там ютилась беднота. Максим подумал, что обитать в квартирах-клетушках неприятно и даже опасно — здания выглядели очень ветхими. Однако римским беднякам жилось лучше, нежели беднякам его времени. Бесплатно или за мизерную плату плебеи могли пользоваться великолепными общественными постройками. К их услугам были цирки, театры, термы, портики, храмы, библиотеки… Вдобавок они получали бесплатную еду и одежду.
Разумеется, все это касалось только римских граждан. А на улицах Рима Максим сталкивался с множеством чужеземцев. Старался угадать: «Светловолосые гиганты, наверное, родом из Германии. Смуглые, крикливые, похоже из Греции. Вон те, с миндалевидными глазами, наверное, египтяне. Ловкие, подвижные, лукавые — сирийцы»…
Чтобы не разочаровать Гефеста, Максим временами застывал, вытягивал шею, точно заметив в толпе знакомого. Раб замирал и, казалось, переставал дышать. Небрежным взмахом руки Максим давал понять, что обознался, и они шли дальше.
Со временем, увидев, что Гефест выбился из сил и захромал пуще прежнего, Максим предложил отдохнуть.
Они отправились в термы. Оказалось, Максим плохо представлял себе великолепие римских бань. Прежде всего, их окружал парк: кипарисы и пинии, зеленые лужайки, посыпанные песком аллеи, цветы, фонтаны. Здесь же, в парке, были площадки для гимнастических упражнений. На одной из них несколько юнцов, истошно вопя, гоняли мяч. На другой застыли, слепившись, борцы. Тела маслянисто поблескивали, бугрились мускулы. Сцена привлекала все больше зрителей, слышались ободряющие возгласы, заключались пари.
Максиму не пришлось даже притворяться, будто он пытается высмотреть знакомых: Гефест слишком устал, чтобы наблюдать за ним. Некоторое время сидел на траве, потирая больную ногу. Потом отдышался, встал. Когда они с Максимом уже входили в помещение бань, раздался дружный рев: один из борцов поверг-таки другого наземь.
— Аподитерий, — провозгласил Гефест, вступая в раздевалку.
Максиму полагалось запомнить слово.
Складывая одежду в специальную нишу, актер беспокоился, не остаться бы голым: Рим был городом писателей, философов, скульпторов… и воров.
Из аподитерия они прошествовали во фригидарий[18] — просторный квадратный зал с бассейном посередине. Максим тотчас окунулся в прохладную воду, Гефест растянулся на мраморной скамье, крикнул массажиста.
Максим поплавал в бассейне, полюбовался стоявшими вдоль стен изваяниями. Скульпторы использовали мрамор теплых розоватых и золотистых тонов. Изваяния казались живыми, превосходили людей лишь совершенством форм.
Выбравшись из бассейна, Максим окликнул Гефеста. Тот поднялся, охая. (В руках массажиста напоминал белье под вальком.) Повел Максима в соседний зал: круглый, с круглым же бассейном, над которым поднимался пар.
— Кальдарий[19].
Максим с наслаждением опустился в горячую воду и прикрыл глаза. Рядом кто-то с шумом ринулся в бассейн и аж зарычал от удовольствия. Максим открыл глаза. Увидел чью-то могучую спину, покрытую подозрительными иссиня-желтыми разводами. Вероятно, по этой спине недавно гуляла палка.
Почувствовав пристальный взгляд, гигант обернулся. Максим тотчас узнал бестиария. Похоже, в доме сенатора ему пришлось несладко.
«За что тебя?» — хотел спросить актер, но тотчас понял, за что. Бестиарий имел неосторожность не досмотреть за ним, Максимом.
Бестиарий, бесспорно, обрадовался встрече. Вероятно, мечтал о ней, считая палочные удары. Схватил актера за плечо и с головой макнул в горячую воду. Максим рванулся. Куда там! Точно под обвал угодил.
«Буль-буль», — сказал Максим.
