Взгляд упал на гитару, одиноко примостившуюся в углу. Теплый цвет дерева излучал невидимое сияние. Адель взяла ее, медленно и осторожно натянула на колки струны, прислушиваясь к звуку. Из бархатного мешочка достала медиатор черепаховой кости и попыталась повторить мотивы, услышанные в районе Маленькой Италии. После двух часов вариаций подушечки пальцев, удерживающих на ладах аккорды, болели с непривычки. Несколько дней музицирования, и они огрубеют. А у нее есть эти несколько дней?
8
Uruz — сила.
Жизнь переполнила старый сосуд, разбей его, и среди глиняных осколков окажется припрятанная драгоценность. Потеря откроет новые горизонты.
Эрик поедал мороженое — в стеклянной вазочке была целая горка с шоколадной глазурью и фисташковой россыпью. Адель от угощения отказалась, и он заказал себе. Смакуя, рассказывал про Макартура. Рой с утра заглянул к нему в гости вместе с девушкой. Та заметила рисунки Эрика и папку прозаических этюдов, увлеклась, а Рой взревновал и поспешил увести любимую. В прошлый раз Макартур невзначай познакомил его со своей подругой-психологом, так она решила писать об Эрике докторскую!
— Адель… — он пощелкал перед ее носом пальцами. — В каких облаках ты витаешь? Знаю, знаю, как тебя заинтересовать. Съездим в одно местечко?
Местечко оказалось в Куинсе, его трудно было найти непосвященному. В сумраке прихожей стоял диван и столик с кипой альбомов, из-за бамбуковой шторки просачивался неведомый запах — смесь застарелого табачного дыма, пивного духа и, возможно, наркотиков. Эрик стянул рубашку, он был неплохо сложен, но летний загар уже сошел, остались лишь пятнышки родинок. Он зашел внутрь, Адель тоже. Маленькую комнатку занимало похожее на стоматологическое кресло с подставкой для руки, табурет и кушетка. На полках выстроились баночки с красками. Из кармана Эрик достал листок тонкой бумаги и устроился в кресле.
— Я уже выбрал орнамент. Кельтский.
Это был крест, крест-лабиринт из одной переплетающейся в узор нити. Лабиринт символизировал Путь и вел к центру, в сосредоточие энергии — нелегкий маршрут к источнику Силы. Крест выражал союз неба и земли, а его лучи — бесконечное расширение сознания. Знал ли Эрик об этом? Или его привлекало только то, что:
— Греческая королева Ольга, король Георг V, будучи еще герцогом Йоркским, и Николай II в молодости — все обзавелись татуировками, — пока он говорил, в комнату зашел мужчина, сел на табурет, изучая рисунок. Немного испуганный пациент наблюдал за его действиями. Тот достал из ящика стола маленькую машинку, вставил иглу, влил тушь и протер плечо Эрика спиртом. Потом натянул резиновые перчатки.
— Этот мастер глухонемой, — нервно улыбаясь, объяснил Эрик. — А в соседней комнате работает старик-виртуоз, и его работ нет в каталоге. Говорят, он обладает великолепным знанием анатомии, и его картины оживают на коже.
С помощью копирки мастер перевел на его плечо контуры рисунка, направил туда свет настольной лампы и включил свой агрегатик — звук напомнил жужжание бормашины. Жало вонзилось в плечо, и Эрик со свистом втянул воздух.
— Я подожду снаружи, — оставила его Адель.
Из прихожей тянулся коридор, Адель прошла дальше и обнаружила еще одну мастерскую. Дверь-фусума бесшумно отворилась. Седой старик работал за столом, засучив рукава. Адель увидела на кальке прекрасного самурая, занесшего сверкающий меч, а на руке мастера — пестрого карпа, каждая чешуйка которого играла полутонами. Он штриховал, и движение мышц заставляло карпа двигаться: спинка лениво изгибалась, длинные ленты плавников колыхались под властью течения, приоткрывались жабры — рыба дышала!
Старик резко повернул узкоглазое лицо и загородил картину, Адель смущено поклонилась и прошептала «сэнсей»[18].
— Позвольте увидеть вас за работой. Это не праздное любопытство.
Старик уверенно подошел к ней, взял за руку и, словно непослушного ребенка, вывел из мастерской. Замок щелкнул. Адель вернулась в прихожую, где слышались стоны Эрика, вытянула из папки листок с примитивным кельтским узором и на оборотной стороне набросала портрет старого японца, а внизу написала телефон, имя и строку «с уважением». Потом вышла на улицу, обогнула строеньице и нашла нужное окно. Сложив из бумаги самолетик, она запустила его в форточку мастерской. Больше ей делать здесь было нечего, Адель поймала такси и поехала в Челси.
