При написании «Истории одной жизни» младший брат Л. Семенова Александр Дмитриевич Семенов-Тян-Шанский (о нем см. с. 445–446 наст. изд.) имел в своем распоряжении не книгу брата, а какую-то рукопись или корректуру: год издания он называет неуверенно и ошибочно (1903 или 1904), тексты приводит с отличиями и от книги, и от журнальных публикаций. Так вот, книгу брата он неоднократно называет не «Собрание стихотворений», а «Ожидания». В Собр. так назван первый раздел. Не можем вовсе исключить случайную ошибку; однако естественно предположить, что Л. Семенов сначала собирался назвать всю свою книгу в духе символизма — «Ожидания», а перед самой передачей книги в типографию или в корректуре заменил название на демонстративно нейтральное.
По выходе Собр. Л. Семенов пишет Блоку: «Посылаю Вам мой сборник и вот о чем прошу. Вы напишите мне письмом, очень ценю Ваше мнение. Рецензию о стихах пишите Вы или попросите Чулкова» (РГАЛИ. Ф. 55. Оп. 1. Ед. хр. 397. Л. 5 об.: без даты, по смыслу — середина мая 1905 г.). Ответное письмо Блока неизвестно, рецензия же была им написана и опубликована в 8-й книжке «Вопросов жизни» за 1905 г. Рецензия эта характеризует стихи Л. Семенова, можно сказать, изнутри: в первой половине 1900-х годов они с Блоком постоянно встречались, знакомили друг друга со своими стихами, обсуждали их. Естественно, Блок дал Собр. проникновенную оценку. В нашей библиотеке имеется экземпляр этой рецензии с пометами А. П. Семенова-Тян-Шанского: он также учтены нами в комментариях.
Подборку стихотворений из Собр. включил в биографию Семенова «История одной жизни» (Летопись. Орган православной культуры. Вып. 2. Берлин: За церковь, <1942>) его младший брат Александр. Между братьями существовала глубокая духовик близость, и отбор текстов связан с мировосприятием и самооценками их автора. Поэтому в примечаниях мы сообщаем факт перепечатки и воспроизводим немногие краткие комментарии А. Д. Семенова-Тян-Шанского (епископа Александра Зилонского).
В Собр. посвящение помещено на особой странице. Оно сразу вводит книгу в круг литературных памятников русского символизма. Его непосредственными предшественниками стали книги 1904 г. «Золото в лазури» А. Белого и «Стихи о Прекрасной Даме» A. Блока (вышла в октябре 1904 г., на титульном листе указан 1905 г.).
Слово София в древнегреческом языке имеет наиболее общее этимологическое значение 'обращение на самого себя, вечное возвращение к самому себе' (Топоров В.Н. Еще раз о древнегреческом????? Происхождение слова и его внутренний смысл // Структура текста. М., 1980. С. 173 и др.). Символ София, опирающийся на значение этого слова 'мудрость', 'мастерство' — термин гностиков; у русских символистов он стоит в ряду синонимичных символов Душа мира, Дева радужных ворот, Жена, облеченная в солнце (Откр. 12: 1), Das Ewig-weibliche (наряду с немецкой формой, заимствованной B. Соловьевым из предпоследнего стиха второй части «Фауста», употреблялся русский перевод 'Вечная Женственность'), введенный в русскую культуру в философских трудах и стихах Владимира Соловьева. На сформулированную Соловьевым мистическую концепцию Софии как единой субстанции Божественной Троицы (Отца, Сына и Святого Духа; иными словами, как мудрости Божией. — См.: Христианство. М., 1995. Т. 2, С. 608), опирается вся система символов младших символистов — Блока, Л. Семенова. А. Белого, С. М. Соловьева, отчасти Вяч. Иванова и Волошина. Соловьеву приходилось защищаться от обвинений во внесении женского начала в самое Божество, что противоречит учению Церкви. Он писал: «1) перенесение плотских животночеловеческих отношений в область сврхчеловеческую есть величайшая мерзость (курсив здесь и далее Соловьева. — В. Б.) и причина крайней гибели (потоп, Содом и Гоморра, „глубины сатанинские“ последних времен); 2) поклонение женской природе самой по себе, то есть началу двусмыслия и безразличия, восприимчивому ко лжи и злу не менее, чем к истине и добру — есть полнейшее безумие и главная причина господствующего ныне размягчения и расслабления; 3) ничего общего с этою глупостью и с тою мерзостью не имеет истинное почитание вечной женственности, как действительно от века восприявшей силу Божества, действительно вместившей полноту добра и истины, а через них нетленное сияние красоты» (Стихотворения Владимира Соловьева. 5-е изд. М., s. a. С. XIV–XV [это предисловие к третьему изданию написано в апреле 1900 г.]).
Несмотря на это предупреждение В. Соловьева, младшие символисты впадали в грех обожествления земной женщины. Так, Блок, А. Белый, С. М. Соловьев прозревали в невесте, потом жене Блока Л. Д. Менделеевой-Блок воплощение Вечной Женственности, Софии — мудрости мира. Эпиграф Семенова тоже мог быть задуман как знак посвящения книги не только Божественной Мудрости, но и земной девушке, о тяжелых отношениях с которой в студенческие годы повествует Семенов в своих записках и его брат Михаил в романе «Жажда»: «Когда сама Софья робко и по-женски стыдливо дала ему почувствовать, что она его любит, он со страхом понял, что то, что он теперь испытывал к ней, была не любовь, а похоть». И т. д. (см. с. 391 наст. изд.).
«В ТЕМНУЮ НОЧЬ НАД ПАМЯТЬЮ СНОВ ВДОХНОВЕННЫХ…»
Собр. С. 8. Помещено вслед за посвящением перед первым разделом как своеобразный пролог всей книги. В нем выстроен очень важный для символистов параллелизм мистического и эмпирического понимания мира и творчества. А. Д. Семенов-Тян-Шанский первым стихотворением книги называет следующее, «Вера»; возможно, «В темную ночь…» было включено в книгу на завершающей стадии ее формирования.
…памятью снов вдохновенных… — Память, сон, вдохновение суть романтические образы, воспринятые символистами. Символ сна занимает одно из узловых мест в художественной структуре символизма как знак отсутствия границы между миром эмпирическим и трансцендентальным.
…робко-звонкими. <…> нежно-тонкими. — Излюбленные символистами вслед за романтиками суггестивные составные эпитеты.
ОЖИДАНИЯ
Первый раздел книги посвящен ожиданию, предчувствию встречи лирического героя с Софией — Божественной мудростью.
ВЕРА
НП. 1903. № 11. С. 145. Собр. С. 11. По сравнению с НП изменена пунктуация. В заглавии этого стихотворения, как и в посвящении всей книги, играет роль омонимия: со значением веры как состояния сознания связан мистический план, со значением женского имени — план эмпирической реальности, в котором стихотворение читается как элегия на смерть женщины, которую герой на рассвете похоронил и надеется воскресить в своих стихах. В русской поэзии данный комплекс мотивов берет начало в элегии В. А. Жуковского «Я Музу юную, бывало…», с которой у стихотворения Семенова и общий стихотворный размер — четырехстопный ямб. ЕЕ смерть и последующее мистическое воскрешение — тема стих. Блока «Она росла за дальними горами…» (1901). А. Д. Семенов-Тян-Шанский относит данное стихотворение — наряду с «Гимном», «К Мессии», «На меже» — к тем произведениям Семенова, «которые можно рассматривать как конкретное свидетельство о нем самом».
Заря боролась со звездами… — На языке символизма обозначает: Софии не было, но была надежда на ее появление.
…ризою обвил… — Поклонился Софии.
…земле родимой возвратил. <…> ты подругой обновленной однажды явишься ко мне. — Устойчивое мифологическое представление о смерти-рождении.
…и, обходя чужие долы… — Аллюзия на «Пророка» Пушкина: «И, обходя моря и земли… И дольней лозы прозябанье».
…для встречи новой сплел венок. — На языке символизма: жду явления Софии и верю в него.
МЕЛОДИЯ
НП. 1903. № 11. С. 144. Собр. С. 12. По сравнению с НП изменена пунктуация. Помета А. П. Семенова-Тян-Шанского: «Ср. Пушкин».
На утренней звезде <…> Пророк любви, пророк счастливых? — Данные ст. ориентированы на стих. Пушкина «Певец»: трехступенчатое нарастание чувства. параллелизм синтаксических конструкций и риторических вопросов, повторы, слово печали в рифме. От раннего стих. Пушкина «Мелодия» данное стихотворение отличается в частности тем, что в ст. 13–18 содержится романтическая ирония. Семенов серьезно изучал и хорошо знал музыку; по-видимому, стихотворение — это романс, написанный на определенную мелодию.
На утренней звезде… — Соответствует словосочетанию «В час утренний» в «Певце» Пушкина.
…пророк без гнева и печали… пророк веселый, полный мощи… пророк любви, пророк счастливых… — Соловей (как и «певец» в одноименном стих. Пушкина).
СВЕЧА
НП. 1903. № 11. С. 151. Ст. 12: свечу. Собр. С. 13. По сравнению с НП изменена пунктуация. Авторский список в письме к Блоку от 31 марта 1903 г. (РГАЛИ. Ф. 55. Оп. 1. Ед. хр. 397. Л. 2 об.).
Семенов говорит, что в пору создания стихотворения жил как все люди его круга, и было в нем много тьмы. «Пожалуй, самым постоянным и положительным во мне Светом в эти времена было сознание, которое вылилось тогда однажды в стих., написанное в 1903 г. „Свеча“ озаглавил я его <…> Это стих, любил я тогда, но и много позднее часто служило оно мне удовлетворительным ответом на все самые тяжелые вопросы жизни и предупреждало от мыслей о самоубийстве. Но сознание, которое вылилось в нем, сознание зависимости моей жизни от Кого-то Неведомого, который дал мне жизнь и Которому я должен поэтому дать отчет в ней, было все же для меня неясно. Кто Он? <…> Бог ли он, вневременное, вечное начало над нами, — Единственный и Всемогущий Судья и Творец наш, — или только история человечества, слепые и таинственные силы, создавшие меня в потоке времени и вынесшие на поверхность <…> Скорее склонялся к последнему, т. е. верил, как верят и все образованные люди, что знания мои, таланты, способности и умственные силы <…> и есть тот Свет-Свеча, которую принес я в пустыню жизни, чтобы ею послужить людям <…>» (с. 250 наст. изд.). А. Д. Семенов-Тян-Шанскнй перепечатал этот текст и засвидетельствовал, что «стих. „Свеча“ — единственное, которое брат продолжал любить во все периоды своей жизни».
