неподготовленным к тем событиям, что развернулись в столице в последние дни февраля. О неизбежности «мятежа» Николая II предупреждали все – начиная от его матери, вдовствующей императрицы, и заканчивая послами Великобритании и Франции. Совершено секретные доклады охранного отделения прямо предсказывали бунт в столице в самые ближайшие недели. Поэтому о неожиданности в прямом ее значении речи не шло. Проблема была не в недостаточном информировании, а в совершенно неадекватном реагировании.
Весьма примечательно то, что большинство исследователей этого периода российской истории придают какое-то особое значение недостаточным полицейским мерам, принятым правительством накануне грозных событий. Прежде всего, им следовало бы задаться вопросом – с чего бы это монархия Николая II, не сумевшая выдержать испытаний военного времени, должна была именно теперь оказаться на высоте положения?
Февраль выдался удивительно холодным, даже по меркам России. В петроградских очередях были зафиксированы случаи смертей от обморожения. Дороги встали, половина вагонов с зерном, ожидаемых в столице, не доезжала до Петрограда. Не хватало не только хлеба – не хватало и дров. В день международной женской солидарности, 23 февраля (8 марта во всем остальном мире) жены солдат и рабочих, стоявшие в многочисленных хвостах по всему городу, начали громить булочные – уже знакомая картина «городского бунта» в военной России. Новым было то, что на этот раз войска массово перешли на сторону горожан.
Это было вовсе неудивительным, поскольку подавляющее количество так называемых гвардейских полков столицы состояли из недавно призванных солдат, совершенно лишенных какого-либо «гвардейского духа» и скучавших в своих тесно набитых казармах. Когда им приказали «стрелять в народ», то нервы не выдержали и начались расправы над офицерами. В считанные часы от дисциплины не осталось и следа, а командиры, еще вчера вызывавшие ужас у одетых в военную форму крестьян и горожан, превратились в беглецов, скрывающихся от мести «своих» солдат.
Этого оказалось достаточно. Казачьи отряды объявили нейтралитет, а полиция физически не могла взять под контроль огромный город, тем более, когда тысячи вооруженных людей присоединились к вышедшим на улицы горожанам. Правительство, еще остававшееся в столице, было парализовано случившимся и, фактически, самоустранилось. К 27 февраля столица империи оказалась во власти «мятежа».
По городу на захваченных автомобилях разъезжали солдаты и рабочие, полицейские участки были разгромлены вместе с «охранкой» и другими силовыми структурами, а немногочисленные воинские отряды, еще сохранявшие верность присяге, оказались изолированы и морально подавлены. Дальнейшее теперь зависело от действий царя, находившегося в Ставке, и его политических противников в Государственной Думе. Городской бунт уже привел к военному мятежу Петроградского гарнизона, но, быть может, еще было время предотвратить революцию?
27 февраля. Революция
Уже на четвертый день после начала бунта время для компромисса между царским правительством и думским «Прогрессивным блоком» было безнадежно упущено. В столице начали формироваться собственные органы власти, не имевшие никакого отношения к монархии. 27 февраля собрался на первое заседание Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов – левый аналог Государственной Думы, руководство которым осуществляли социалисты всех мастей, номинально возглавляемые в те дни Н. С. Чхеидзе.
Сама Дума и ее «Прогрессивный блок» находились в этот момент в состоянии агонии. «Революционная масса» из солдат и горожан буквально затопила Таврический дворец, где уже был получен царский указ о роспуске самой Думы. Что оставалось делать депутатам? Они «верноподданно распустились», но фактически не разошлись, в тот же день (27 февраля) организовав «Временный комитет» – прообраз будущего Временного правительства. Председатель Государственной думы М. В. Родзянко повел переговоры со Ставкой, убеждая царя согласиться на «ответственное министерство». Милюков, Гучков и другие депутаты выступали перед бесконечными демонстрациями, спешившими засвидетельствовать свою лояльность новой власти, о которой никто еще ничего толком не знал. Куда более важная роль досталась в эти дни А. Ф. Керенскому, неожиданно для всех выдвинувшемуся на первый план. Как левый депутат, он был «своим» и в Петроградском совете, и во Временном комитете, а главное – оказался лучшим оратором тех дней, неизменно вызывавшим у слушателей прилив энтузиазма.
Однако, подлинного положения дел не представлял себе никто, в том числе и незадачливый монарх. Царь еще надеялся разогнать «бунт» военными средствами, для чего в Петроград был откомандирован «диктатор», на роль которого Николай II избрал почтенного Н. И. Иванова, не имевшего ни достаточных войск, ни подлинной решимости взяться за дело. В это же время Родзянко намерено вводил генералов Ставки в заблуждение, сообщая им о «дисциплинированных полках», собравшихся вокруг Таврического дворца.
Военные растерялись. Выходило так, что весь вопрос сводится к созданию «ответственного министерства», на что и М. В. Алексеев, и остальные генералы были уже давно внутренне готовы. А Николай II вместо этого хочет начать гражданскую войну, сняв войска с фронта и отправив их «на усмирение столицы». Стоит ли оно того? И начался саботаж императорских распоряжений.
Между тем, царь покинул Ставку и застрял в пути, поскольку из Петрограда железными дорогами управляли уже революционеры, возглавляемые инженером А. А. Бубликовым, депутатом Государственной думы от «прогрессистов». Железнодорожники остановили царский поезд и известили всю Россию о происходящем в Петрограде. Теперь уже и в Москве, и других городах на улицы вышли люди – и власть пала, будто ее никогда и не было.
1 марта. Приказ Номер Один
Пока царь пытался пробиться в Царское Село, где находились его жена и дети, а между Ставкой и Петроградом шел бесконечный обмен телеграммами, социалисты из Петроградского совета подготовили собственный приказ для «революционных войск столицы». К этому их понуждал Временный комитет Государственной Думы, в здании которой искали спасения многие офицеры петроградского гарнизона. Поступали все новые известия об арестах, избиениях и даже убийствах – многие солдаты буквально охотились за своими командирами, а потому депутаты потребовали от левых, которые, как всеми считалось, имели безусловное влияние на «массы», обратиться к войскам гарнизона.
Лекарство оказалось немногим лучше болезни. «Приказ № 1», напечатанный и распространенный в миллионах экземпляров, оказался одним из наиболее дурно составленных документов в истории. За трескучей фразеологией о необходимости дружной работы солдат и офицеров, скрывались конкретные распоряжения, в корне подрывающие саму возможность этой самой работы: создание выборных «солдатских комитетов», с политическим их подчинением Петроградскому совету и, в качестве брошенной кости, отмена «титулования офицеров». «Территориальные рамки» приказа были сметены в считанные дни и сеть солдатских комитетов была наброшена на всю армию, охватив и фронт, и тыловые части. С военным единоначалием было покончено.
Впоследствии многие обвиняли авторов приказа в том, что именно они «развалили войска», но это не так. Хотели ли в Петроградском совете защитить офицеров от самосуда или преследовали