Адель вовремя возвратилась домой. В гэнкан она столкнулась в экстравагантно одетой женщиной — та держала за руку сына, вокруг глаза которого расплылся огромный синяк. Работа Ясы, догадалась Адель. Парню было неловко — уставился в пол. А бедный Яса морщился с досады, наблюдая беспрестанные поклоны мамы, традиционно приветственные, извиняющиеся. На американцев подобные жесты вежливости производили неприятное впечатление, те воспринимали их как проявления раболепия, желания что-нибудь выпросить. И Ясе было известно об этом лучше, чем кому-нибудь другому.
Кажется, Томико даже устыдилась появления Адель — она потупила взор, не в силах объяснить постороннему человеку, что делает в их доме незамужняя белая женщина, почему она так уверенно ведет себя.
Адель подскочила к рассерженной мамаше. Не хватало еще, чтобы ее жалобы достигли директора школы.
— Прошу прощения, но мама Ясы не говорит по-английски, — Адель внимательно оглядела необычный костюм дамы, странную прическу и пригласила ее в дом, внимательно следя за тем, чтобы гости правильно оставили в прихожей обувь. Она не ошиблась — в гостиной женщина тут же загляделась по сторонам, и Адель усадила ее на подушку с твердой спинкой.
— Яса, покажи свою комнату… — как ни силилась, она не могла припомнить имя обиженного драчуна, — … товарищу.
Мальчишки с облегчением покинули гостиную. Яса, переваливаясь, нерешительно поплелся наверх — хвастаться перед одноклассником ему было нечем. Извинившись, Адель прошла на кухню.
— Кен велел не пускать незнакомцев в дом, — пробормотала Томико. — Я даже страховым агентам не открываю. Как эту женщину охрана пропустила? Их же строго предупредили.
Не обращая внимания на ее хмурый вид, Адель выложила на стол коробку купленных по дороге пирожных. Хозяйка им явно обрадовалась и с готовностью достала банку черного чая.
— Иэ[19], - Адель поставила на поднос корзинку японских сладостей, старинный чайник, наполненный кипятком, и отправилась угощать гостью.
Вскоре в гостиной раздалось гипнотическое постукивание бамбука о фарфор, и Томико услышала возглас:
— Прелестно! Должна признаться, синяк Майкла — лишь повод заглянуть в настоящий японский дом. Все эти сувениры, вывезенные с островов, у нас смотрятся фальшиво.
— Чем вы занимаетесь? — Адель с интересом оглядела причудливый наряд женщины.
— Чечеткой. Танцую и преподаю степ.
Адель представила маленький зеркальный зал, стоит лишь надеть степ-ботинки и музицировать. Твои ноги — музыкальный инструмент, чувство ритма руководит ими. Стук набоек подчеркивает мотив, создает особые вариации внутри мелодии, выражает настроение: романтическую грусть или бесшабашную удаль.
— Вы возьметесь обучать Ясу?
Степ-танцовщик купается в ритмах, импровизирует и создает комбинации, творит с композитором наравне.
— Пожалуй, возьму. В мальчике уже заложена поразительная непринужденность движения, естественность. Несмотря на вес, он легок, как бабочка. А одна из черт мастерства степистов — раскрепощенность.
В раздражении стиснув тонкие губы, Томико поднялась наверх и заглянула в щель детской. Майкл ползал по полу (из-за котенка татами пришлось на месяц-другой убрать) в полном восторге от коллекции маленьких автомобилей, созданных для Ясы Кеном.
— Я в жизни таких не видел, это модели будущего!
Ближе к вечеру Адель приготовилась к маленькой экспедиции: из пустой комнаты Эда она позаимствовала одну из камер, спустилась в гостиную и дозвонилась до Ника. В трубке послышалось его позевывание.
— На том свете отоспишься! Команде вставать, койки убрать! — Адель тут же осадила себя — она слишком заигралась в его корабельные игры.
— Вода усталости не знает, — вздохнул Ник. — Эх, у меня сегодня был аврал.
Что ж, она сама виновата, Ник принимает работу за дружбу. Следовало вовремя поставить таксиста на место. Разве ее должны волновать чувства какого-то водителя?
— Надеюсь, отдых пойдет тебе на пользу, и подобного больше не повторится, — стараясь придать голосу ледяные нотки, Адель закончила разговор. Но стоило положить трубку, как стало грустно и одиноко.
До места Адель добралась быстро, такси отпустила раньше и прошла переулок пешком. Форточку оставили распахнутой, и она запросто отворила окно и влезла в студию глухонемого. Здесь ничто не интересовало ее, путь был свободен — дверь заменяла бамбуковая шторка, и Адель мигом проникла в коридор, добежала до закрывающей вход в мастерскую фусумы и бесшумно отодвинула ее. Где альбом оживающих картин?
