Та другая – имперская. У нее «танки, ядерные бомбы, ксенофобия, сладкие, как конфеты, патриархи, завоеванные земли, самолеты, лихие пропагандисты-империалисты». За ней массы. Они «полупреданные-полумеханические обожатели сильной власти». Всех их и людьми то едва повернется язык назвать. Кто не с нами – тот не человек – классическая по нынешним временам формула.
Эти две России, как две дерущиеся бабы. Одна тощая, незаметная. Тургеневская девушка с верой, что еще можно перевоспитать, переделать свою визави. Другая – ядреная, боевая, но с трухлявым нутром. Она накинулась с ненавистью. Ненависть – это ее все, иначе она бы не была такой ядреной. Ненависть спасает до поры от внутренней трухлявости.
Ярая баба топит в говне его умозрительную Россию, та тонет, но всегда вновь выплывает. Такова история: две бабы дерутся, две России, примиряются на какое-то время и вновь друг друга колошматить. Все это движется обидами толстой бабы, у которой «ни скорости творческой мысли, ни гениальных озаренией. Она умеет давить, храпеть, врать. Мастер хитросплетений, режиссер провокаций, она ловко прикидывается сумасшедшей, соединяя юродство с военным барабаном. Она может отважиться на то, на что никто не отважится: на отмену общечеловеческого сострадания во имя собственных обид». Эти обиды гиперболизируются и обретают черты инфернального.
В отличие от историка у писателя нет ненависти только лишь к Советскому Союзу. Проблема здесь намного шире: «жандармы, черносотенцы, большевики, пьяные моряки». Союз возник не на пустом месте. Ерофеев пишет, что ему часто снятся «новые славные мракобесы». Они не душат его, нет, а только удивляют своими «обаятельными, постными лицами». Мракобесие, видимо, здесь нечто коренное, практически иконописное – скрипучая телега, преследующая отечественную историю.
Писатель, несмотря на все, твердо убежден в конечной победе своей малосисястой. России, сохраненной в его голове, где и творческие мысли, и гениальные озарения, так как она, по его мнению, «по-человечески соразмерна божественному творению. А та, кто ее ненавидит, ославится вместе с постным кумиром».
Россия Тургенева – это, конечно же, прекрасно. Но ведь у Ивана Сергеевича были и такие слова: «Если бы Россия со всей своей прошедшей историей провалилась, цивилизация человечества от этого не пострадала бы». Собственно, и эту тщедушную ерофеевскую вполне можно обратно поместить себе в голову или отправить за океан к мечте Ускова, сделать фольклорную деревню, а здесь все пусть провалится в тартарары. И никто бы не пострадал, всем было бы только лучше. Есть такое удивительное свойство наших прогрессивных деятелей – близорукость. Все, что находится вблизи, расплывается и обретает какие-то странные фантасмагорические очертания.
И ведь никто не предполагает, что та умозрительная, та далекая из штата Мичиган может быть фикцией, миражем, который своей линзой коверкает реальность, превращает его в королевство кривых зеркал. И борьба происходит со своими же фантомами, потому как реальности никто не воспринимает, а все боятся нарушить свою сказку, выйти за пределы искривляющей пространство линзы. Вдруг окажется, что та баба вовсе и не такая толстая, и не такая агрессивная, и все это не недочеловеки Мордора, а обычные, как и во всем мире люди из кинофильма «Москва слезам не верит». Чем дальше, тем сложнее вернуть такт реальности, собственные мыслительные фантомы структурируют новую реальность, к которой ты впадаешь в полную зависимость.
Секрет весь в том, секрет свободы, что полюбить надо, впустить любовь, дозволить ей быть, а не ненавидеть. Ведь здоровая, в терминологии Ерофеева, баба как раз всю жизнь возилась с тощей. Вынянчила, последнее отдавала, жертвовала собой. Разве кто-то готов это вспоминать, когда тощая вдруг решила, что та ей больше не нужна и, мало того, помеха на пути к большому заморскому счастью?..
Это все-таки что-то психологическое, когда человек ощущает себя в окружении говна, болота с жабами. Это кризис безлюбовного сознания. Апофеоз ненависти, которая плодит мысленных жаб.
В случае, если не готов принять внутреннюю дифференциацию России на творческую и реакционную, не готов играть в прятки: Россия здесь – там, то тебе попросту объяснят и расскажут про эволюционную гонку и естественный отбор, про народы прогрессивные и отсталые.
Публицист Андрей Мовчан в статье «Иллюзия величия, или Хотят ли с русскими войны»9 проговаривает достаточно распространенную мысль о цивилизационном скачке, который совершили прогрессивные страны. Автор считает, что он заключается в коренном изменении представлений человека о мире и о своем месте в нем: в развитом мире «лишили человека эксклюзивности, вынесли отношения с Богом в морально-этическую сферу, перестали смотреть на природу как на „наше хозяйство“, а на себя – как на царей мира. Люди стали достаточно „великими“, чтобы позволить себе признать свою малость, – и именно это изменение сознания позволило гуманизму, толерантности и парадигме эффективного сотрудничества прийти на смену жестокости, нетерпимости и парадигме соперничества». Мысль эта, мягко говоря, достаточно спорная и больше выглядит лозунгом, который необходимо принять на веру, но не в этом суть. Раз есть развитые страны, существуют и отсталые, причем отсталость коренится не в развитии производства, технологий, уровне грамотности, медицины. Отсталость – в человеческих мозгах, произошла эволюционная дифференциация на старого неконкурентного человека и нового.
Россия, по мысли Мовчана, подвержена комплексам собственной исключительности, и эта исключительность ощущает себя во враждебном окружении. Схожие комплексы наблюдаются у стран в Центральной Африке, Ближнем Востоке, Латинской Америке. «Трезвый взгляд» на Россию у автора заключается в осознании того, что мы находимся на мировой периферии, и нами интересуются разве что редкие энтузиасты-ученые не от мира сего. Это аксиома для либерального прогрессиста, в центре картины мира которого неизменно находится западная цивилизация. Иначе он мыслить не может и не пытается. Все остальное – все, чем мы привыкли гордиться – иллюзии.
Утверждается, что проблемы все в том, что мы так и не смогли изменить человека, как бы ни форматировали ему мозги в последнее время. Вопрос даже не в открытости и обучаемости его, а скорее в деградации. Он завяз в прошлом, которое разъедает его, и чтобы он ни делал, все время откидывается назад. Поэтому единственный выход – в обогащении генетического материала: завезти как можно больше эмигрантов и полностью до основания перепрошить собственные мозги.
У Мовчана это называется «признать реальность», в которой «мы – как страна, как народ, как территория – нуждаемся в максимальной открытости, самом высоком уровне взаимодействия с внешним миром, колоссальном притоке эмигрантов и иностранных капиталов, существенном усилении роли „чуждых“ сегодня парадигм, верований, привычек и моделей. Мы должны быть гибкими, приветливыми и достойными доверия; мы должны не отвергать, а подсматривать и копировать. Мы должны не угрожать, а создавать комфорт. Мы должны развивать не эгоцентризм, а эмпатию». Только так мы можем претендовать на образцовость и эталонность США. Только так мы можем вписаться в цивилизационный естественный отбор.
Согласно прогрессивному мыслителю наша реальность – пустыня, в которой влачат существование люди, обуреваемые всевозможными комплексами. У них что-то было в прошлом, что пока еще сложно предать безоговорочному отрицанию: культура в 19 веке, наука и Победа в веке 20-ом, но все это пало под спудом комплексов. Единственный наш шанс – перестать быть самим собой. Как и в ситуации с СССР совершить коллективный суицид.
Картина мира сложилась понятная: есть прогрессивные страны, есть эталонные, есть новый человек, совершивший гигантский эволюционный скачек. Кто не с нами, тот… не пройдет естественный отбор и растворится в пустоте на цивилизационном отшибе. Так что ничего личного и никаких мысленных жаб и дерущихся девок. Конкуренция за монополию центра, права решающего голоса, все остальное – лирика.
Мы должны научиться любить себя
Помню, что в возрасте четырех-пяти лет очень удивлялся, размышляя о том, что мешает человеку быть добрым и любить. Делай добрые вещи, люби людей – будешь хорошим, и все тебя будут любить. Чего же проще?..
И ведь на самом деле: есть простые вещи, которые мы перестаем замечать и осознавать, следуя логике простых решений. А это не одно и тоже.
Гуляли с дочкой-подростком в Питере. Пытался узнать, чем интересуется, чем живет. Она в Гатчине, я в Северодвинске и так уже пять лет. Она рассказала, что смотрит много документальных фильмов о политике, интересуется событиями на Украине, с гневом начала говорить об Америке, которая всем навязывает свою точку зрения. Несколько слов сказала о нашем президенте, которые, по ее словам все делает правильно.