Руки бестиария неожиданно разжались. Вынырнув, отдышавшись и отплевавшись, Максим широко раскрыл глаза. У него нашелся защитник, да какой! Бестиарий вытянутой рукой отстранял Гефеста, который, зажмурившись, неистово молотил кулаками по воздуху. Народ вокруг хохотал. Максим тоже фыркнул, но тут же справился с собой, ценя самоотверженность, с которой хромой раб кинулся ему на выручку. Правда, Гефест спасал слугу императора.
Бестиарий смотрел озадаченно. Потом рывком убрал руку. Гефест не устоял на ногах и животом шлепнулся в воду. Максим помог ему подняться.
Резкий повелительный голос прозвучал над ухом. Максим обернулся. Рядом стоял сенатор — тот самый, поклонник весталки, хозяин бестиария. Высокий, сухощавый, надменный. Светлые глаза смотрели холодно, требовательно. Сенатор спрашивал, что происходит. Бестиарий хлопнул по плечу Максима. Вот он, Кастор! Живой! Отыскался.
Сенатор медленно оглядел Максима с ног до головы. Процедил сквозь зубы:
— Salve.
— Salve, — ответил Максим, он уже выучил римское приветствие.
Сенатор явно колебался — обязан ли вновь предложить чужеземцу гостеприимство? Глядел на Максима подозрительно и неприязненно.
А Гефест глядел на сенатора.
Максиму стало не по себе. Слов нет, сенатор ему не нравился. Но отправить патриция на казнь он вовсе не желал. А дело шло именно к этому. Недаром Гефест впился в сенатора взглядом.
Минуту назад Гефест набросился на бестиария. Вообразил: гигант всерьез задумал утопить Максима. Почему? Бестиарий — слуга сенатора. Действовал, конечно, по приказу хозяина. Выходит, Максим чем-то не угодил сенатору. Чем? Какое дело благородному патрицию до чужеземца? Значит, они знакомы. Возможно, чужеземцу известно нечто такое, чего никто знать не должен. А если вспомнить, что чужеземец предупредил императора о готовящемся покушении… Вывод прост. Покушение готовит сенатор.
Все эти мысли Максим с легкостью прочел на лице Гефеста. «Надо что-то делать! Пока голова сенатора еще держится на его плечах».
Дружески похлопав бестиария по плечу и поклонившись надменному патрицию, Максим потянул Гефеста в сторону. Сенатор не сделал попытки их задержать — явно не изнывал от желания заполучить чужеземца в гости.
Ни один римлянин, наверное, не обрывал процедуру мытья так внезапно, как это сделали они с Гефестом. Кое-как ополоснувшись, натянув на еще влажные тела туники, выскочили в парк. Максим, вместо того чтобы поспешить к выходу, усадил Гефеста на скамье в тени пиний. Хромой раб взирал сердито. Полагал, они торопятся поведать императору о злоумышленнике.
Максим, мотнул головой в сторону бани, гордо расправил плечи, взглянул свысока, передразнивая сенатора. Округлил глаза: «Кто такой?»
— Марк Серний Марцелл, — отчетливо произнес Гефест.
Максим покачал головой. Поднялся. Теперь он рисовал портрет другого человека. Встал на цыпочки и вскинул руку, показывая, как высок был неведомый заговорщик. Втянул щеку, мол, неведомый отличался худобой. Сгорбил плечи — тот, долговязый, сутулился. Схватился рукой за бок, намекая: у того больная печень. Колени трясутся. Подумал, не наградить ли его хромотой, но решил, что это будет чересчур.
Гефест поначалу взирал недоверчиво, но чем больше подробностей рисовал Максим, тем ярче загорались глаза раба. Человека с такими приметами отыскать не диво. Гефест уже видел себя спасителем отечества.
Фантазия Максима разыгрывалась не на шутку. Он очертил на голове круг: враг плешив. Впалые губы: не хватает зубов. Щурится: подслеповат.
Успокоился, лишь нарисовав портрет полного инвалида. «Пусть поищут!» Одно смущало: мог ли подобный калека покушаться на жизнь императора? Пожалуй, его должно было интересовать лишь собственное здоровье, точнее, отсутствие такового. Но Гефест, безусловно, поверил. «Боюсь, император окажется
