Но так можно было рассусоливать до бесконечности. В конце концов, в науке есть разумное правило: отрицательный результат исследования тоже полезен – он показывает, в каком направлении продолжать движение не стоит. Значит, все равно, какое направление я сейчас изберу. Ну-ка, какой ногой сделал я последний шаг перед тем, как остановиться на распутье? Правой. Следующий – за левой ногой. Вот и пойдем налево. Решено.
Пошел. Продвигаться ничто не мешало, только пригибаться пришлось пониже прежнего: в поперечнике труба уступала той, какую я уже миновал. Вообще это должно было означать, что я шел от какого-то центра (возможно, в «туннеле ужасов раньше был коллектор) к периферии. Ну что же, так и должно было быть: укромный выход не может находиться в слишком уж людном месте…
Так я подумал. И как бы отвечая мне, кто-то совершенно четко проговорил:
«Чучело могло бы уже и подойти. Не очень-то он аккуратен».
И тут же послышался кашель – громкий, мокрый, с хрипом, так что разобрать ответ не удалось.
Я остановился при первом же звуке. Но прежде всего, откровенно говоря, подумал, что дело дошло уже до акустических галлюцинаций. Хотя раньше за мной такого не замечалось. Однако кто-то кашлял так убедительно, что я поверил: это происходит на самом деле.
Но где?
Звук шел не спереди и не сзади, но откуда-то со стороны, опять-таки слева. Но слева была стена. На всякий случай я потрогал ее. Бетон. Без обмана. Надо пошарить как следует. Выше, ниже, по сторонам. Тут бетон. И тут. И тут тоже. И тут…
Но на последнем «тут» пальцы не встретили знакомой шершавой поверхности. Вместо нее зафиксировали дыру. Отверстие. Примерно на уровне моего колена. Сантиметров десять в диаметре. Я осторожно продвинул пальцы дальше – сантиметров на пять. Не встретил препятствия. Дальше не рискнул.
«Ну, мало ли что. В первый раз сюда добраться затруднительно».
«Пожалуй, надо было встретить его где-нибудь на подходе. Тем более если у него это с собой».
Говорят по-сальтски. Аборигены. Ждут кого-то, кто должен принести с собой что-то. Похоже, речь идет о наркоте или какой-то другой контрабанде, о незаконных кристаллозаписях, скажем. Чем они занимаются – это не главное. Главное вот что: обойтись без контакта с ними. Такие молодцы не любят посторонних взглядов. А мне сейчас осложнения ни к чему.
«Вряд ли он несет товар с собой. Да и не было такого уговора. Сейчас надо только договориться точно – когда. И чтобы меняться не тут, а у нас там».
«И надо бы еще поторговаться: слишком уж он ломит».
Вот как. Впору подумать, что все на свете заняты сейчас какими-то переговорами, не я один. Невольно хочется услышать и еще что-нибудь. Уйти я еще успею.
«Поторгуешься с ним, как же. Он и сейчас наверняка придет один – как же с ним станешь разговаривать? На пальцах не очень-то поспоришь».
Они – такое впечатление – где-то совсем рядом. За стеной?
Я опустился на колени. Приблизил лицо к отверстию. Осторожно потянул воздух ноздрями. Пахло кофе и табаком.
Понятно: тут раньше проходила труба, по которой тянулся силовой кабель (хотя это могла быть и газовая магистраль, в тех домах еще пользовались газом) – ответвление уходило уже непосредственно к потребителю.
Господи, да конечно же! После снесенных домов остались ведь не только коммуникации. Но и подвалы. Гаражи. Все прочее, что находилось под землей. Наверное, часть этих хозяйств засыпали, другая обрушилась сама. Но третья уцелела. И ею пользуются с неменьшим успехом, чем мы – карманом в туннеле. Наоборот, с куда большим, скорее всего, комфортом. Эти люди куда лучше нас ориентировались в здешней топографии, истории, во всем прочем.
«Ну что – сколько еще станем ждать?»
Снова кашель. А затем:
«Тихо! Гляньте-ка сюда!..»
Пауза. Я тоже невольно затаил дыхание.
«Похоже, он».
«Мы же его не отсюда ждали, ему надо было прийти сверху. Как это он ухитрился?»
«Разобрался. По нему сразу видно – тертый калач, на мормышку не клюет».
«Похоже, он и в самом деле налегке. При себе не имеет».
«Чего же он ждет, интересно? Стой, а может, это вовсе и не он? Опять забрел какой-нибудь идеалист, будет рельсы курочить. Сказать охране, и все».
«Хватит с меня того раза, когда мы так сделали. А пока они собирались, тот ухитрился упасть на шину, а ток еще не отключили, – ему не терпелось, наверное.
Стоит проверить, что за тип».
«Стоп, стоп. Он вроде бы прирос к одному месту. Может, просто пытается что-нибудь услышать? Осторожный, падла. Нас перехитрить хочет, что ли? Не пойму. Уж не ведет ли своих ребят? Если он решил, что мы уже и листву принесли… Стоит проверить, а?»
