Инструктор надевал на шею каждому новому гражданину деревянную плашку на цепочке. Эти «деревяшки» походили на временное удостоверение Крокодила, как «БМВ» на «Запорожец». Когда последний в группе получил свое право, песня звучала на весь лес. Откуда-то появились трещотки, погремушки, самодельные барабаны; новые граждане – абсолютно, феерически счастливые – ринулись в танец вокруг костра. Крокодил ощутил зависть.
Новички, прибывшие сегодня, зависти и не скрывали. Крокодил исподтишка стал разглядывать лица: Полос-Над сидел грустный, воображал, наверное, что уже сегодня мог бы танцевать с победителями. Зеленоволосый Тимор-Алк устроился в стороне, плотно сжал губы и смотрел мимо танцующих, мимо огня, в пространство.
«Это наше право. Мы здесь по праву. Жены рожают детей – по праву. Учитель растит росток – по праву. Мы здесь по праву».
Тимор-Алк встал и ушел в темноту. Никто даже не повернул головы.
Крокодил, тоже сидевший чуть в стороне от общего праздника, поднялся раньше, чем понял, зачем.
Белая спина Тимор-Алка далеко виднелась в светлой ночи. Крокодил догнал его. Мальчишка обернулся резко, как распрямляется пружина:
– Чего ты ко мне привязался, мигрант?!
Крокодил опешил. Зеленоволосый был, кажется, на грани истерики.
– Ладно, иди себе, иди…
Тимор-Алк ушел, шелестя травой. Крокодил постоял, слушая шум у костра. Вернулся в лагерь, неторопливо выбрал себе гамак и лег, не надеясь уснуть, глядя сквозь ветки в залитое светом небо.
Подростки из прежней группы, и с ними инструктор, уехали после полуночи, и в лесу снова сделалось тихо.
* * *
– Человек – свой хозяин.
Айра, чисто вымытый, с каплями речной воды на груди и плечах, стоял перед претендентами. Все – и Крокодил – стояли перед ним, одетые в короткие свободные штаны.
– Человек не позволяет обманывать себя. Человек видит то, что есть, а не то, что хотелось бы.
Айра не закладывал руки за спину, не скрещивал на груди, не тер ладони, ничего не вертел в пальцах и не помогал себе жестами: его руки были опущены, но язык не поворачивался сказать о них – «висели». Айра говорил – «человек», и Крокодил понимал, что используется слово с множественным значением: «полноправный гражданин», «хозяин». Он понимал, что по-русски это звучало бы по-другому, и маялся, как принцесса, которой под матрац подложили булыжник.
– Мы живем на войне, мы – тонкая мембрана, поле борьбы между материей и духом, которые вечно спорят, что первично. Человек – боец обеих армий. Человек – пограничный знак.
Мальчишки слушали, кто жадно, кто с некоторой робостью. Что они понимают, думал Крокодил. Я не понимаю ничего, или почти ничего. Или это ритуальные заклинания, в которых не должно быть особого смысла? Человек как поле борьбы между материей и духом… Обалдеть.
– Проба – это Большой Смысл. Отрицательный результат – тоже результат; я говорю это потому, что не все из вас получат удостоверения. Тот, кто не получит, должен помнить: это не конец жизни. Это тоже ответ, пусть нежелательный. Но это ответ.
Утешительно, подумал Крокодил. Четверо парней во главе с Полос-Надом, завалившие досрочное испытание вчера, казались подавленными и глядели на Айру исподлобья.
– Сегодня ваш первый подход к Пробе. Вижу, вы успели переодеться. Теперь возьмите вот это.
По его команде двое парней вытащили на середину поляны огромный кожаный тюк, внутри которого скрежетало железо. Разложили на траве, вчера вытоптанной до голой земли, а сегодня с утра опять зазеленевшей. Крокодил вытянул шею: внутри, на потертой коже, лежали большие ножи в деревянных ножнах: три десятка одинаковых ножен с торчащими из них рукоятями.
– Разбирайте.
Крокодил подавил желание кинуться к тюку в числе первых. Небольшая свалка имела место, а Крокодил не опускался до толкотни с подростками. Выждал несколько секунд и взял лучший из трех оставшихся ножей – вернее, убедил себя, что этот лучший. Определять не было ни времени, ни возможности.
Ножи оказались тесаками – широченными, очень острыми, грубыми клинками. Несколько минут ушло на изучение, пробы, попытки обмена. Крокодил одним из первых додумался, как прицепить ножны к поясу.
Вооружившись, полуголые мальчишки сделались похожи на стаю маньяков. Крокодил еще раз проверил, нельзя ли подтянуть ножны повыше; на бегу, думал он, эта штука набьет мне здоровый синяк. А если откуда-то свалюсь – вообще рукоятью проткнет внутренности.
