После осуждения имяславцев Синодом иеросхимонах Антоний (Булатович) покинул Санкт–Петербург и поселился в Луцыковке, где за ним было установлено наблюдение Харьковской духовной консисторией [1701]. В Луцыковке на территории имения своей матери Булатович начал постройку дома, в котором предполагал разместить нескольких изгнанных с Афона имяславцев. К строительству этого дома было приковано внимание Харьковского губернатора и Министерства внутренних дел [1702]. Каждый шаг Булатовича тщательно отслеживался местным уездным исправником [1703]. Товарищ министра внутренних дел генерал–майор Джунковский сообщил о строительстве Булатовичем дома для имяславцев в Святейший Синод, после чего Синод специальным определением предоставил оберпрокурору просить министра внутренних дел»сделать распоряжение о закрытии устрояемого Булатовичем дома для молитвенных собраний имябожников» [1704]. Обер–прокурор сообщил об определении Синода министру внутренних дел Н. А. Маклакову [1705].
Мы имеем достаточно подробную информацию о том, в каких условиях жил Булатович, из статьи, напечатанной в»Биржевых ведомостях»в конце 1913 года. Автор статьи рисует картину разоренного имения матери Булатовича, сожженного крестьянами во время первой русской революции, говорит об аскетической жизни»афонского бунтаря»и нескольких его сподвижников:
Вид имения, где живет»афонский бунтарь», производит кошмарное впечатление. Прежде всего бросаются в глаза остатки строений, груды камня и железа. Оказывается, в памятном 1905 году имение генеральши было разгромлено до основания. Погромщики пощадили лишь небольшую хату, где жили»люди»генеральши. В этой хате с маленькими оконцами и земляным полом ютится теперь Антоний с двумя другими афонцами — Иларионом [1706] и Феофилактом. Среди руин высится строящийся двухэтажный деревянный дом, с готическими окнами. Форма окон ввела в заблуждение местных миссионеров, которым было поручено следить за»афонским бунтарем», и они донесли в Харьков, будто иеросхимонах Антоний устраивает»свободную общину»<…>Пребывая в Луцыковке целый день, я убедился, как лживы россказни миссионеров о привольной жизни иеромонаха Антония в Луцыковке. Хата — холодная, со сквозняками. Пища — беднейшая, крестьяне не позавидуют: черствый, черный хлеб, борщ, капуста с дешевой рыбой, каша из простого пшена без масла. Как роскошь — чай. И так изо дня в день [1707].
Несмотря на тяжелые бытовые условия и усилившуюся болезнь глаз, Булатович не прекращает активную литературную деятельность. В течение 1913и1914 годов он продолжает участвовать в полемике вокруг почитания имени Божия. Эта полемика после публикации Послания Синода от 18 мая 1913 года не только не была приостановлена, но, наоборот, разгорелась с новой силой. Вскоре после появления Послания под редакцией Новоселова выходит в свет сборник»Материалов к спору о почитании Имени Божия», впоследствии многократно переиздававшийся — каждый раз с новыми дополнениями. Противники имяславия в ответ публикуют»Историю Афонской смуты»монаха Пахомия. Активную публицистическую деятельность продолжают также инок Хрисанф и архиепископ Никон (Рождественский). Однако Булатович и Троицкий остаются главными действующими лицами полемики. Булатович в 1913–1914 годах публикует несколько произведений в защиту имяславия, в том числе»Прошение в Правительствующий Синод»,«Моя мысль во Христе»и»Православная Церковь о почитании Имени Божиего и о молитве Иисусовой». Троицкий в этот же период публикует многочисленные работы против имяславия, такие как»Учение св. Григория Нисского об именах Божиих и имябож–ники»,«Был ли имябожником о. Иоанн Кронштадтский?»,«Борьба с Афонской смутой»,«Защитники имябожников. Ответ С. Н. Булгакову»,«Учение афонских имябожников и его разбор».
Рассмотрим прежде всего»Прошение в Святейший Правительствующий Синод», являющееся прямым ответом Булатовича на синодальную критику. В»Прошении»Булатович не только оправдывает свое учение, изложенное в»Апологии веры», но и уточняет его в целом ряде аспектов. Можно поэтому говорить о том, что»Прошение»знаменует собой новый этап в развитии имяславского учения об имени Божием.
