Издание «Сноб» публикует статью Владислава Иноземцева «Главная болезнь России»6 с показательным подзаголовком: «Наша страна никогда не станет великой и успешной, если не избавится от провинциализма». Сам по себе тезис верен. Однако автор буквально трактует его в духе победившей мифологии центра и периферии. По его мнению, избавление от комплексов провинциализма заключается в осознании себя полноценной частью общеевропейского дома со всеми вытекающими последствиями, но страна все норовит свернуть с единственно верного пути: «Россия как современная нация сложилась в статусе европейского фронтира, как держава, окрепшая на окраине Европы, однако так и не решившаяся объявить себя ее полноценной частью». Вместо этого «воображаемая „евразийскость“ превратила ее в провинцию, отодвинула ее от Европы, но не приблизила к Азии», из-за этого «мы не знаем, кто мы, а потому не верим в себя». Поэтому единственный вектор движения – Запад, все остальные воспринимаются как «копошение», погрязание в болоте и сугубо искусственные. Рассуждая о провинциализме России, Иноземцев концентрируется на «центристской» модели в терминологии Лотмана. Отвергая дружескую руку Запада, Россия попадает в психологическую ловушку, производящую образы врага. По мысли автора, провинциализм – «главная болезнь современной России», который обрекает страну на участь мирового изгоя. В победившей на настоящий момент мифологии центра логика автора ясна. Но вот не понятно как быть с тем, что Россия скатилась на мировую периферия именно тогда, когда отказалась от своего лица, от себя, согласившись полностью отформатироваться под европейский формат. Да и проблемы самоидентификации возникли, когда долго и упорно настаивали на том, что никакого особого индивидуального пути нет и быть не может, а есть только общие и обязательные для всех европейские лекала…
После падения СССР за Россией окончательно закрепилось тавро мировой провинции, а значит и территории хаоса. Сейчас есть шанс на избавление от шатаний и осознание себя равноценным и автономным центром, который не противостоит всему прочему миру, а включен в его общую симфонию. Возможно, это и есть та самая русская «всечеловечность», о которой писал Достоевский в «Дневнике писателя».
Причем этот шанс заключается в преодолении раскола между Западом и Востоком. Да и противопоставление центра и периферии вредно для отечественной культуры, оно разрывает ее, провоцирует нестабильность. Традиционное самосознание присущее русской культуре совершенно иное.
Юрий Михайлович Лотман на примере произведения «Фрегат „Паллада“» Гончарова говорит о том, что «интерес к разнообразию культур, открытость „чужому“ есть реальная специфика русского сознания». Пространство этой книги «перемещается из мира западного в мир восточный, в обоих случаях сохраняя свою специфику, и способность понимать внешнее пространство, не будучи от него отгороженным». Причем, это не является своеобразием только лишь гончаровского художественного мира, а общая «позиция повествователя в русской литературе после Пушкина», которая отлична от деления мира на экзотический и цивилизованный. Этим преодолеваются модели центризма и эксцентризма, которые являются ограниченными, своеобразными недугами страны.
Отечественный культурный код состоит в преодолении противопоставлений, в уходе от логики раскола и розни, которая стране постоянно навязывается. Она не замыкается в себе, а вступает в полемику с западной романтической мифологией центра, выступающей идеологическим обоснованием постоянно мимикрирующей практики колониализма.
Именно попытка стать иным, чем ты есть на самом деле, ведет к непониманию себя, забыванию себя настоящего, а соответственно к пространственному блужданию и хождению по кругу. Рецепт здесь прост, он сформулирован еще Гоголем в «Выбранных местах из переписки с друзьями»: «Поблагодарите Бога прежде всего за то, что вы русский. Для русского теперь открывается этот путь, и этот путь есть сама Россия. Если только возлюбит русский Россию, возлюбит и все, что ни есть в России».
