Когда я, стараясь не шуметь, отомкнул входную дверь и вошел в квартиру, то с удивлением увидел, что несмотря на поздний час, никто в ней не спит. Более того, сначала я услышал доносящиеся с кухни голоса, которых было больше двух, а потом еще заметил и знакомую пару женской обуви. На низких каблуках. Это были те самые туфли, которые в последнее время носила Эльвира Юрьевна Клюйко.
Как ни старался я быть незаметным, но включенный мной в прихожей свет меня выдал с головой. Первой из кухни выскочила моя потенциальная невеста из Урюпинска. Затем появилась внебрачная, но беременная Эльвира и уже за ней Пана.
— А, что, Серёжа, позвонить трудно было? — сердитая тётка сверкнула в мою сторону черными семитскими глазами, — Скажи, тебе не приходило в голову, что мы тоже люди и, что мы волнуемся за тебя? Или, может, ты думаешь, что для волнений ты нам никогда не давал повода?
— Скотина ты, Корнеев! — держа левую руку на животе, а второй опираясь на Левенштейн, в очередной раз сообщила мне Эльвира эту непреложную истину, — Мы уже думали, что тебя опять на нары усадили! Или еще чего хуже! — глаза любимой и положительно непраздной женщины влажно заблестели.
На душе своими острыми когтями заскребли черные и злые кошки. Права тётка. И Эльвира права! Действительно, скотина! Мне на самом деле стало стыдно. Что сказать в ответ на обоснованные упреки близких мне женщин, я не знал. Стоял и смотрел в угол прихожей на стык паркета и стены. Как школьник, не дотерпевший до перемены и обоссавшийся прямо в классе.
— Есть будешь? — хмуро, но очень вовремя поинтересовалась заботливая и почему-то в данный момент незлобливая Лиза, — Я борщ сварила!
Услышав, с какой гордостью она это произнесла, я немедленно передумал отказываться от позднего ужина. Исключительно исходя из инстинкта самосохранения. И острейшего нежелания усугублять глубину, и степень своей вины.
Организм настойчиво напоминал, что прошло совсем немного времени после того, как меня досыта напитала Зуева. Есть я категорически не хотел. Но отказываться от харчевания здесь и сейчас, было смерти подобно. Тётка еще как-то с этим смирится, а вот Эльвира и Лиза вряд ли. Сразу же последуют бестактные вопросы на предмет того, кто и где меня накормил. Даже не прибегая к дедуктивным способностям Эльвиры, Елизавета за пару секунд соотнесёт мою сытость с личностью Зуевой. И совсем не факт, что не вслух.
Нет, этого счастья нам не надо, это мы уже проходили. А потому, после слов урюпинской невесты о борще, глаза мои засветились счастьем изголодавшегося блокадника. Попавшего в неохраняемый продуктовый склад.
— Молодец, Елизавета Дормидонтовна! Борщ, это прекрасно! — восхитился я, — Ночь уже на дворе, а я так замотался, что с обеда ничего не ел! — аккуратно протиснувшись между старой, малой и беременной, я поспешил с их глаз долой в ванную комнату мыть руки.
Провожать Эльвиру домой после изнурительной трапезы я не отважился. Отяжелел, устал, да и просто было лениво. Поэтому горячо поддержал Левенштейн, которая взялась уговаривать гостью остаться с ночевкой. Клюйко согласилась, в результате чего, спать мне пришлось на полу.
Но первые полчаса мне было не до сна. Эльвира была беременна не только нашим потомством, но и новостями. От неё я узнал, что первым утренним рейсом завтра в наши палестины прибудет столичный десант. С самыми серьёзными намерениями и полномочиями.
Не таясь, но шепотом подруга сообщила мне, что московским парадом будет командовать наш общий друг генерал Севостьянов. Кроме того я узнал от неё, что нашу оккупированную партийно-театральными пидарасами провинцию будут шерстить птенцы Феликса. Это помимо МВД и генпрокуратуры. А так же мне было сказано, что к бригаде приданы печальные очкарики из Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Какая у всех этих ребят степень автономности и как они будут взаимодействовать между собой, Эльвира не знала. Но уверенно заявила, что координировать их действия будет Григорий Трофимович. Еще Клюйко обмолвилась, что сама она в межведомственную бригаду не входит. Официально не входит. Но, если приспеет такая нужда, то проверяющие её мнением совсем уж пренебрегать не посмеют. Так как все старшие по направлениям на этот счет строго предупреждены. Им, якобы, рекомендовано обращаться к старшему советнику юстиции Клюйко, как к эксперту по данному региону.