– Человек – свой хозяин, – медленно повторил Айра, расхаживая по поляне. – Хозяин и тела, и духа… Камор-Бал, сколько ударов сердца за единицу?
Крокодил помотал головой, пытаясь сообразить. Единица – в местной системе величин чуть больше минуты. Удары сердца – это просто пульс. Парня спросили, какова у него частота пульса в данный момент; парня зовут Камор-Бал. То, что Айра запомнил все имена с одного раза, стало ясно еще вчера.
– Семьдесят, – не считая пульса, отозвался Камор-Бал, невысокий тощий паренек с очень длинными, собранными в хвост волосами.
– Ты уверен?
Парень чуть напрягся:
– Семьдесят два.
Айра кивнул:
– Внимание всем: сейчас мы побежим и будем бежать долго. Но ваша выносливость меня интересует во вторую очередь. В первую очередь вы мне продемонстрируете способность быть своим хозяином. Всем понятно?
И он глянул прямо на Тимор-Алка, стоявшего в стороне от всех с тесаком на боку – очень бледного и бесцветного в это утро, если не считать зеленого газончика на голове.
* * *
Крокодил пристроился на этот раз в самом хвосте колонны, а парень-метис занял место перед ним. Претенденты бежали цепочкой – сперва по мягкой тропинке среди леса, потом по каменистой дорожке над обрывом. Крокодил успевал вертеть головой: дорожка все круче забирала вверх, и открывался вид на утреннее море, гладкое и сиреневое, будто кисель в огромной чашке.
В последний раз он ходил босиком в деревне у бабушки. Его бабушка была горожанкой в третьем поколении, на старости лет купила дом в деревне и очень об этом жалела. Огород у нее весь порос лопухами. С соседями отношения не сложились. Тем не менее считалось, что ребенку летом место в деревне, и маленький Андрей неделями скучал, читал желтые подборки журналов, предназначенных для растопки, и ходил босиком. По траве – отлично, по песку – приятно, по нежной, как пудра, пыли – замечательно, по жирной дорожной грязи – великолепно…
На лесной тропинке его ступни сперва разогрелись, потом начали саднить. Мелкие камушки впивались в подошвы, но, в целом, дело было терпимое; ребята, бежавшие вместе с ним, тоже не босоногими выросли. Эти «эльфы», или «туземцы», предпочитали очень удобную обувь: Крокодил успел оценить их сандалии с мягкой подошвой.
А теперь, сдавая экзамен на право быть полноправным гражданином, они шлепали по камням босыми пятками. Практической пользы от этого не было никакой – символический акт, «преодоление себя». «Быть своим хозяином» – если разобраться со словами, которые в этом новом родном языке имели немного другой смысл, означает всего лишь «владеть собой». Обряд инициации подростков в постиндустриальном обществе… В случае с Раа – в пост-постиндустриальном…
Деревянные ножны хлопали по бедру. Он еще относительно удачно их приспособил: синяк будет, но не страшный. Штаны из грубой материи натирали нежную кожу. Не прислушиваясь к физическим неудобствам, Крокодил вертел головой: он разглядел суденышко на горизонте, разглядел быстрый старт далекой, видимо, ракеты – сверкающую белую линию, рванувшую вверх и растаявшую в сиреневато-синем небе. Он разглядел стаю белых птиц высоко над островом – они парили, как воздушные змеи.
Потом он наступил на острый край камня, да так неудачно, что порезал ногу, и подошва начала слегка кровоточить. Драматический эффект, подумал он весело. Инициация у первобытных народов обычно связана с кровью: смерть и новое рождение, муки и радость. Надеюсь, в своем садизме организаторы мероприятия не зашли слишком далеко?
Не думает же Айра, что Крокодил не в состоянии пробежать с мальчишками пару десятков километров? С другой стороны, это деление на полноправных и зависимых граждан – по какому признаку? По какому принципу, неужели спортивной подготовки, выносливости и готовности терпеть самодурство начальника?
Ноги стали болеть всерьез, прямо-таки дергали на каждом шагу, и Крокодил отвлекся от созерцания окрестностей. Время было подбодрить себя: он видывал и не такое. Он бегал кроссы с полной выкладкой, в сапогах, под знойным июльским солнцем. А пацаны такого опыта не имели и понемногу выматывались: вот один начал медленно отставать, пропуская товарищей и продвигаясь вдоль колонны все ближе к хвосту; вот другой сбился с шага, запрыгал на одной ноге, отодвинулся на обочину. Его огибали боком, втянув живот: тропинка была узкая, справа зиял обрыв. Зеленоволосый Тимор-Алк держался, не сбивался с шага, и Крокодила это почему-то радовало.