Свой текст Лотман завершает переходом от географических оппозиций к временным характеристикам. Отсутствие четкого понимания своего пространственного положение ведет к временной неопределенности: «В настоящее время в России не сложился облик будущего, и поэтому столь туманно и неопределенно выглядит прошлое, но одновременно определенность прошлого и будущего – естественный результат того, что настоящее еще не отлилось в законченные формы и постоянно меняет свое лицо. Для того, кто будет описывать нашу современность из далекого будущего, она будет выглядеть необычайно интересной. Для современника же это – напряженная смесь трагических опасений и надежд». Напомним, это 1992 год. Прошло больше двадцати лет, но все это не утратило своей актуальности.
Р/S: В свое время СССР разорвал традиционную дихотомию «Запад-варварство». Возник совершенно новый центр, который не укладывался в это противопоставление. Как писал Александр Панарин: Советский Союз «был уникальной, не предусмотренной Западом, для других народов перспективой самостоятельного прогресса и приобщения к стандартам развитости» («Стратегическая нестабильность в XXI веке»).
Новый колониализм в борьбе с суверенитетом
Парад суверенитетов сменился тенденцией к активной его сдаче. По крайней мере, вопрос о его целесообразности, необходимости в контексте новых всемирнодемократических реалий на повестке дня. Суверенитетами все будто бы объелись. Он воспринимается, как тяжкое бремя, и силен соблазн его скинуть, искушение трактовать как нецелесообразность.
Параллельно с этим идет процесс восстановления империй-сюзеренов. Европейской и Североатлантической, которые заново восстанавливают свою колониальную систему. Принцип собирания этих старых-новых колониальных систем извечен: бубенцы-пряники сочетаются с огнем и мечом.
Ставится под большое сомнение основной принцип международного права – право каждой нации на самоопределение. В процессе установления колониального миропорядка далеко не каждая нация имеет на это право. Есть неразумные нации, для которых это опасно. Плюс это право может быть отчуждено. Внешне все это прикрывается вполне себе гуманистической системой взаимоотношений: учитель-ученик.
Выбор здесь опять же в соблазне пресловутой банки баварского пива. Тот же ставший печально знаменитым опрос «Дождя» относительно защиты Ленинграда или сохранения жизней. Это в плоскости защиты-сдачи суверенитета. Этот опрос был одним из тестов в этом направлении. Вирусная идея запускается в общество, где начинает жить своей жизнью и перерасти в пандемию.
Экспроприация суверенитета может проходить под лозунгом борьбы с неправедным государством, сменой проштрафившегося режима, избавления от тотальной коррупции. Те же украинские радикалы заявляют, что они борются якобы не против русских, их цель – Москва с имперскими амбициями. На деле – очевидная тенденция к притеснению прав русских, как основная стратегическая линия нового режима.
Надо понимать, что корень всех украинских событий не в борьбе за власть, не в реставрации бандеровских, фашистских идей, не в национальном вопросе, а в борьбе с собственным суверенитетом под маской евроинтеграции. За двадцать лет независимости государственность на Украине обанкротилась, поэтому предлагается поиск ее новых форм…
Сдача суверенитета начинается с разговоров о независимости и свободе. Обозначается внешний жупел, перед лицом которого общество должно консолидироваться и изменить свой курс. Предлагается выбор, как в том же самом опросе «Дождя»: жизнь или смерть, банка баварского пива или сражение. Для Украины этот выбор сформулирован как настоящее, несовершенное, Россия – идеально-должное, мечта, Евросоюз. В такой оппозиции общество легко мобилизовать на мечту. При этом оно будет отторгать реальность, как связанную с несовершенством, с тем, что категорически отвергается, от чего устали. Наступает опьянения мечтой, для достижения которой все средства хороши. В этом опьянении общество становится крайне податливым, зависимым и управляемым. Когда толпа настроена – управлять ею легко, она пойдет куда угодно за мечтой, пока не поймет, что уже по горло в воде, а почва уходит из-под ног.
В России сдача суверенитета может проходить под лозунгом установления многих суверенитетов, что происходило в девяностые годы. Сейчас этот процесс контрабандой продвигается, например, под раскрученным либеральным трендом «неединая Россия». Будто бы единство страны давно уже условность, шитая гнилыми нитками, которая распадется при первой же возможности. Вначале этот тезис будто бы бросается, походя, потом невзначай подбирается и постепенно возводится в аксиоматическую формулу. После чего можно говорить утвердительно: как известно…
