вернусь домой.
Я сбегаю вниз, распахиваю дверь гостиной и вижу, что моя мать смотрит свою любимую мыльную оперу, сидя на диване. Она быстро тянется за пультом и возится с кнопками в попытке выключить телевизор, вопящий в углу.
– В чем дело? – спрашивает мать, поднимаясь. – Что-то произошло?
– Нет. По крайней мере, пока нет, но мне нужно возвращаться домой. Мне не стоило оставлять Лауру одну.
Моя мать вздыхает, и я вижу, как расслабляется ее напряженное тело.
– Марк, ты пробыл здесь меньше часа. Лаура сможет справиться сама.
– Откуда ты знаешь?! Боже, как я вообще мог оставить ее одну? Как я мог быть таким идиотом?! Вдруг Лаура проснется? Бог знает, что ей может попасться на глаза! Она может прийти к каким угодно выводам. Черт, черт, черт! Мне нужно идти.
Николь шумно сбегает по лестнице и чуть не поскальзывается на плитке, тормозя прямо позади меня.
– Милый, присядь, – командует мать, обнимая меня за плечи и пытаясь усадить на диван. – Ты не в состоянии сесть за руль. Твой отец на кухне варит кофе. Уверена, он нальет чашечку и своему единственному сыну.
Я так сильно трясу головой, что зрение расплывается.
– Приглядывай за ним, – шепчет мать, проходя мимо Николь.
– Том, Марк хочет кофе, – кричит мама в сторону кухни, выходя из комнаты.
– Нет, мам, не нужен мне кофе. Мне нужно идти, – несусь я за ней.
Мама разворачивается, и в линиях ее лица отражаются такая тревога и беспокойство, что это разбивает мне сердце. Но все, что я могу сделать, это вымученно улыбнуться.
– Хорошо, милый. Хорошо, – идет на мировую она и внезапно кажется слишком тяжеловесной и изможденной для такой подтянутой, расторопной дамы.
Я ношусь из комнаты в комнату, лихорадочно собирая все, что попадется под руку. Хватаю телефон и пальто. Затем кручусь вокруг своей оси в каждой комнате в поисках мистера Снаглза, плюшевого медвежонка, которого я купил в больнице к появлению Кэти. А затем вспоминаю, что мохнатый коричневый медвежонок лежит рядом со своей прекрасной маленькой хозяйкой. Мистер Снаглз составляет компанию малышке Кэти.
– Марк, успокойся, пожалуйста. Ты так сляжешь, – советует Николь. – Я соберу вещи, пока ты заводишь машину.
– Глупости! – довольно громко восклицает мать. – Единственное, что тебе нужно взять домой, это себя. Все остальное сейчас не имеет значения. Николь права. Тебе нужно успокоиться или сам окажешься на больничной койке, а это точно ничем не поможет Лауре.
Я резко останавливаюсь посреди комнаты и безвольно опускаю руки вдоль тела. Порядок, яростной ревнительницей которого всегда была Лаура, превратился в хаос. Я жажду увидеть хоть что-то знакомое. Я понимаю, что наша жизнь изменилась навсегда, но, может, если мне удастся найти хоть какое-то напоминание о том, кем мы были, за ним последуют стабильность и покой.
– Ага, ты права, мам. Я поехал… – говорю я.
– Хорошо, – подтверждает Патрисия, хлопнув в ладоши. – А теперь отправляйся. И, бога ради, веди аккуратно.
Глава седьмая
Марк отодвигает шторы в нашей спальне, и мягкие лучи утреннего солнца щиплют мне глаза.
– Который час? – спрашиваю я, щурясь и запуская пальцы в спутанные волосы.
– Час, когда ты должна быть уже на ногах, ленивая задница, – шутит Марк. – Тебе нужно в душ. Ты воняешь!
– Спасибо. Я тебя тоже люблю.
Я пытаюсь сесть, но резкое движение головой становится для меня пыткой, и боль пронзает виски. Марк подает мне стакан с ледяной водой, стоящий на прикроватной тумбочке. Лед еще не начал таять, и я понимаю, что он принес его с кухни всего несколько мгновений назад. Наверное, он предвидел, что у меня будет раскалываться голова.
– Боже, у меня жуткое похмелье, – признаю я. – Должно быть, вчера я полностью отключилась – ничего не могу вспомнить.
– Ты правда не помнишь? – спрашивает Марк.
– Прости, вообще ничего не помню. Это был приятный вечер? Уверена, позже я все вспомню.
– Я в этом сомневаюсь, – бубнит Марк, садясь на корточки возле кровати.
Он не встает. Я пытаюсь поднять голову повыше, чтобы заглянуть за край кровати и посмотреть, что он задумал, но с каждым движением по позвоночнику расползается жгучая боль.
– Ты не пила вчера, – говорит Марк.
– Правда? А адское похмелье говорит об обратном, – я массирую виски кончиками пальцев.
– Должно быть, заканчивается действие успокоительного. Ты спала почти двадцать четыре часа.
– Успокоительное? – я сажусь прямо, мне кажется, что голова вот-вот лопнет. Зачем мне понадобилось успокоительное? Да еще и на весь день. Я не помню, чтобы, когда меня выписывали, в рецепте были указаны успокоительные, но опять-таки я не слишком обращала на это внимание. Этим занимается Марк.
Прищурившись, я смотрю вниз на Марка, а затем перевожу взгляд на пол. Почему он собирает осколки стекла с пола в спальне? Марк опускает голову, как только встречается со мной взглядом. Он даже не смотрит на меня. И на краткий жуткий миг мой собственный муж кажется мне чужим человеком. Я запускаю пальцы под ворот футболки и оттягиваю ее, но это не помогает, и мое горло все еще сжимается.
– Давай, Лаура, думай. Помнишь, как мы разговаривали на кухне? Ты была усталой и злой. Ты настаивала на том, чтобы все ушли, – Марк замолкает, а затем поднимается на ноги. Он смотрит на меня – наконец-то. – Ты настаивала на том, чтобы я ушел.
– Ушел? Что? Куда ушел? Это твой дом. Зачем мне выставлять тебя отсюда?
Марк не отвечает: он изучает меня взглядом. Мне это не нравится.
Не знаю, что это за успокоительные, но они меня убивают. Я закрываю глаза, и мне кажется, что мозг плавится и вытекает через уши. Я свешиваюсь с кровати – меня вот-вот вырвет. В голове внезапно возникают расплывчатые кадры, где я стою на страже у двери, держа в руках свою любимую хрустальную фоторамку. Я помню, что громко кричала. Должно быть, поэтому в ушах так звенит. Гнев и боль пронзили все тело и сосредоточились в руках. У меня побелели костяшки пальцев, оттого что я сильнее сжала рамку. Я все смотрела и смотрела на прекрасное фото, а затем внезапно со всей силы швырнула ее. Рамка разбилась на мелкие осколки, и мне стало жаль.
Я резко прикрываю рот руками. Марк. О боже! Я швырнула рамку прямо в него. Почему? Я была зла – это я помню, но, черт возьми, не могу вспомнить почему. Я открываю глаза, когда перед ними снова начинают вспыхивать картинки. Марк сидит на кровати рядом – он крепко обнимает меня руками за плечи.
– Мы справимся с этим, –