В своем»Прошении»иеросхимонах Антоний настаивает на том, что Синод приписал ему мнения, которых он в действительности не высказывал и которые, более того, сам же опровергал. Первым из них является обожествление букв и звуков имени Божия, якобы присутствующее в его учении. Это мнение (опровергнутое ранее в самой»Апологии») Булатович считает сознательным искажением имяславского учения:
Синодальное Послание влагает во уста мои следующее мнение:«Самое Имя Иисус спасительно, — в нем, как и в прочих Именах Божиих, нераздельно присутствует Бог». Под выражением:«Самое Имя» — отчетливо подразумевается имяначертание и имя–звучие. Но покорнейше прошу найти в моей Апологии хотя бы одно место, где бы я говорил, будто»Самое Имя Иисус спасительно»? Этого я нигде не говорю, ибо слово»Самое Имя»наводит на мысль считать спасительным самое имяначертание или имязвучие, т. е. тварную оболочку Имени Божия и Имени Иисусова<…>Не сказано мною также нигде в моей»Апологии», будто Бог»нераздельно присутствует»в»Самом Имени», то есть, в имяначертании Своем<…>Конечно, буквы и звуки есть условные знаки, разные на разных языках, но та истина, которая сими буквами и звуками выражается на всех языках и во всех выражениях, всегда одна и та же, и сия истина происхождения Божественного, всегда пребывает в Боге, и Бог всегда в ней пребывает. Вот что мы называем»именем», отличая имя от имяначертания или имязвучия. Имя Божие есть истина единая и, как солнце в бесчисленных зеркалах, отражается в тех глаголах, коими люди именуют Бога, и не только отражается, но и просвещает и согревает сердца исповедующих Имя Господне. В этом смысле Имя Божие и Имя Иисусово есть истинная от Бога
Происходящая Жизнь и Свет, и Деятельность Божества или, как мы говорим — Сам Бог [1708].
Булатович вновь объясняет своим оппонентам, какой смысл он вкладывает в имяславскую формулу»имя Божие есть Сам Бог»:
Мы не просто говорим, что Имя Божие есть Бог, но говорим — Сам Бог. Это мы делаем, во–первых, дабы избежать укора именно в пантеизме. Говоря»Сам Бог», мы не представляем себе Имени Божия вне Самого Бога, но высказываем, что, по неотделимости деятельности Божией от Существа Его, в Нем Сам Всемогущий и Везде сущий Бог, Сама Всесовершенная личность со всеми Своими свойствами. Но мы отнюдь не говорим, будто бы Имя Божие и Имя Иисус есть сама сущность Божества, и протестуем против того, что нам приписывают, вопреки ясному нашему утверждению [1709].
Второй пункт»Прошения»касается мнения о том, что»несознательное призывание Имени Божия действенно». С этим мнением, которое Синод приписывает имяславцам, Булатович решительно не соглашается:«Где сказано мною»действенно»? Этих слов не написано у меня!» — восклицает он [1710]. В опровержение этого обвинения Булатович утверждает, что не всякое призывание имени Божия спасительно, тем самым внося существенное уточнение в то, что он утверждал по данному поводу в»Апологии»:
Имя Божие и Имя Иисусово, в которое заповедовал нам веровать Сам Господь<…>есть то непрестающее светоизлияние Божества, озаряющее человеков Боговедением, которое неизменно всегда существует само в себе и в Церкви с тех пор, как существует Церковь Ангелов и человеков, но конечно не всякая мысль в человеке о Боге есть Бог, и не всякое призывание Имени Божия должно быть по необходимости для человека спасительным. Свет Божественной истины всегда немерцаемо сияет и во Именах Божиих, и в глаголах Божиих, но причащаться сему умному Свету не всякому дано, и для этого необходимы известные субъективные условия:
«Имеющий уши слышати да слышит». Итак, объективно я признаю, что Имя Божие как Свет Божества есть всегда Божество, но субъективно для призывающего не всегда Имя Божие бывает действенным и не всякое призывание Имени Божия молящимся низводит в душу его Святое Божество [1711].
Третье мнение, опровергаемое Булатовичем, — о том, что он якобы считает имя Божие божественной силой,«находящейся в распоряжении человека», и что это является»магическим суеверием»и богохульством. Булатович настаивает на том, что он далек»от того, чтобы приписывать Имени Божию и Имени Иисусову силу, находящуюся в распоряжении человека и действующую безотносительно к субъективным условиям призывающего Имя Божие» [1712]. Обвинение в»магическом суеверии»опровергается неоднократно на протяжении всего»Прошения в Правительствующий Синод»:
