Степан Ильич. Я вдовец.
Людмила Александровна. Я слышала, – даже дважды.
Ревизанов. Совершенно справедливо, Людмила Александровна, дважды.
Верховский. Ого! Значить, искушены супружеским опытом вполне?
Ревизанов. И сыт этим опытом по горло.
Верховский. На третий брачный дебют не посягаете?
Ревизанов. Ни в каком случае. Разве уж влюблюсь безумно… но это мне не по годам.
Людмила Александровна. К тому же, безумно любить три раза в жизни – не слишком ли много счастья для одного человека?
Ревизанов. Вы ошибаетесь: я не любил своих покойных жен.
Людмила Александровна. Откровенно.
Ревизанов. К чему же скрывать? Мы люди деловые, коммерческие, и браки y нас дело коммерческое, сделка по договору. У людей обыкновенных душа выходит за душу, тело за тело, любовь за любовь. А y нас деньги выходят за деньги же, либо за ум, за распорядительность, деловитость. Касса, мол, ваша велика и обильна, а порядка в ней нет: приди володети и княжити ею. Моей первой супруге был нужен, по её огромным, но расстроенным делам, хороши приказчик на отчет. Выбор её пал на меня. Она предложила мне, вместо всякого контракта, свою руку. Я принял и не раскаялся. Вторая моя жена крупная пароходовладелица, вышла за меня, чтобы объединить в одном деле два капитала, мой и свой: до брака мы конкуррировали, а, обвенчавшись, стали не только в плоть, но и в кассу едину… и затрещали наши конкурренты.
Людмила Александровна. Вам бы уж и продолжать в том же духе… Зачем же вы ищете для третьего брака «безумной любви»? Даже непоследовательно.
Ревизанов. Затем, что я достаточно богат, чтобы позволить себе эту маленькую роскошь, и, без неё, жениться более не намерен.
Людмила Александровна. Не надеетесь найти достойную?
Ревизанов. Если хотите, да.
Верховский. Ой, батюшка! заедят вас за эти слова наши дамы.
Ревизанов. Женщин, стоющих любви, очень мало на свете. Женщинам придают смысл и цену только те, кто их любит. Элоиза хороша потому, что ее любил Абелар, Манон Леско интересна потому, что ее любил шевалье де Грие. Я не охотник до женщин, чтобы полюбить которых, надо сперва влюбляться в их мужей и любовников.
Верховский. Ха-ха-ха! да вы шутник, Андрей Яковлевич.
Людмила Александровна. А другого типа женщин вы не встречали в своей… бурной жизни
Ревизанов. Встретил… одну. Давно… И – вечная история о петухе и жемчужине! не узнал её и оскорбил, глупо, бессовестно, пошло, по-мальчишески оскорбил. И она отвергла меня. Как сейчас, помню её негодующий взгляд – взгляд ангела в день судный… Как я был побежден тогда! как раздавлен!.. О, больше уже никто, никогда в жизни не одерживал надо мною такой победы. Бывают моменты, которые остаются жить в сердце, как кровоточные ранки, которые заживают лишь тогда, когда расквитаешься за обиду… Я со своею обидчицею так и не расквитался.
Горничная подаешь Степану Ильичу пакет с бумагами.
Верховский. Ага! из банка… Простите, Андрей Яковлевич, я оставлю вас на четверть часа, спешные бумаги, требуют моей подписи… Милочка! займи нашего гостя. Обедаете вы, конечно, y нас?
Ревизанов. Прошу извинить: я отозван к Лазарю. Но посидеть y вас несколько минут, если позволит Людмила Александровна, посижу с удовольствием.
Верховский. Я сейчас, сейчас…
Уходит.
Продолжительное молчание.
Людмила Александровна. Я не ждала видеть вас в своем доме.
Ревизанов. Я еще того менее. Всему виною случайная встреча и любезность вашего супруга. Но тем лучше. Я, все равно, хотел видеть вас непременно. И – наедине, по весьма важному делу. Не сегодня, так завтра я просил бы y вас свидания. Позволите мне сесть?
Людмила Александровна. Разве разговор будет длинный?
Ревизанов. Зависит от вас.
Людмила Александровна. Нельзя ли, во всяком случае, поскорее к делу?
Ревизанов. Как вы спешите! Какой резкий тон! Знаете ли, это даже не-хорошо в отношении старого приятеля. Я прихожу к вам не врагом, но с чувством глубокого, искреннего расположения и раскаяния.
Людмила Александровна. Мы старые приятели? Ваше расположение? Ваше раскаяние? Смешно слушать!
Ревизанов. Это презрение?
Людмила Александровна. Нет, просто действие давности. Людмила Рахманова, которую вы когда-то знали и обманули, умерла. Людмила Верховская судит ее, как судила бы любую из своих знакомых девочек, случись с нею такое же несчастье. Мне жаль ее, но нет до неё дела.
Ревизанов. Так-с. Следовательно, вам, Людмиле Александровне Верховской, будет безразлично, если кто-нибудь возьмет, да и огласить девический грешок Милочки Рахмановой?
Людмила Александровна. Что это? шантаж?
Ревизанов. Зовите, как хотите. Я не боюсь слов. Ах, Людмила Александровна! пустые это речи – о давности. Прошлое власть, и горе тому, кто чувствует ее над собою.
Людмила Александровна. Вы хотите показать мне свою власть? Я в нее не верю.
Ревизанов. Не обманывайте себя: верите.
Людмила Александровна. Нет и нет. Что можете вы сделать? рассказать свету наш забытый роман? Кто же вам поварить? Да, если и поверят, кто же придаст значение такой старой истории? Вы даже не испортите мне моего семейного счастья: мой муж слепо верить в меня.
Ревизанов. Тем грустинее было бы ему узнать, что верить не следовало. Конечно, девический грешок не будет в состоянии совершенно уничтожить ваше положение в обществе. Ну, посмеются задним числом, подивятся, как это холодная, целомудренная Людмила Верховская умела отыскивать в своей душе страстные звуки, когда писала к Андрею Ревизанову.
Людмила Александровна. Ах, эти письма!
Ревизанов. Они все целы. Что, если, например, я явлюсь с вашими письмами к вашему сыну и скажу ему: я – твой отец? Пусть я не докажу своих слов, но ведь и вам нечем опровергнуть мое обвинение. А в семье-то… говорят; она y вас рай земной… в семье-то ведь ад начнется?
Людмила Александровна. Довольно. Вы сильны, вы очень сильны. Радуйтесь: я боюсь вас. Но зачем вам это, зачем? Чего вы хотите от меня?
Ревизанов. Много.
Людмила Александровна. Не денег же: вы неизмеримо богаче меня.
Ревизанов. Конечно, не денег. Нет… Любви.
Людмила Александровна. Как?!
Ревизанов. Сядьте, успокойтесь. Да, я прошу вашей любви. Я влюблен в вас. Влюблен… как мальчишка. Послушай же, Людмила…
Людмила Александровна. Как вы смеете!
Ревизанов. Виноват… Людмила Александровна. Я часто бываю в Москве и много слышал о вас и все хорошее. Верховская красавица, Верховская умница, Верховская воплощенная добродетель. И, каждый раз, что-то щипало меня за сердце. Красавица, да не твоя. Умница, да ты потерял ее, бросил, надругался. Наконец я увидел вас в опере, в ложе, с Ратисовою. Увидел и тогда же решил: эта женщина должна быть снова моею, или я возненавижу ее и сделаю ей все зло, какое только может сделать человек человеку.
Людмила Александровна. Это бред какой-то… Вы с ума сошли!.. Всего я ждала от вас только не этого.
Ревизанов (смеется). Да? Так и запишем. Андрей Ревизанов объяснился Людмиле Верховской в любви, и Людмила Верховская прогнала его прочь. Но я не послушаюсь вас и не пойду прочь, потому что вы прогнали меня необдуманно и в конце концов полюбите меня.
