Взлетел «Халзан» ровно в три часа ночи. Тимофей испытывал лишь одно переполнявшее его хотение – принять горизонтальное положение и закрыть глаза.
Сонно помаргивая, глядел он на притухшие огни Владивостока, на полупустые улицы с мигавшими световыми столбами на перекрестках, на редкие вертолеты, плывущие в темноте, подобно светлячкам.
– На-ка, – сказала Наталья заботливо, протягивая Тимофею пилюльку спорамина [15], – выпей, а то еще заснешь на высоте птичьего полета.
Браун выпил. Минут через пять – как раз миновали Вторую Речку – Тимофей окончательно стряхнул с себя липкую паутину сна. Взбодрился.
Когда они уже подлетали к международному аэропорту, Стоун забеспокоилась.
– Спустись пониже, – попросила она.
Тимофей снизился, повел птер по-над дорогой. Впереди, за темными рощами, плясали голубые лучи прожекторов, выхватывая из темноты громадные конусы ионолетов.
– Полиции опасаешься? – тихо спросил Браун.
– Боюсь, – ответила девушка. – Они наш птер могут перехватить на подлете…
– На подлете… – механически повторил Тимофей.
Он опустил взгляд к дороге. Полотно фривея было почти пусто, только по выделенной полосе шли грузовики-автоматы.
– А если мы не подлетим, – сказал Браун, – а подъедем?
– Как это? – не поняла Наталья.
– Сейчас я…
Минутой позже от трассы вильнул в сторону съезд, уводящий к аэропорту. Туда же свернуло два или три автомата.
Тимофей выбрал самый большой грузовик, на пяти шасси, и полетел над ним, держась над вторым кузовом. Скорости сравнялись.
– Осторожно только! – сказала девушка, догадавшись, какой трюк собрался проделать Браун.
Не отвечая, Тимофей медленно пошел на снижение, одновременно выпуская шасси – четыре суставчатых «лапы»-опоры выдвинулись, разогнувшись наполовину. Птерокар шатало и качало, но вот шасси коснулось яркой пластмассовой крыши кузова, укрепилось, и крылья тут же сложились.
– Ой! – вскрикнула Наташа, цепляясь за сиденье.
– Держись!
Кабина птерокара раскачивалась, переваливаясь с боку на бок, клевала носом и откидывалась назад, но шасси держалось крепко. Браун сгорбился на месте пилота, напрягаясь и сжимая рычаг. В любую секунду он был готов резко дернуть его на себя – и поднять птерокар в воздух.
Смотреть наружу не хотелось – весь видимый мир пьяно шатался, то вскидываясь, то опадая.
– Замечательно…
– Сворачиваем… – слабым голосом сказала Наталья. – Здесь нас уже не задержат. Не должны…
Грузовик-автомат плавно развернулся на спиральном спуске и въехал в громадные ворота грузового терминала – птеру даже не пришлось приседать. Заклокотав мощными моторами, машина поднялась по пандусу и оказалась на взлетном поле.
С громадным облегчением Браун потянул рычаг на себя – птер с треском распахнул крылья и слетел с примятого кузова, поплыл над самым металлопластом стартовых площадок.
– Куда? – негромко спросил Тимофей.
Наталья привстала, заоглядывалась и вытянула руку.
– Вон наш!
Птерокар потянул над самой землей к огромному треугольному кораблю, пластавшему короткие крылья и задиравшему кверху пару острых килей.
Остальное доделала Наталья. Быстро договорившись с пилотами, она махнула рукой Брауну, и тот завел птерокар, шкандыбавший на опорах, под необъятное днище стратолета. Вверху разошлись створки люка грузового отсека, и пара мощных манипуляторов подхватила «Халзан».
– Стой! Стой! – завопила Стоун.
Подбежав, она забралась в кабину. Тимофей рассмеялся. Наталья прыснула в кулачок и тоже расхохоталась, снимая напряжение и тревоги.
Манипуляторы сноровисто подняли птерокар, втянули его в отсек, и люк закрылся.
– Все, – скомандовала девушка, – спим!
Тимофей Браун, сильно сомневаясь, что спорамин позволит ему хотя бы задремать, опустил спинку сиденья и закрыл глаза. И уснул.
Глава 3. Ранчо «Летящее Эн»
Тимофей Браун летел и чувствовал себя не то яйцом в утке, не то авиабомбой.
– Долго нам еще? – спросила Наталья, зябко потирая ладони. – Как ты думаешь?
– Смотря докуда. По моим прикидкам, Камчатку мы уже миновали…
В этот момент интерком ожил, солидно прокашлялся и обронил короткое:
– Сброс!
«Уже?!» – хотел воскликнуть Браун, но вопрос застрял у него в горле – створки люка внизу растворились, и манипуляторы выпустили птерокар в небо над Беринговым морем. Яркая лазурь и бешено несущиеся складки волн были как удар, они вышибли все мысли. Мутный горизонт встал дыбом, опрокидывая небеса.
