тысяч, а возможно, и 70 тысяч лет назад. Эти данные опровергают гипотезу Мартина в целом, однако предложенная им идея о быстром вымирании видов заслуживает пристального рассмотрения. Используя компьютерные методы моделирования различных масштабов истребления животных небольшой исходной человеческой группой, Мартин продемонстрировал, что все крупные животные от Канады до северного побережья Мексиканского залива могли быть стёрты с лица земли всего за три столетия, если бы охотники позволяли собственной популяции удваиваться каждое поколение. Такие темпы роста вполне соответствуют репродуктивному потенциалу палеолитических охотников. Вот один из фрагментов расчётов Мартина:
«Представим себе, что в районе Эдмонтона находится сто древних индейцев. В среднем на одного охотника приходится 13 добытых животных в год. В семье из четырёх человек охотится в основном кто-то один, в среднем добывая одно животное в неделю… Охота идёт легко, а численность [группы] удваивается каждые 20 лет, пока стада животных в округе не поредеют, после чего необходимо искать новую территорию. За 120 лет население Эдмонтона увеличивается до 5409 человек, оно сосредоточено на протяжении фронта глубиной 59 миль с плотностью 0,37 человека на квадратную милю. За этим фронтом происходит истребление мегафауны, и через 220 лет он достигает северной части Колорадо [12]… Ещё через 73 года фронт продвигается на оставшуюся тысячу миль [до Мексиканского залива], достигая глубины 76 миль и максимальной численности населения чуть более 100 тысяч человек. В течение года фронт продвигается не более чем на 20 миль. За 293 года охотники уничтожают мегафауну в количестве 93 млн животных» [Mosimann and Martin 1975: 308].
Так или иначе, сценарий Мартина способен выступать наглядной иллюстрацией уязвимости крупных, медленно размножающихся видов животных перед охотниками-собирателями, которые намерены убивать больше добычи из-за репродуктивного давления и рисков ухудшения уровня жизни. Можно допустить, что истребление животных не было вызвано резким увеличением численности человеческой популяции, а являлось простой попыткой сохранить уровень питания и низкий уровень прерывания беременности и детоубийств в условиях сокращения количества хищных животных.
После того, как охота на крупную дичь в Новом свете прекратилась, на Американском континенте появились культуры, системы жизнеобеспечения которых напоминали аналогичные системы жизнеобеспечения охотников и собирателей «широкого спектра» на Ближнем Востоке. Детали процесса интенсификации и истощения наиболее отчётливо прослежены в примечательных исследованиях, выполненных в долине Теуакан под руководством Ричарда Макнейша из Археологического музея Пибоди. Долина Теуакан представляет собой длинную узкую впадину, расположенную в юго-восточной части мексиканского штата Пуэбла на высоте 4500 футов [1500 метров] над уровнем моря в окружении высоких гор, благодаря которым здесь присутствует жаркий и сухой климат. В эпоху Ахуэреадо (7000–5000 годы до н. э.) на этой территории шла охота на лошадей и антилоп вплоть до их полного истребления, после чего охотники начали активно уничтожать зайцев и гигантских черепах, которые тоже вскоре вымерли. По оценкам Макнейша [MacNeish 1972], в это время на мясо приходилось от 89 % до 76 % общего количества калорий, потребляемых охотниками в сезоны с максимальным и минимальным объёмом добычи. В последующие периоды – Эль-Риего (5000–3400 годы до н. э.), Кокскатлан (3400–2300 годы до н. э.) и Абехас (2300–1850 годы до н. э.) – максимальная и минимальная доля мяса в рационе в зависимости от сезона снизилась до 69 % и 31 %, 62 % и 23 %, 47 % и 15 % соответственно. Примерно к 800 году до н. э., когда в долине Теуакан появились полностью стационарные поселения, где основным занятием жителей было сельское хозяйство, доля калорий, приходящаяся на животные белки, стала ещё меньше, а различия в пищевом поведении между сезонами охоты и остальным временем года практически исчезли. В конечном итоге, как мы увидим в дальнейшем, мясо в древней Мексике стало роскошью, а его добыча и потребление породили одни из самых жестоких институтов в истории человечества.
Неумолимое снижение доли животного белка в рационе жителей долины Теуакан было следствием непрерывной череды циклов интенсификации и истощения, которые сопровождались усовершенствованием технологий охоты. По мере сокращения каждого отдельного вида животных охотники пытались компенсировать снижение отдачи от вложенных ими усилий за счёт использования более эффективных орудий и методов охоты. В ход пришлось пустить копья, копьеметалки, дротики, после чего использовались луки и стрелы, но всё было тщетно.
Согласно оценкам Макнейша, значение коэффициента эффективности труда (количество полученных калорий на одну затраченную) при охоте на кроличьи табуны в период Ахуэреадо составляло 2,5:1. В случае засады с копьём соответствующий показатель для начала эпохи Ахуэреадо был равен 3,2:1, однако в период Абехас он снизился до 1:1 и затем сошёл на нет. Для преследования оленей с дротиками этот коэффициент первоначально составлял 7:1, но по мере сокращения поголовья оленей он снизился до 4:1. В дальнейшем лук и стрелы обеспечили новое максимальное значение коэффициента – 8:1 или 9:1, но к тому времени дичи стало настолько мало, что мясо могло внести лишь незначительную лепту в рацион жителей долины.
В ходе долгих и бесплодных попыток сдержать последствия истощения фауны усилия жителей долины Теуакан по добыче базовых продуктов питания постепенно сместились от животных к растениям. Интенсификация растениеводства привела к постепенному увеличению доли одомашненных видов в том «широком спектре» растений, которые исходно добывались исключительно при помощи собирательства. К концу эпохи Эль-Риего группам охотников удалось одомашнить кабачок, амарант (щирицу), перец чили и авокадо. В период Кокскатлан к ним добавились кукуруза и бобы, и по мере того, как размер поселений увеличивался, а сами они становились всё более стационарными, значение этих культур неуклонно возрастало.
В соответствии с расчётами Макнейша, доля калорий, получаемых от одомашненных и/или культурных растений, в рационе обитателей долины Теуакан в период Эль-Риего составляла всего 1 %, но в период Кокскатлан она увеличилась до 8 %, а в период Абехас до 21 %. И даже к моменту появления первых стационарных поселений вклад одомашненных и/или культурных растений в общий объём потребляемых калорий составлял всего 42 %.
Как и в случае с охотой, интенсификация земледелия привела к появлению ряда технологических достижений. За огородничеством – примитивным предшественником садоводства – последовало земледелие, которое всё больше зависело от ирригации. Коэффициент производительности труда в этих различных системах производства продовольствия вырос с 10:1 до 30:1 и 50:1. Макнейш не рассматривает сценарий, при котором к переходу от охоты и собирательства к земледелию и ирригации привело последовательное снижение производительности труда – и я вслед за ним не стал бы настаивать, что такое снижение обязательно необходимо для объяснения перехода к более эффективным способам ведения сельского хозяйства. В конечном итоге, снижение поступления животных белков можно компенсировать лишь с помощью увеличения производства белков растительных. Важный момент заключается в