Снова пауза. Тишина такая, что отчетливо слышится, как падают – медленно, размеренно – капли сверху в том месте, которое я миновал с четверть часа тому назад.
«Значит, так: я остаюсь тут, а вы отсечете оттуда. Чтобы мигом!»
«Ладно. Три минуты».
«Через три минуты выхожу».
Так. Я напрягся. Интересно: у них там свой выход наверх? Скорее всего, да. А тот, что решил остаться, собирается проверить туннель – как он будет туда выбираться? Снаружи или у них в этом подвале есть и дверка сюда, в коммуникации?
Но так или иначе – забрезжил выход, хотя вокруг все та же тьма.
Из дырки донесся длинный скрип. Дверь заявила о своем существовании. Значит, там – выход на поверхность. А второй лаз, сюда?
Черт!..
Я в последний миг успел отшатнуться, попятиться, сделать два шага в сторону.
Оказывается, все это время я стоял возле самой двери – оттуда, из подвала, в трубу. Вообще-то это не было дверью, конечно, но люком – для инспекции и ремонта. И открылся он в нижней части бетонного цилиндра. Я невольно зажмурился: хотя вылившийся в отверстие свет был достаточно слабым, но меня он почти ослепил.
Всего лишь луч. Я напрягся. Если светлый конус сейчас повернется в мою сторону – придется мысленно извиниться перед владельцем фонарика. Лучше уж ему не смотреть в эту сторону…
Он посмотрел. И, естественно, заметил меня. Осветил. Но, по-моему, ничуть не испугался. Жаль. Потому что я рассчитывал на его замешательство и мой выигрыш во времени хоть на какую-нибудь секунду. Секунда – это много, если воспользоваться ею с толком. И будь на моем месте профессионал, он бы даже сейчас сумел ее выгадать. Нет, таким, как я, не следует ввязываться в подобные истории. Но сожаление часто приходит слишком поздно.
Тем не менее, я постарался поступить так, как на моем месте стал бы действовать какой-нибудь Бемоль. Я считал, что уже готов к действию, а моему противнику за эту секунду следовало, во-первых, выбрать способ действий, то есть либо атаковать меня, либо разорвать дистанцию, чтобы обезопасить себя от моего нападения; во-вторых, ему надо было переложить фонарь из правой руки в левую, чтобы затем правой выхватить оружие и тем обозначить свое преимущество. Но его руки только начали двигаться, а центр тяжести тела он даже не успел перенести на одну ногу, чтобы второй сделать шаг, а я уже одним прыжком налетел на него, сбил с ног и, пока мы оба падали, нашарил его оружие в кобуре на поясе и вытащил его. Всего лишь малый дистант, но в этой обстановке он был вполне достаточным, чтобы я почувствовал себя хозяином положения. Все-таки я – лихой мужик.
Тем более что в свете все еще включенного фонарика я успел увидеть, что даже с оружием мой оппонент не смог бы оказать серьезного сопротивления: он был уже в том возрасте, когда люди уходят на покой, и наверняка дорабатывал свои последние месяцы, а может быть, даже дни. Прижатый ко дну трубы, он даже не сделал ни одной попытки высвободиться. Только проговорил укоризненно:
– Смотри ты, какой прыткий! Да не жми, пожалуйста, так на брюхо, я поел недавно, а этак ты заставишь харчем хвалиться… Прямо раздухарился – хоть за пивом посылай. Чего ты от меня хочешь – листиков? А товар принес? А почему отсюда пришел, а не как сказано было?
Комедия, и только. Я ослабил колено, которым упирался в его брюхо, и проговорил:
– Не бойся, ничего я тебе не сделаю. Выведешь меня наверх – и гуляй на здоровье…
Проговорил?
Да нет. Я хотел сказать это. А на деле получилось:
– Нео… нио… ене… ела… ууу.
Чертова дребедень! Что это со мной?
Я еще раз попробовал сказать то же самое – и лишь повторил ту самую несуразицу. Распластанный подо мною ветеран, похоже, даже обеспокоился моим состоянием. И спросил:
– Эй, с тобой все в порядке? Чего зря стараешься? Захворал? Или перебрал слегка?
Я не ответил. Потому что уже понял, в чем дело.
В анатомии было дело, ни в чем другом. В инской анатомии, а точнее – в том, что совсем недавно я сам перестроил свое лицо именно по ее канонам. Так что теперь мой речевой аппарат полностью или почти полностью соответствовал инскому, а значит, я мог издавать лишь те звуки, какими пользуются ины и которые составляют лишь треть из того набора, что используется нами. Не случайно ведь ины не владеют большинством языков, существующих в населенной Галактике. Не из-за своего высокомерия, как считают люди, не понимающие сути дела; не потому, что не хотят, но по той причине, что не могут!