Последнее обстоятельство меня порадовало. Как и то, что всей московской стаей будет руководить старый добрый хищник дед Севостьянов. Это давало неплохие шансы на то, что воронка московского водоворота не затянет мои уши в мясорубку во время грандиозного шухера. С этими обнадёживающими мыслями я и уснул.
Спал я, несмотря на перенасыщение организма и половое размещение, хорошо. Проснулся от того, что меня толкала босой ногой в плечо нахальная девица. Считающая, что имеет на это право на основании того, что самостийно объявила себя моей невестой.
Поймав её за конечность, я какое-то время наблюдал, как она, шипя и ругаясь, прыгает на одной ноге, стараясь не упасть. Вкусив зрелищ и нехитрого развлечения, я, окончательно проснувшись, пошел принимать водные процедуры. Сначала в туалет, а потом в ванную. Настроение было непонятным. Зудящая неопределённость не помешала мне выпить чаю. Есть после вчерашнего обжорства не хотелось и завтрак я пропустил. Эльвиры, как и Паны, дома уже не было. Не обращая внимания на шипящую и шныряющую по квартире Лизавету, я начал собираться на службу.
Утренняя оперативка началась как обычно. Алексей Константинович шел ко мне по часовой стрелке. По пути щедро раздавая пряники и подсыпая перца под хвост тем, кто не укладывался в сроки. Настал момент, когда наши глаза встретились.
— Ты почему не выполнил моё указание? — бесцветным голосом озвучил он свою претензию. — Впрочем, чего это я! Насколько я понимаю, тебе уже и приказ начальника УВД не является обязательным к исполнению? Почему ты не передал дела Алдаровой? Только не ври мне, что она тебя вчера вечером не застала!
Майор, как я и ожидал, запиливал мне мозг. Ио делал это как-то без огонька и не изощрённо. Я чувствовал, что что-то здесь было не так. Слишком уж он по-вегетариански меня грызёт, без обычного куража и азарта.
— Ладно, за свои вольности ты мне ответишь позже! — на удивление легко отстал он от меня, даже не вспомнив про съеденные мной и подходящие к финалу сроки по двум уголовным делам, — А сейчас скажи мне, какие у тебя дела со Вторым секретарём обкома Матыцыным?
Данилин впервые за этот разговор вгляделся мне в лицо с неподдельным интересом. А я в свою очередь, впервые забеспокоился. Мне казалось, что я достаточно надёжно открестился от той фамилии, которую он мне только что назвал. Уголовное дело я давно передал в прокуратуру и, если какие-либо вопросы ко мне появились бы, то исходить они должны были никак не от майора Данилина.
— Нет у меня никаких дел с товарищем Матыцыным, Алексей Константинович! — как на духу ответил я чистую правду своему любимому начальнику, — Какие у меня могут быть с ним дела? Где я, простой следователь из района и где Второй секретарь обкома?
— Ну-ну… — явно сомневаясь в моей искренности, не поверил мне майор, — Ты, Корнеев, слишком мутный тип и веры у меня к тебе никакой! Если всё так, как ты говоришь, то почему тогда он тебя сегодня к себе вызывает? Только не ври, что не знаешь причины!
— Не знаю я! — говорить правду было легко, — Могу лишь предположить, что он тоже мне путёвку предложить хочет. Видимо, поветрие нынче такое у наших областных руководителей, товарищ майор! У всех одновременно проснулась совесть и они следователю Корнееву путёвки на море вручать! — решил я увести разговор в сторону и превратить назойливые домогательства начальника в фарс. — В связи с этим, Алексей Константинович, на встречу с товарищем Матыцыным я даже готов взять с собой Римму Моисеевну. А что, женщина она видная, с ней и поеду загарать! Римма Моисеевна, у вас купальник есть? Но только, чтобы приличный?
Старший следователь Шичко обожгла меня ненавидящим взглядом, но к моему удивлению, промолчала. Вчерашнего энтузиазма относительно выгрызания у системы своей законной порции южного солнца, моря и пальм у неё уже не было. Зато сослуживцы моё высказывание оценили и заулыбались.
