грузов. Ламы и альпаки были бесполезны в качестве тягловой силы, а бизоны, которых вообще сложно укротить, обитали за пределами базовых территорий зарождавшегося сельского хозяйства и образования государств. Неспособность развивать технологии, основанные на использовании колеса, означала, что Новый свет оказался далеко позади в любых процессах, которые связаны с подъёмом и перемещением различных предметов, измельчением и обработкой сырья, в процессах, где принципиальную роль играют шкивы, шестерни, зубцы и винты.
Разный состав фауны двух полушарий в момент окончания массового истребления животных в эпоху плейстоцена повлёк за собой и другие последствия. Модели политической экономии, религии и пищевых предпочтений в обоих полушариях невозможно понять без учёта той роли, которую играли домашние животные в качестве источника животного белка. К этим темам мы ещё вернёмся в последующих главах.
Итак, возникновение оседлой жизни было ответом на истощение ресурсов, вызванного интенсификацией охотничье-собирательского способа натурального хозяйства. Однако на Ближнем Востоке после того, как люди предприняли усилия по налаживанию переработки зерна и строительству зернохранилищ, благодаря повышению уровня жизни и изобилию как калорий, так и белков, задача не допустить или не стимулировать рост населения стала крайне сложной. Модель питания со средним содержанием белка и высоким содержанием калорий снижала эффективность продления лактации в качестве средства контрацепции, женщины вели более оседлый образ жизни и могли одновременно ухаживать и за новорожденным ребёнком, и за детьми трёх-четырёх лет, на сельскохозяйственных работах масштабно использовался детский труд, а деревни могли расширяться за счёт целинных земель. Если около 8000 года до н. э. население Ближнего Востока составляло 100 тысяч человек, то незадолго до 4000 года до н. э. оно, вероятно, достигло 3,2 млн человек, увеличившись за четыре тысячи лет в 40 раз. Этот рост повлёк за собой возобновившееся давление на уровень благосостояния – именно так стартовали новый виток интенсификации производства и новый цикл истощения окружающей среды. Особенно уязвимыми к увеличению поголовья домашних животных оказались лесные ресурсы. Значительные территории Ближнего Востока покрылись зарослями кустарника, почвы стали разрушаться. Мяса вновь стало недоставать, качество питания падало, увеличивалось количество заболеваний, передаваемых домашними животными, возросло репродуктивное давление, и весь ближневосточный регион оказался на пороге новых колоссальных преобразований, которые затронут все стороны жизни людей. А ко всему этому добавлялась ещё одна цена, о которой пойдёт речь в следующей главе – цена нарастания войн.
Глава IV. Происхождение войны
Любой антрополог способен вспомнить несколько «примитивных» народов, которые, как утверждается, никогда не вели войн. В мой собственный список таких народов входят обитатели Андаманских островов, расположенных в восточной части Бенгальского залива, индейцы шошони из Калифорнии и Невады, яхганы из Патагонии, индейцы из испанских миссий в Калифорнии, семаи из Малайзии и недавно обнаруженные на Филиппинах тасадаи. Сам факт существования таких племён позволяет предположить, что организованные межгрупповые убийства, возможно, не были частью культуры наших предков из каменного века. Возможно, так оно и было, однако большинство имеющихся в нашем распоряжении свидетельств больше не подтверждают эту точку зрения. Считаные современные народности, находящиеся на уровне племенной организации, действительно не проявляют интереса к войне и стремятся её избегать, но некоторые из перечисленных выше культур были сформированы людьми, которых заставили бежать в отдалённые районы их более воинственные соседи. Однако большинство охотников-собирателей, известных современным наблюдателям, участвуют в том или ином виде межгрупповых стычек, в ходе которых отряды воинов намеренно пытаются убить друг друга. Антрополог Уильям Дивейл выделил 37 таких групп [Divale 1972].
Сторонники точки зрения, согласно которой война возникла вместе с появлением поселений сельского типа и ростом государства, утверждают, что жизненный уклад сегодняшних охотников-собирателей не даёт подлинной репрезентативной картины того, что представляли собой доисторические народы. Некоторые специалисты даже считают, что любые примеры вооружённых столкновений между охотниками-собирателями свидетельствуют о размывании «первобытного» уклада в результате прямого или косвенного контакта с обществами, вышедшими на государственный уровень. Археологам пока не удалось разрешить это противоречие. Проблема заключается в том, что в войнах дописьменного периода истории людям приходилось пользоваться тем же самым оружием, что и во время охоты, а при исследовании скелетных останков непросто обнаружить признаки смерти от ранений, поразивших жизненно важные органы. Самые древние останки изуродованных и расколотых человеческих черепов относятся ко времени порядка 500 тысяч лет назад или более. Знаменитые черепа синантропа («пекинского человека») были проломлены у основания – возможно, это делалось для того, чтобы добраться до мозга [15]. Именно так выглядит привычная практика современных каннибалов, многие из которых считают мозги деликатесом. Но как установить, погибли ли в сражении люди, которым принадлежали черепа? В наше время жертвами каннибализма в значительной степени оказываются не враги, а почитаемые ближайшие родственники. Что же касается расколотых черепов, то некоторые современные народы, например, манусы из Новой Гвинеи, бережно хранят черепа близких родственников и используют их в ритуалах. Так что если мы хотим получить первые действительно надёжные археологические свидетельства ведения войн, то нам необходимо обратиться к более поздним временам, когда началось строительство укреплённых деревень и городов. Самым древним из них является Иерихон добиблейского периода, где ещё к 7500 году до н. э. появилась сложная система стен, башен и оборонительных рвов или канав, не оставляющая каких-либо сомнений в том, что война к тому времени уже была важным аспектом повседневной жизни.
По моему мнению, война представляет собой очень древнюю практику, однако в ходе сменявших друг друга эпох дописьменной и письменной истории ей были присущи разные характеристики. В период верхнего палеолита масштаб межгруппового насилия, скорее всего, был умеренным в силу отсутствия резко очерченных территориальных границ и частых изменений состава человеческих коллективов в результате браков между родственниками и нередких перемещений людей из одной группы в другую. Как демонстрируют различные этнографические исследования, постоянное ядро типичной группы современных охотников-собирателей меняется не только от сезона к сезону, но даже изо дня в день, поскольку семьи постоянно перемещались между стоянками родственников мужа и жены то в одну, то в другую сторону. Несмотря на то, что люди отождествляют себя с территорией, на которой они родились, они не обязаны её защищать, чтобы добыть себе пропитание. Следовательно, приобретение дополнительной территории в результате разгрома или уничтожения сил неприятеля редко выступает осознанным мотивом для вступления в сражение. Обычно группы начинают схватку из-за накопившихся личных обид между влиятельными людьми. Если лица, имеющие зуб на кого-то другого, способны набрать достаточное количество родственников, сочувствующих их делу или имеющих собственные претензии к представителям группы, избранной в качестве мишени, то из них можно организовать войско.
В качестве примера войны между группами