– Ой, мамочки! – взвизгнула Стоун.
Тимофей судорожно сжал рычаг. Жесткие крылья с треском разложились, а с пульта донеслось:
– Крен, тангаж, рысканье – в норме.
Только тут Браун сделал выдох.
– Превосходно…
Круг зримого мира занял свое законное место – серо-зеленый низ, подернутый белыми стрелками барашков, индиговый верх, тронутый туманностью облачков.
– Кошмар какой-то, – сердито проговорила Наташа, смущаясь своего испуга.
– Всё хорошо! – весело сказал Тимофей.
Стратоплана уже не было видно, зато впереди и слева очертился большой овал, неколебимо покоящийся среди гофрированной обливной зелени – так сверху виделись бесконечные морские валы.
– Вовремя нас сбросили, – заметила девушка, успокаиваясь. – Нам сюда – это «Моана-2»!
Подлетев поближе, Браун обнаружил, что овал вовсе не овал, а правильный круг, с наветренной стороны окаймленный белой скобкой прибоя. Это и был СПО – стационарный плавучий остров, в просторечии океанцев – «плот».
«Плот» был расчерчен кругами и шестиугольниками посадочных площадок, а посередке, словно отмечая диаметр, от края до края тянулась взлетная полоса. Нормальная такая полосочка – межконтинентальный интерлайнер сядет только так. Здания – куполки, цилиндрики, кубики – гляделись сверху тремя кучками, тремя деревушками, тремя станциями, раскиданными по плавучему острову.
– Делим «плот» между тремя ранчо! – крикнула Наташа. – На станции Обход заправляют ребята с «Бокс-Аш», а в Си-Медоуз прописались другие соседи, с «Тире-20» [16]. У нас – «Стандард-Айленд»! Видишь, где зелено? Это Боровица «огород»! Говорит, к земле потянуло…
Тимофей заложил изящный вираж и повел птер на посадку.
Зеленый квадрат с большой буквой «Р» приблизился махом, слегка качаясь и кружась. Птерокар выпустил суставчатые лапы шасси, сделал мощный взмах и сел, неуклюже пройдясь и складывая плоскости. Прилетели…
Посадочная площадка находилась на окраине станции «Стандард-Айленд», как извещало потрепанное ветрами табло. Здесь росла самая настоящая сосна, правда, в единственном числе. Она косо поднималась из огромного ящика с песком и раскидывала потрепанную крону, похожую на рваный флаг, а дальше рядами и шеренгами выстраивались открытые парники, зеленея лучком, укропом и прочими радостями огородника.
Склонившись над одним из парников, стоял пожилой мужчина, загорелый, обветренный, просоленный. На смуглом лице его выделялись седые усы. Брови оставались черными, разве что выгорели, отдавая в рыжину, а ежик волос на голове цветом своим походил на смесь соли и перца.
Седоусый бурчал что-то о «мальках», которым лень свеклу проредить, а вот как поесть, так тут они маху не дадут…
– Это и есть Станислас Боровиц, – скороговоркой, подавшись к Брауну, сказала Наталья, – к нему надо привыкнуть. Стан не приемлет тишины и безлюдья – когда у него хорошее настроение, он поет, когда плохое – бранится. Может в одиночку наброситься на целую банду, а вот свою жену Ханичэйл реально побаивается. Тетя Хани у нас всем хозяйством заведует. Они со Станом вечно ругаются, но не по злобе, они оба добрые, сам увидишь… Привет, Стан!
Боровиц, кряхтя, разогнулся и ухмыльнулся.
– Почтение, барышня, – громко сказал он, – и добрый день! А это ещё что за интель? «На берегу» нашла?
– Это новая рабсила, Стан, – ответила Наталья – строго, но в той же манере. – Пока возьмем младшим смотрителем. – Обернувшись к Брауну, она добавила казённым голосом, будто скрывая возникшие – или возникающие? – отношения: – Будешь получать тридцать азио в месяц, как везде. Питание и боеприпасы за счет ранчо. Идёт?
– Идёт, – согласился младший смотритель.
Боровиц отряхнул пучок редиски и спросил с изумлением:
– Зачем нам интель?
Тимофей почувствовал себя уничтоженным и неловко переступил с ноги на ногу. Наталья пожала плечами и сказала:
– Я беру его на время перегона.
– Совершенно не понимаю, зачем нам интель, – брюзжал Станислас.
Наталья глянула на него, и Боровиц махнул рукой:
– Ну хорошо, хорошо… Лишние руки не помешают. – Обернувшись к «интелю», он поинтересовался: – Звать как?
– Тимофей Браун.
– И откуда ты, Тимофей Браун?
– Из Евразии… Из Сихали.
– Как-как? Сихали? А-а… Сихотэ-Алинь! Бывал, бывал в ваших пенатах... Ну а я Станислас. Главный смотритель, он же сегундо [17]. Не халям-балям. Понял?
