Н. С. Чхеидзе, И. Г. Церетели и В. М. Чернова милюковская декларация была очевидно неприемлемой, но ее уже отправили союзникам и теперь публичный скандал мог привести к падению правительства. Если бы это произошло, то возникла бы необходимость в формировании нового, коалиционного правительства с участием социалистов, на что они пока не были готовы.
Между тем, ситуация уже вышла из-под контроля Совета. После того, как известие о милюковской ноте облетело «революционную демократию» столицы, к центру города начали стягиваться войска гарнизона и ленинская «рабочая гвардия». Требования отставки Милюкова соседствовали с призывами свергать все Временное правительство. Когда же навстречу этим толпам вышли манифестации сторонников «буржуазных партий», то начались споры, потасовки и стрельба. К 23 апреля наступило «успокоение» – войска, узнавшие о том, что Петроградский Совет «на их стороне», вернулись в казармы, а следом ушла с улиц и ленинская «гвардия». Большевики еще не были готовы захватывать власть вооруженной силой, но они вполне оценили слабость и Временного правительства, и Петроградского Совета.
29 апреля в отставку ушел А. И. Гучков, заявивший о том, что левые радикалы разваливают армию. Милюков покидать своего поста не хотел, но ему пришлось принять неизбежное, и 2 мая Временное правительство лишилось еще одного министра. Теперь уже стало очевидным, что новый кабинет может быть лишь коалиционным. Напуганные ростом влияния большевиков и растущей анархией умеренные лидеры Петроградского совета все-таки решились «разделить бремя власти».
Оставалось определиться с тем, сколько социалистов будут совмещать свою деятельность в Совете с новыми министерскими должностями. Остановились на шести портфелях из шестнадцати. Так, 5 мая меньшевик Г. И. Церетели стал министром почт и телеграфов, лидер социалистов-революционеров В. М. Чернов занял пост министра земледелия, а бывший министр юстиции А. Ф. Керенский сменил ушедшего Гучкова, заодно подчинив себе и флот. Социалисты также заняли министерства труда, продовольствия и пост государственного контролера. Наиболее пострадавшими от этой рокировки оказались кадеты, ранее фактически контролировавшие правительство.
Апрельский кризис сдал наглядной демонстрацией «полевения» российской власти – и ее предельной слабости.
2 мая. Барнаул
В мае возник один из самых ужасающих пожаров в истории Российской империи. Быстро распространившийся огонь привел к колоссальным разрушениям, разом лишив жилья половину пятидесятитысячного населения Барнаула. И спустя десятилетия город не мог оправиться от последствий этой катастрофы, виновников которой так и не нашли.
16–19 мая. Ударники
Формирование особых, выходивших за рамки традиционных структур подразделений началось еще в царской армии. Вооруженные пулеметами, такие отряды размещались позади атакующих войск и, при необходимости, «подбадривали малодушных». Февральская революция положила этой практике конец, благо теперь солдаты вполне могли открыть ответный огонь. Вместо этого началось создание «ударных отрядов», схожих по своим задачам с германскими «штурмовыми группами» и итальянскими «батальонами смерти».
Правда, в отличие от своих европейских аналогов, российские ударники предназначались не столько для прорыва вражеского фронта, сколько для удержания своего. Сплошь и рядом пехотинцы отказывались сменять своих товарищей на передовых позициях, вести учебную подготовку и вообще заниматься чем-либо, кроме бесконечного участия в митингах. Хоть какая-то дисциплина сохранялась в кавалерийских частях, казачьих подразделениях и артиллерии.
В таких условиях и Временное правительство в Петрограде, и военное командование на фронте пришли к выводу о необходимости создавать свои «батальоны смерти» из солдат и офицеров, готовых и воевать с немцами, и подавлять мятежи в собственной армии. Помимо этого, формирование женских «батальонов смерти» должно было сыграть пропагандистскую роль, устыдив тех солдат революционной армии, которые уже не хотели рисковать своей жизнью в войне «до победного конца».
Появление всевозможных «батальонов» (с неизменной символикой в виде «адамовой головы») фактически означало распад армии на две противостоящие друг другу части: основную массу солдат, желавшую заключения мира любой ценой – и ударников, откровенно презиравших «шкурников в военной форме» и «демократическую говорильню» всевозможных советов.
Вместе с тем состав «батальонов смерти» был весьма неоднороден. В первые недели и даже месяцы после начала их формирования (почин был положен А. А. Брусиловым на Юго-Западном фронте) в ряды ударников записалось немало солдат, впоследствии выступивших и против Временного правительства, и против своих командиров. Надежды многих офицеров на то, что новые формирования помогут укрепить армию не оправдались: в конечном счете, штаты ударных отрядов оказались чрезмерно раздуты, в результате чего их реальная боевая ценность оказалась намного меньше ожидаемой. Такие войска еще могли разоружать перепившихся солдат тыловых гарнизонов или сменять митингующих на передовых позициях, но эффективно наступать на немцев или стать надежным инструментом во внутриполитической борьбе, на что рассчитывали в Ставке, они были попросту неспособны.
18 июня —15 июля. «Наступление Керенского»
Заняв должность военного и морского министра, А. Ф. Керенский пообещал стране, что «революционная армия» России преуспеет там, где потерпели неудачу царские войска. М. В. Алексеев, считавший наступление в текущих условиях невозможным, был отправлен в отставку и новым главнокомандующим русских армий стал А. А. Брусилов, обещавший добиться победы. Керенский объезжал фронты, посещая многотысячные солдатские митинги – страстные призывы Александра Федоровича к «решающей битве» неизменно вызывали энтузиазм у его слушателей, охотно выносивших резолюции о своей готовности наступать на врага.
И главнокомандующий, и военный министр всерьез надеялись на то, что первые же военные успехи приведут к «оздоровлению армии» и укрепят власть правительства. Иррациональность этих расчетов не мешала их широкому распространению в обществе и даже в армии, где многие офицеры полагали, что переход в наступление – последний шанс спасти войска от полнейшего «морального разложения». Согласно военным планам, в грядущей операции должны были участвовать практически все русские армии, однако главный удар наносился силами Юго-Западного фронта.
Начало наступления казалось достаточно удачным – прорвав австрийскую оборону, русские войска взяли несколько тысяч пленных и заняли город Станислав. Но первый порыв вскоре иссяк, а понесших тяжелые потери ударников некем было заменить. Вопреки наивным ожиданиям в столице и в Ставке, картины масштабного наступления вызывали у солдат чувство страха, а вовсе не желание «устремиться в сражение». Целые дивизии начинали митинговать, под разными предлогами уклоняясь от участия в наступлении. В то же время, на остальных фронтах не удалось добиться и видимости успеха: командовавший Западным фронтом А. И. Деникин сообщал, что ввел в бой почти двести батальонов против семнадцати вражеских – и был разбит.
К началу июля наступательный порыв иссяк окончательно и настало время для австро-германского контрудара. Начальник штаба армий Восточного фронта М. Гофман бросил в атаку семь пехотных дивизий и добился впечатляющего результата: войска русского Юго-Западного фронта обратились в бегство. «Тарнопольский погром» стал наглядной демонстрацией упадка морального духа «революционных
