– Я надеюсь, все обойдется. Мартин – крепкий мальчик.
– Ты бы не узнал его сейчас, – сказал Томаш, и его глаза наполнились слезами. – Он почти одного роста со мной.
Адам улыбнулся:
– Ты знаешь, мне только что пришло в голову, что бюрократы сделали один большой прокол.
– Какой? – занервничал Томаш, не понимая, почему Адам улыбается.
– Кажется, они забыли, что ты сейчас не в Чехословакии.
– О, Боже, – воскликнула Катринка, смеясь. – Адам прав. Они действительно забыли об этом, иначе Жужке никогда бы не дали разрешение на выезд. Теперь вы все свободны.
Даже Томаш засмеялся.
– Все будет отлично, – сказал Адам. – Можешь не сомневаться. Просто отлично.
Несколько часов провела Катринка вместе с Томашем и Жужкой в бостонском госпитале, ожидая результатов операции на мозге, которую делали четырнадцатилетнему Мартину. «Господи, если он умрет, перенесут ли они эту потерю?» – думала она, вспоминая свою утрату, свою боль. Нет, он не умрет, убеждала она себя, он обязательно выживет.
Жужка, всегда шумная, как Валькирия, сейчас сникла и молчала. Томаш сидел согнувшись, как огромный вопросительный знак. «Почему? – постоянно спрашивал он себя. – Почему это произошло с моим сыном? Почему со мной? Почему это вообще должно было с кем-то случиться? Какой смысл во всех этих страданиях?»
Катринка не пыталась подбодрить их, она просто приносила им кофе и заставляла хоть что-нибудь съесть, пусть даже только бутерброд из больничного кафетерия. Несколько раз она ездила в отель «Круглый год», где у нее и у Гавличеков были заказаны номера, чтобы позвонить Робин в Нью-Йорк, Адаму в Венецию и матери Жужки в Чехословакию.
Операция длилась десять часов; теперь, когда она закончилась, хирург – светловолосый, полный мужчина, примерно сорока лет, с удовольствием затягиваясь сигаретой, сообщил им, что опухоль оказалась доброкачественной. Через сутки они смогут сказать, как Мартин перенес операцию. Будут ли какие-либо осложнения, станет ясно немного позже. Пока все прошло хорошо. Хотя слова хирурга и ободрили их, окончательно они поверили, что беда позади только тогда, когда час спустя увидели Мартина в палате интенсивной терапии, бледного, но улыбающегося, как будто он только что совершил нечто удивительное.
– Спасибо, – прошептал он Катринке по-чешски по настоянию Жужки.
– Не стоит, ангел мой, – ответила она, и у нее даже слегка закружилась голова от облегчения. – Но теперь тебе придется начать учить английский.
В ожидании, когда пройдут решающие двадцать четыре часа, Катринка подыскала для Гавличеков квартиру, где они могли бы жить, пока Мартин окончательно поправится. Она настояла на том, чтобы Жужка вместе с ней ходила за продуктами в магазин, чтобы постепенно приучить ее к тому незнакомому миру, в котором ей теперь предстояло жить. Катринке удалось убедить Томаша открыть счет в банке, а затем она позвонила в Нью-Йорк и дала распоряжение Робин положить на этот счет деньги. Затем, как только она убедилась, что все идет хорошо, она вылетела на своем самолете в Афины, чтобы присоединиться к Адаму, как она ему и обещала. И на удобной постели в салоне самолета она впервые, с тех пор как вылетела из Венеции, заснула крепким сном под убаюкивающий гул моторов.
Отдохнувшая и счастливая, она встретила Нину, Кеннета, Клементину и Уилсона с таким радушием, что сама этому удивилась: теперь, когда Мартин был вне опасности, она готова была простить всем и все. По правде говоря, ей нравился Кеннет, и она понимала, что постоянное легкое похмелье, в котором он пребывал, было его единственной защитой от молчаливого и явного презрения Нины. Сидя рядом с ним за ужином, Катринка внимательно слушала его рассуждения о достоинствах «Леди Катринки» и отметила его гордость тем, каким богатым и удачливым стал его сын. При этом он нисколько не завидовал тому, что Адам во многом превзошел его. Катринке казалось несправедливым, что его похвалы и его мнение не имеют никакого значения для детей. И сын и дочь давно уже переняли привычку матери не принимать его всерьез.
– Слава Богу, ты вернулась, – сказал Адам, когда они позже остались одни в своей комнате. Он сиял галстук и расстегнул рубашку. – Это был какой-то кошмар. Я просто не соображал, что делал, когда предложил тебе участвовать в круизе. Две недели! Боже! – Он снял брюки, аккуратно сложил их и повесил на вешалку.
– Это было так мило с твоей стороны, – сказала Катринка, вешая платье в шкаф. – Ты ведь думал, что твоей матери мой визит может понравиться и доставить удовольствие.
– Почему? Я же знаю, что это невозможно. Катринка подумала о том же, но вслух сказала:
– Ты знаешь, иногда мне кажется, что на самом деле ей все очень нравится, но она просто не хочет в этом признаться.
– Это на нее похоже, – сказал Адам. – Просто невозможная женщина. – Он схватил Катринку за руку, когда она проходила мимо, и притянул ее к себе. Его руки заскользили вниз по ее телу, ощущение шелковой материи ее рубашки было таким приятным и обещающим, что все недовольство, накопившееся за ее отсутствие, исчезло. Теперь, когда она была рядом, все должно было пойти на лад.
Прижавшись лицом к ее шее, он прошептал:
– Я так скучал без тебя.
– Это хорошо, – сказала она.
– А ты скучала без меня?
– Постоянно.
Он взглянул на нее:
– Ты уверена, что с Мартином все будет в порядке?
– Да. О, Боже… – Страх и одиночество последних дней вдруг снова нахлынули на нее, и она прижалась к Адаму. – Давай будем сегодня вместе, Адам. Пожалуйста. Люби меня. – Она почувствовала его губы, а затем ощутила во рту его язык. Как давно это было, подумала она. Как давно. Его руки заскользили по ее телу под рубашкой, а затем, зацепившись за резинку трусиков, нежно потянули их вниз. В ее памяти возник Мартин, каким она видела его последний раз на больничной кровати с забинтованной головой. И на этот образ накладывался другой – малыш Мартин, сосущий бутылочку на ее руках. Может быть, сегодня, подумала она. Может быть, сегодня.
Глава 35
Раздался резкий стук в дверь, и прежде чем Катринка успела отреагировать на него, в кабинет стремительно вошла Нина Грэхем, бросив через плечо в сторону Робин: «Мне чашечку кофе, пожалуйста». На Нине был элегантный, хотя и не очень модный костюм, который она надевала для визитов в город, ее светлые волосы были уложены в пышную кокетливую прическу.
Катринка закрыла папку с бумагами и встала из-за стола, чтобы поздороваться с Ниной, стараясь при этом скрыть свою тревогу.
– Послушай, Катринка, – начала Нина, после того как Катринка слегка коснулась губами ее щеки, – это что, необходимо, чтобы вашу с Адамом жизнь расписывали бульварные газеты? – Она села на диван, бросив возмутившую ее газету – конечно, «Кроникл» – на кофейный столик. – Да еще в таком дурном вкусе.
