Путь представлен и в «Ястребе». Ястреб в небе, мышь в траве. Двигающийся по горизонтали, по полю человек все ниже опускает голову и все более походит на суетливую мышь. Движение по полю без перспективы какого-либо холмика, какой-либо возможности взлета – жизнь в состоянии дремы. При этом «кружит ястреб выше, он зовет в далекий край» – туда, где был смысл, где был ты настоящий, с высоко поднятой головой и стремящийся вверх, а не погрязший в снежной плоскостной пустыне, путающей и обвивающей ноги. В этой полевой пустыне, погруженности в приземленное, нет никакой цели и смысла, а только грядущая погибель. Ее уже призывают воющие волки.
Надо подниматься вверх, на холм, на Голгофу, на крест, где уподобиться Тому, Кто «смертью смерть поправ».
Бред, что рожденный ползать, летать не может! В каждом есть не мышь, но ястреб. Не трусливая добыча, а смелый воин-путник. Мышь – это увечье, извращение человека. Только это надо осознать, не погрязать в своих калечинках, а громко заявить: «Ястреб – это я».
«Мясотело» опять же о той калечинке, переросшей в предательство и извратившей душу – Родину, в которую «вселился пьяный бес». Это наша недавняя история с ощущением повального сумасшествия, восставшими окраинами, несущей гибель войной в Чечне, отчаянием. Все это «нереальное кино», запущенное предательством, сходом с пути, падением вниз, когда «полетело все к чертям» и потерян был свет. В этом «нереальном кино» уже нет речи ни о какой душе, человек стал даже не мышью, а «мясотелом», пушечным мясом. Выжили, не стали этим «мясотелом» те, кто не отступил, не подвел – духовные крепости, ставшие неприступными для искушений и соблазнов.
Выжившие становятся, «как наши деды» – соединяют разорванную нить истории. Появляется обращение «ребята», «мои братья». Преодолевается рознь и рассеяние, блуждание впотьмах, стихает головокружительная пляска, которую устроил тот самый «пьяный бес». Формулируется важное понятие единства – «Миллионы», которое возродил Крым и донбасские события. Вновь формируется огромный полк, который движется к небу, на Север, штурмует Голгофу.
«Миллионы» – это песня пробуждения, возвращения мужчины, героя, который вновь осознал «Ястреб – это я». Пробуждает колокол, звонящий по каждому по отдельности и собирающий в полк миллионы, которые до этого бессмысленно брели в пустоте, каждый по отдельности и по направлению к состоянию «мясотела». И здесь опять же нет места предательству.
«Миллионы» – клич пути вверх, музыка битвы, в которой жизнь. «Война на пороге» – это ристалище православного подвижника. В «Мясотеле» как раз Скляр и рассказывает ситуацию повального дезертирства от этой битвы, когда вместо постоянного трезвления произошло сумасшествие, опьянение, бегство с передовой. Когда вместо этой брани, как кара, разверзлась война, несущая многие смерти.
Пример пути этих миллионов – Вертинский, он также в этом полку. В свое время он уехал от хоровода бесовской пляски, в который включилась страна. Вернулся через четверть века, когда война бушевала во всю, он не мог быть дезертиром. Блудный сын вернулся навсегда, чтобы вместе со своей страной – его душой – включиться в битву. Блудные дети и сейчас почти четверть века были рассеяны, разбросаны. Теперь их миллионы. Причем это не арифметическое понятие, а категория единства.
Скляр православным подвижником поднимается на Голгофу, устремляется в небо и странником-Ихтиандром уходит на глубину, постигая ее тайны, объединяя верх и низ. («Ныряльщик»). Также движется и тональность композиций альбома от высоких до низких нот.
Автор постиг любовь и смерть и подошел к тому, чтобы сказать: «Я люблю жизнь». Чтобы воскликнуть: «Просыпайся». Именно этим призывом в песне «Viva La Vie», завершается альбом. Ее последняя строчка «Живое, живи!» перекликается с альбомом Скляра 20-летней давности. Это «манифест жизни» – так назвал эту композицию сам автор в одном из интервью.
Альбом до мурашек по коже, как и заметил Захар Прилепин. И «Анзер», и «Ястреб», и особенно «Любовь и смерть Бабулины Лонгория» производит этот бодрящий и мобилизующий эффект.
«Скляр, как тот самый ястреб, вознёсся и сверху озирает виды, наши мрачные ландшафты, нашу суету. Не сидя на кухне среди своей разгульной братвы, не стоя посреди тундры, а – сверху, из-под солнца. Завидная, надо сказать, участь: перешагнуть срок в полвека – а песни писать всё лучше и лучше», – написал об альбоме тот же Прилепин3. Рецепт этого писания и раскрыт в альбоме. Он в пути, он в свете, в единящем начале, в том, чтобы «идти и не сдаваться».
