А волнение за друга не оставляло Джека последние несколько дней. Тони всегда относился к приверженцам режима, которые рано встают, добросовестно работают днём и спят ночью в своей постели.
«Без паники, – сказал он сам себе, – ничего не случилось. Человек может крепко спать, быть в гостях, сидеть в туалете, в конце концов! Я ему позвоню».
После пятнадцати нервирующих гудков Джек сбросил звонок и набрал другой номер.
– Почему ты так волнуешься? – спросила Самира.
– Почему? Да ты хоть представляешь, что сделала с ним?
Девушка пожала плечами.
Второй телефонный звонок оказался более удачным – Грэйс ответила почти сразу. Она также без колебаний согласилась на сомнительное среди ночи предложение поискать Тони. Местом встречи назначили вход в восточное крыло университета. Здесь располагалась оранжерея с разнообразными растениями, о которых заботился факультет биологии, смотровая площадка на крыше, зал для концертов и театральных постановок, а также библиотека. Поэтому у Джека имелись ключи от некоторых дверей.
Путь до университета стал для него новым испытанием. Самира игнорировала вопросы и не разрешала рядом с собой курить; она сетовала на позднее время и облака, скрывающие звёзды, на неровную поверхность земли, отсутствие Тони и неопрятный вид Джека.
Словно это не она к нему пришла. Словно не с её появлением началась вся неразбериха.
К счастью, Грэйс уже скоро к ним присоединилась. Она наспех прошла церемонию знакомства с Самирой, состоявшую из рукопожатия и пары неуместных «как дела?» да «хорошо», и вот они втроём уже брели по тёмным коридорам спящего университета.
Джек снова отметил, что в его общении с Грэйс пропала привычная непринуждённость. Он почему-то стал задумываться перед тем, как произнести самые обыденные фразы: побоялся спросить, успела ли Грэйс выспаться, понравился ли фильм, который она хотела посмотреть накануне, и почему её носки разного цвета. Независимые наблюдатели назвали бы такое поведение признаком влюблённости, а Джек затеял бы с ними горячий спор.
В обществе Самиры он также чувствовал себя неуютно, пусть и без всякой предыстории. Рядом с ней воздух вокруг как будто менял консистенцию: иногда превращался в тихо жужжащее облако из крошечных пчёлок, иногда был похож на розовую сладкую вату. Сейчас воздух загустел и стал тягучей резиновой субстанцией, которая затрудняла движение и тормозила стрелки часов.
Нехарактерные для ночного времени звуки послышались уже на лестнице, ведущей на второй этаж. Они будто почудились и, рождённые фантазией, существовали лишь в голове. Звуки становились громче: соединившись в мелодию, они покинули пределы воображения и заполнили собой пространство.
Джек, Грэйс и Самира пробрались в концертный зал со стороны кулис. Преодолев полосу препятствий из коробок с реквизитом, вешалок и заготовок для декораций, они оказались на сцене рядом с источником яростных музыкальных раскатов.
В свете единственного тусклого прожектора Тони сидел за старым роялем и исполнял что-то из Рахманинова. Это была массивная, громоздкая музыка – Грэйс сравнила бы её с медведем, который пробудился после зимнего отдыха и тяжёлой поступью пробирался по лесной чаще в поисках еды.
– Когда-то один психиатр порекомендовал родителям Тони занять его музыкой, – шёпотом пояснил Джек. – Позже другой психиатр посоветовал ему изучать точные науки. Сегодня мы можем сделать сразу два вывода: во-первых, чему бы Тони ни обучался, у него это выходит гениально. Во-вторых, всегда стоит доверять психиатрам.
Последние слова Джек произнёс одними губами, потому что обычные повседневные звуки, включая собственный голос, вдруг исчезли. Остались только удары войлочных молоточков о струны. Почти не удивившись, Джек толкнул Самиру в бок, но та отмахнулась и сделала несколько шагов к пианисту. Джек попытался сказать ещё что-то, но у него не получилось. Безуспешно попробовал похрустеть пальцами, покашлял, попрыгал и… сдался.
Часы перестали тикать, пол больше не скрипел; даже воздух из лёгких выходил совершенно бесшумно. А Тони и не заметил, что стал единственным источником звука, наверное, во всём мире. Растворившись в музыке, он продолжал играть. Однако в самый многослойный музыкальный момент, когда звуки стали обретать краски и трансформироваться в образы, Тони зацепил мизинцем фальшивую ноту и замер. Тогда Джек впервые в жизни услышал подлинную, ничем не нарушаемую тишину.
Тони вздохнул, о чём можно было догадаться только по его поднявшимся и вновь опустившимся плечам, потёр переносицу под дужкой очков и опустил крышку рояля.
Стука не последовало. Тони удивился, вновь поднял и опустил крышку – на этот раз результативнее. Вслед за глухим ударом дерева о дерево вернулись и остальные звуки: тиканье часов, хлопанье крыльев ночной моли и урчание в желудке.
Сбросив с себя остатки музыкального оцепенения, Тони медленно развернулся на вращающемся стуле и уставился прямо на Самиру.
– Ты вернулась, – спокойно констатировал он. – Наконец-то.
Девушка подошла к нему и положила на подставку для нот стеклянный шар.
– Хотела отдать тебе это.
– И всё?
Джек с Грэйс переглянулись.
– Если бы это было всё, я не утруждалась бы…
Заметно было, что Самира борется сама с собой. Она закрыла глаза – постаралась, наверное, сначала сформулировать мысль в голове, чтобы доступно донести её до собеседника.
Тони терпеливо ждал, не двигаясь, не дыша, не переставая смотреть на неё.
– Сначала я подумывала прислать тебе шар по почте, – продолжила Самира. – Так было бы проще, потому что мне совсем не нравится врываться в чью-то жизнь и переворачивать её с ног на голову. Потому что я не уверена, что имею на это право. Потому что последствия могут быть непредсказуемыми, печальными, ужасными…
– Я хочу, чтобы ты перевернула мою жизнь, – перебил Тони. Он резко вскочил, чтобы предложить Самире единственный на сцене стул.
– Через два дня я возвращаюсь домой. – Самира осталась стоять. – Если правда хочешь, можешь отправиться со мной.
– Хорошо, я согласен.
Где-то снаружи, за толстыми стенами здания, начался сильный ливень. Серые тучи весом в несколько сотен тысяч слонов прорвались, и тяжёлые капли застучали по земле – даже в зале без окон было слышно.
– Так, стоп. – Джек поднял руку. У него в горле разрасталось что-то булькающе неприятное. – Куда это ты собрался?
Грэйс осторожно двумя руками взяла шар и поднесла его к лицу.
– Здесь раньше всегда был лес, – сказала она.
Боковым зрением Джек заметил внутри шара несколько горных вершин, на одной из которых возвышался замок. Он перестал понимать, что происходит с миром вокруг него и с людьми, которых он знал всю жизнь. Тем более Джек не мог взять в толк, какое значение сейчас имела картинка в дурацком шаре.
– Куда ты хочешь забрать его? – Он с трудом узнал собственный голос.
– Я покажу ему мой мир, – ответила Самира невозмутимо, будто предлагала устроить
