этих их так называемых изысков в еде и всего остального я, похоже, ослабел.
— Ночь приведет вас в себя, не сомневайтесь!
— Плечи как свинцом налились!
— Сон снимет все хвори…
— Будем надеяться.
— Пришли ко мне Сан-Шагрена, как он вернется. Мне надо с ним поговорить.
— Завтра будет время для этого.
— Я тебе говорю, что хочу с ним поговорить.
— Хорошо, хозяин.
Валери заметила, что он поднимался по лестнице с остановками и дважды хватался за сердце.
* * *
Сан-Шагрен, очень веселый, несмотря на то, что уже немного протрезвел на воздухе, подкрепился краюхой хлеба с долькой чеснока и одним крутым яйцом, но обильно спрыснутым соусом, и полез, раскачивая лестницу, к хозяину. Забыв постучаться, толкнул дверь и появился в своей козьей шкуре на пороге, веселый, растрепанный и раскрасневшийся.
— Приветствую нашего господина! Рад вашему возвращению в дом.
— Взаимно. Я слышал, как ты вернулся. Скажи мне, глупый осел на двух лапах, твоя лошадь хромает на правую переднюю; спорю, что ты этого даже не заметил. О! Да ты навеселе, бретонец! Но я все равно очень рад твоему возвращению.
— Я тоже. Скучал без вас. Я говорил себе: на этот раз, старина Сан-Шагрен, ты можешь поставить крест на ваших с хозяином делах, никогда раньше господин де Катрелис не задерживался там так надолго. Что он может там делать? Не иначе нашел там себе хорошее развлечение.
— Ладно, брось болтать! Я жду твоего отчета!
— Все идет, с позволения сказать, как на мессе! И лошади, и собаки, и домашние — все в полном порядке. Родилась парочка щенков, толстеньких, озорных — такие ребята обычно оправдывают надежды, да что это я вам рассказываю, вы и сами это отлично знаете.
— Браво! А Фламбо?
— Он чувствует себя, как новорожденный.
— Хорошо, сын мой. Знаешь, там, в Бопюи, я получал отсюда письма.
— Понял, небось писали-то все о нашем знаменитом волке? А вы еще не слыхали его воя?
— Нет.
— А меня он приветствовал этим воем, когда я подъезжал к усадьбе. Вы не поверите, хозяин, но он как-то прознал или чутьем угадал, что вы приехали; с самого момента вашего отъезда в Бопюи он не появлялся здесь, а сегодня тут как тут.
— Ты уверен в этом?
— Абсолютно. Но не волнуйтесь, я тут уже кое-что сделал: прогулялся вместе с Фламбо в Бросельянд. Я знаю теперь, где его логово и какие у этого бандита привычки. И должен вам сказать: этот волк — другим не чета. Король волков, вот он кто! Можете мне поверить!
— Что ты имеешь в виду, Сан-Шагрен?
— Он всех свел с ума. Сегодня он здесь, а завтра уже там. И он не на прогулки ходит.
— А история с дровосеком, про которую мне тоже писали — правда или нет?
— Чистая правда! Он шел с олененком на плече, выбранным из силка, и почувствовал, что следом идет волк. А этот дровосек — малый не промах: снял свои сабо и начал стучать ими по деревьям во всю мочь. Каково придумано, а? Но только этого волка такими штуками не проймешь: он раз — и бросился на него, укусил за плечо.
— А в этой истории еще участвовали, кажется, парни, вооруженные вилами?
— Шайка дураков. Они запросто могли заколоть зверя, но от страха чуть в штаны не наложили. Волк, понятное дело, и ушел себе как ни в чем не бывало. Его трудно поймать еще, знаете, почему — потому что он никогда не появляется в одном и том же месте дважды. Разбойничает то на ферме, то на окраине деревни. Мужики подстерегали его, но этот дьявол всегда угадывал, где его ждут, и уносил ноги заодно с клыками в другое место. Люди недолго думали, как его прозвать: «Дьявол» он теперь, да что говорить, дьявол и есть, это точно. В местной газете появилась статья о нем. Господин де Гетт видел его и даже как-то раз столкнулся с ним нос к носу. Пришлось ему, как белке, залезать на дерево, а волк спокойно ушел: господин де Гетт — не та дичь, которая его интересует…
Господин де Катрелис засмеялся:
— Почему, Сан-Шагрен?
— Боялся отравиться! Да, кстати, об отраве: мэры положили ее в падаль, а падаль подложили волку в Пэмпонте. Волк ее не тронул, не такой он дурак! Люди тогда вышли из себя. Разнесли решетку ворот в усадьбе господина де Гетта, а сам он едва успел спастись в жандармерии. Лейтенант службы егерей организовал облаву. Итог — трое волчат и одна волчица. И никакого «Дьявола». Я не двинулся из Гурнавы ни на шаг, очень смешно мне все это было.
— Ты был не прав!
— В итоге они его не поймали. И потом, этого волка я берегу для вас. Он слишком хорош для этих блеющих овец.
— И он, значит, продолжил свои подвиги?
— Еще как! Трех баранов и одного осла положил за четыре дня. Другого такого же случая я и не припомню.
— Скажи… а он не нападает на детей? — внезапно спросил Катрелис с беспокойством в голосе.
— Нет. Многие дети встречали его, возвращаясь из школы, но он всякий раз шел своей дорогой. Нет, по отношению к детям он ведет себя нормально, даже, можно сказать, миролюбиво.
* * *
Отослав Сан-Шагрена, господин де Катрелис встал и как был босиком, в длинной рубашке подошел к окну, посмотрел сначала на луну, потом оглядел свой любимый пруд. Вспомнил, как поют по весне в гуще тростника на его берегу соловьи. Чибисы появлялись здесь еще раньше, когда весна только-только начинала затевать брожение в природе. Ласточки улетали с первыми заморозками, но им на смену прилетали, объявляя начало ноября, бекасы. А сколько говорил ему цвет воды, его тончайшие оттенки! Возле пруда он всегда чувствовал себя счастливым. Замечая связь между пребыванием у пруда и собственным настроением, господин де Катрелис долго не мог понять, почему она возникает: он же не какая-то сентиментальная девица, но потом пришел к выводу, что пруд был не чем иным, как зеркалом его души.
Однако в эту декабрьскую ночь, глядя на него, он почему-то не испытывал всегдашней радости. А может, все дело было в том, что эту радость отягощала его мрачная меланхолия. Нет, этот приезд был не похож на предыдущие! Неясное предчувствие угрозы словно поселилось в углах этой маленькой комнаты, то и дело пробегало по тропинкам в окрестностях мельницы, пряталось между скалами и среди неподвижных масс деревьев. Но сердце господина де Катрелиса билось уже ровно.
19
