том, как я весело проводила время с детьми. Я ложусь обратно на кровать, закрываю глаза и наслаждаюсь запахом.
Дальние родственники жмут мне руку и целуют меня в щеку. Я фокусируюсь на знакомом запахе пластилина, но он ускользает от меня. Мои органы чувств захлестывает новый запах. До меня доносится грубый аромат дешевого ладана. Мысленно я следую за этим запахом. Он приводит меня в игровую комнату, где я обнаруживаю тонкие белые свечи, мерцающие на маленьком невысоком столике, притаившемся в углу. Я ожидаю увидеть, что пол усыпан игрушками, плюшевыми медвежатами и парочкой сломанных мелков, но на меня смотрит идеально отполированный, скрипящий от чистоты деревянный пол из красного дуба. Эта игровая комната мне незнакома. Все игрушки сложены в коробки, помечены и убраны так высоко, что дети не смогли бы до них дотянуться. Не остается ни единого намека на то, что в этой жутко меланхоличной комнате когда-то играли дети.
В доме полно людей. Одни общаются… другие молча обнимаются… а третьи, как и я, чувствуют себя потерянными. Я содрогаюсь оттого, что грубое жало одиночества впивается в мои кости.
Большинство людей мне знакомы. Но как только я пытаюсь заговорить с кем-то из них, их лица растворяются у меня перед глазами. Один за другим все пропадают, и я остаюсь абсолютно одна.
Я перехожу из одной пустой комнаты в другую, пытаясь сложить вместе кусочки этого пазла, который так непохож на мою жизнь. Я вижу заднюю дверь и бегу к ней. Так трудно дышать. Мне нужно выбраться из этого дома. Мне нужен глоток свежего воздуха, а иначе я отключусь. Я вырываюсь на улицу и делаю глубокий вдох.
Марк в одиночестве на террасе. Он стоит спиной ко мне, но я вижу, как содрогаются его плечи. Он плачет? Я бросаюсь к нему и обвиваю руками за талию, но он отстраняется. Я снова пытаюсь обнять его, но он разворачивается и отталкивает меня – так грубо, что я спотыкаюсь и раню ладонь о ржавую боковую калитку.
Я сжимаю ноющую ладонь в кулак и гляжу, как кровь стекает вдоль костяшек.
– Это все твоя вина, – несвязно бормочет Марк. – Я тебя ненавижу.
Слова Марка мощным эмоциональным торнадо влетают мне в уши и крутятся, и крутятся в них снова и снова. Я в этом виновата! В чем я виновата? Что такого ужасного я сделала? Я хочу подойти к Марку, но он пятится от меня. Я медленно продвигаюсь вперед, но он стремительно удаляется. И исчезает из поля моего зрения. Я оглядываюсь вокруг. Наш маленький безопасный садик кажется огромным. Наш дом превратился в крошечное пятнышко вдалеке. Я беспомощна, одинока в сумрачном лесу, и поваленные деревья преграждают мне путь домой. Внезапно небо скрывают темные тучи, забирая с собой почти весь свет. Земля под ногами яростно трясется, и вокруг появляются огромные кратеры. Я заглядываю в их бесконечные глубины, и меня охватывает чувство покоя. Искушение бросить все и упасть вниз настолько сильно, что даже успокаивает. Мое тело яростно трясется, и я делаю шаг вперед.
– Ох, прости, я не хотела тебя напугать, – извиняется Эйва, усаживаясь на край кровати и скрещивая ноги. – Марк велел мне подняться и разбудить тебя. Кажется, тебе что-то снилось?
Эйва кладет руку мне на плечо и тихонько трясет мое сонное тело.
– Ага, снилось, – с запинкой произношу я, тряся головой и пытаясь вспомнить, где я нахожусь.
– Ты разговаривала во сне, снова и снова извинялась. В последнее время ты часто так делаешь, – Эйва кусает губу и отворачивается от меня.
Эйве совершенно несвойственно следить за словами, но, несмотря на то что моя голова спросонья в тумане, я понимаю, что она жалеет о последних словах, вырвавшихся у нее.
– Я уже сто лет жду, – добавляет Эйва. – Через несколько минут мне нужно возвращаться на работу, так что я просто хотела попрощаться, прежде чем уйду. Завтра снова загляну в обед.
Я тру глаза и киваю:
– Хорошо, звучит неплохо.
– Только на этот раз тебе все-таки придется встать с постели. Как бы сильно я ни любила Марка, он бесполезен, когда нужно обсудить подготовку к свадьбе, – говорит Эйва, смущенно посмеиваясь. – Мне кажется, ему скучно болтать о платьях, цветах и прочем. Он просто игнорирует меня.
Мое тело наконец перестает дрожать, и взгляд останавливается на подруге:
– Я поговорю с ним об этом. Прости, я даже не заметила, что он ведет себя грубо. В последнее время я какая-то рассеянная.
Голос Эйвы затихает, превращаясь почти в шепот:
– Это понятно, Лаура. Никто не ожидает, что ты сразу начнешь вести себя как обычно. Перестань давить на себя.
Я улыбаюсь, но внутри мне не становится легче.
– По поводу вчерашнего… – начинаю я.
Эйва тут же прерывает меня:
– Давай забудем об этом, ладно?
Я снова улыбаюсь, и на этот раз мне и впрямь становится легче.
– Послушай, такие вещи лечит лишь время. Не существует волшебной таблетки, которая мгновенно решит проблему. Но каждый новый день чуть лучше предыдущего, правда? Я не говорю, что время от времени не будут выпадать дерьмовые дни, но я все еще твоя лучшая подруга, и что бы ни случилось, это никогда не изменится.
– Спасибо, – захлебываясь, произношу я, снова чувствуя, что вот-вот заплачу.
– Ха, только послушай. Мои речи похожи на надписи на чертовых открытках от Hallmark[10], – Эйва раскрывает объятия и сжимает меня в них так крепко, что ребра впиваются во внутренности, но мне это нравится.
– Я и впрямь сказала Марку что-то дурное? – робко шепчу я. Мне не хочется портить момент, но я должна знать.
Эйва отпускает меня, понурив голову:
– Почему ты спрашиваешь?
– Значит, сказала?
Эйва не