Братство пути против точки распада
Все началось в году 2012. Рич, который тогда был мудреный «Пейсмейкер», записал трек «Письмо Сталину». Текст – стихотворение Захара Прилепина, вошедшее в главу «Стихи Захарки» книги «Грех». Уже в следующем году они вместе записали альбом по названию первого романа Прилепина «Патологии», где Рич прочел и другие стихи Захара.
Кто был раньше Рич или «Стихи Захарки» – сложно сказать. Но из их соединения возникла музыка. Захар утверждает, что сначала появился Рич, «читающий правильные книги и сочиняющий правильный рэп». Рич появился, и слова стали песней. Когда было написано первое стихотворение Прилепина – родился Рич.
Далее был ряд совместок. Самый известный плод их сотворчества – трек «Пора валить», начальный куплет которого придумал Рич, а следующий – Захар. Песня вошла в альбом «Охотник» Захара Прилепина и группы «Элефанк», который выстрелил в 2015 году. Многомудрые либеральные деятели усмотрели в «Пора валить» экстремизм и призывы к насилию. Что тут началось!!!… Ну, не запретили и ладно, эти ребята любят запрещать. Таков их инстинкт. В том же «Охотнике» было спето и про «Ваше поражение». Та самая прогрессивная публика все поняла.
В феврале выходит новый альбом рэп-подельников, теперь «охотники» движутся «На океан». Кстати, февраль – знаковый месяц, о нем Прилепин много пишет в заглавном рассказе своей новой книги «Семь жизней». В этот месяц всегда случается что-то важное.
«На океан» – диалог Захара с Ричем. К нему подключаются и вставляют свои весомые реплики Андрей Машнин, Бранимир, Геннадий «Ганс» Ульянов, Александр Ф. Скляр, Хаски, Иван Охлобыстин.
Это другой рэп, другие стихи, другая Россия. Не чужая.
Диалог получился, в том числе, и поколенческий. Хотя, кажется, какие тут поколения, если годы Рича отмерялись стихами Прилепина… Но все-таки один родился в 75-ом, другой – в 91-ом.
«Я въехал в казарму, когда он родился» – из разговора двух «братьев» в альбоме. Или другое поколенческое объяснение: второе стихотворение Захаром было написано, когда Рич «пошел своим ходом», а «восемнадцатое, когда он пошел своим ходом в армию», если отмерять по стиху в год – это из прилепинского представления альбома «Патологии». Стихи вели отсчет лет и приближали Рича. Он вырастал стихами. Приближали до состояния «братства», хотя и на обложке «Патологий» они смотрят в разные стороны…
На первый взгляд удивительно, что временная дистанция не развела их, не раскидала. Наоборот, объединила общая боль. В одном из интервью Захар Прилепин сказал, что эпиграфом к альбому могла бы стать фраза писателя Леонида Леонова: «Здесь со своей болью обитаю я». Как оказалось, обитать болью можно и не в одиночестве.
Сорокалетний Захар, немногим за 20-ть Ричу – какая разница? Это русские люди, вписанные в плоть русской истории, русской жизни, остро чувствующие и переживающие ее биение, пульс. Это свойство у нас мало культивируется, все больше делается акцент на разделении. Так уж привыкли мыслить и говорить в разделительных категориях: кто там у нас за белых? кто за красных?..
Альбом «На океан» – не только диалог, но и музыка пути. Библейский исход евреев из египетского плена может быть ему аналогией.
«На океан» – это вовсе не императив «пора валить», не по сказочному: «иди туда, не зная куда». Но другой – пора идти, двигаться, обретать цель, преодолевать лунатизм символа современного мира – города, столицы. Ощутить в себе волю, исторический зов русского человека, идущего, казалось бы, в никуда и осваивающего гигантские пространства, совершающего чудо. Идти к океану, который для русского сухопутного духа всегда был сакрально-мифологической величиной. Ну, а если верить писателю из Владивостока Василию Авченко, то будущность страны заключается в преображении в океаническую державу.
Путь «на океан» – в никуда. Подрыв формальной логики, прагматизма, мещанства, увечного и выморочного мира кривды. В песне «Столица» очень удачно вставлен куплет Александра Ф. Скляра: «Электричкой из Москвы / Я поеду, я поеду в никуда…» Он исполняет не так легко и разухабисто, как в «Ва-банке», а медитативно, задумчиво, даже застольно, когда уже пора расходиться и голова тяжела от дум.
