Итак, старший, более высокий, был Уильям Джастис Лиллехаммер. Другой был молодой блондин, энергичный, сосредоточенный, как артист школы Станиславского, с удивительно гибким телом. Казалось, он был рожден с этой безрассудной непринужденностью.
Нанги наклонился вперед и, направив пульт управления на видеомагнитофон, перемотал пленку немного назад. Он уже просматривал несколько раз восьмимиллиметровую пленку, которую принес ему от покойного Харли Гаунта Манни Манхайм. А теперь он делал заметки.
Зазвонил телефон.
— Moshi.
— Нанги-сан, мне удалось найти, где находится телефон, номер которого вы мне дали.
Это был Джисаку Шиндо, нанятый Нанги частный детектив. Он говорил о номере телефона с тайного факса, который Нанги обнаружил в капсуле-кабинете, арендованном Масамото Гоэи и Сэйко в Гинзе.
— Он здесь, в Сайгоне, в служебном здании прямо через дорогу от вашего комплекса контор.
— Кому он принадлежит?
— Компании, которой, как оказалось, вообще нет в действительности.
Нанги слышал, как его агент перелистывает страницы своей записной книжки.
— Кажется, ваш человек, Винсент Тинь, платил за его аренду каждый месяц.
Некоторое время Нанги сидел с закрытыми глазами.
— Нанги-сан? Есть еще кое-что.
— Я слушаю.
— Так вот. Приятель моего приятеля работает у следователя, так что я имел возможность посмотреть на заключение о вскрытии трупа Тиня. Он был обожжен серной кислотой, как вам и сказал Ван Киет. Но из его тела вытащили двадцать пять пуль.
— Двадцать пять?
— Верно. Судя по калибру пуль и характеру ран, я бы сказал, что он оказался перед каким-то крупным пулеметом. Думаю, что это военное оружие, но я еще продолжаю расследование.
«Помилуй, Христос», — подумал Нанги.
— Есть еще одно обстоятельство. Приятель моего приятеля был на дежурстве, когда подобрали тело. Он утверждает, что убитый мужчина японец. Он также клянется, что тот был якудза.
У Нанги закружилась голова.
— Откуда он мог узнать это?
— Мизинец левой руки того человека не имел верхней фаланги.
Якудза часто обрезают мизинец таким образом, чтобы доказать свою верность оябуну, искупить вину за содеянный грех или подчеркнуть свое подчиненное положение.
— Хорошая работа.
— Спасибо, сэр. Я использовал свои контакты и сумел договориться о встрече с инспектором Ван Киетом завтра утром, чтобы выяснить, какого рода тактика лучше всего сработает в отношении этих людей. Они все слишком коррумпированы.
— Я верю, что вам это удастся. Держите меня в курсе.
— Как всегда.
Нанги повесил трубку и сел опять на кушетку в своем кабинете. В доме было очень тихо, что он очень любил. Но теперь вдруг ему захотелось звуков... радио, передающего музыку рок, или голоса какой-либо женщины. Он снова оказался у тех же ворот, мысли о Кисоко клубились вокруг него, как туман.
Но теперь для нее не было времени. Завтра здесь будет Лью Кроукер с новостями, один Бог знает какими. А до этого, понимал Нанги, ему еще предстоит многое сделать.
Продолжая размышлять над тем, что Шиндо рассказал ему, Нанги снова стал смотреть некоторые сцены на видеопленке в замедленном движении. На этот раз, однако, он не обращал внимания на основной сюжет, где два тела так странно спаривались друг с другом. Он вглядывался в правый верхний угол изображения, где его глаз уловил едва заметное движение.
Он смотрел, как оно появлялось и исчезало, снова возвращалось, подобно тени от пламени на стене. Он нажал кнопку увеличения кадра. Тут же изображение вошло в фокус, исчезли смазанности и неясности — последствия того, что съемки делались при слабом освещении.
И Нанги убедился, что перед ним человеческое лицо.
Лицо было слегка повернуто от объектива видеокамеры. Человек спокойно наблюдал за сексуальной акробатикой, как если бы это была партия тенниса.
Нанги нажал на кнопку, останавливающую пленку, и долго вглядывался в это лицо. Оно частично было в тени, но, удивительно, затемненные части помогли определить и опознать черты лица.
Странно, что он узнал его.
И это было толчком, в котором нуждалась его память, чтобы выплыли на передний план слова Оками о Уильяме Джастисе Лиллехаммере.
Нанги смог вспомнить весь разговор, как если бы он происходил вчера, а не два года тому назад. Оками был в Токио в один из его нечастых визитов сюда. Нанги помнил и место — «Мейджи Шрайн». Это было весной, когда исчезали унылые краски зимы и воздух был насыщен ароматом распускающихся цветов.
«Я на краю громадной пропасти, — сказал ему Оками. — Я должен принять решение, продолжать ли мне жить, как и раньше до сих пор, или же сделать большой прыжок в неизвестное».
«Вам Нужна помощь, Оками-сан?»
«Нет-нет». Вспоминая сейчас об этом, он нашел странным, что теперь возбужденность Оками кажется гораздо более важной, чем тогда. «Я не хочу, чтобы, вы были замешаны каким-либо образом в материальном плане. Но я хочу получить ваш совет».
«Все, что я смогу сделать», — ответил Нанги.
«Существует человек, на деловые отношения с которым меня толкают люди из моего узкого совета, и есть многое, касающееся этого человека, что беспокоит меня. Но даже несмотря на то, что у меня есть дурное предчувствие, я должен вступить на этот путь. Я знаю, что это неверный путь, Нанги-сан, но я должен сделать эту попытку, чтобы умиротворить других оябунов, чтобы сохранить мир между кланами. Я не хочу, чтобы на моей совести была полномасштабная война».
Оками помолчал, наблюдая, как невдалеке дети играли или мечтали, лежа на траве. «Кто знает, что было у него в мыслях в это время? Возможно, он думал, как думал и Нанги, о той ужасной плате, которую человек должен нести за то, что он стал взрослым».
«Этот человек, которого зовут Лиллехаммер, работает на лицо, которое, я думаю, известно вам. Вот почему я считал, что мы должны встретиться».
Они пошли дальше, оставив позади играющих детей. Навстречу попадались прогуливающиеся влюбленные парочки. Их пальцы сплетались, их глаза видели только друг друга, и солнце благословляло их.
«Леон Ваксман».
«Да, я знаю его, — сказал Нанги, — мы встретились здесь, в Токио, через несколько лет после начала оккупации. Вероятно, это было в сорок седьмом или сорок восьмом. Во всяком случае, я увидел его в госпитале. В то время я работал в министерстве по строительству, а госпиталъ подвергся некоторым разрушениям. Меня послали с группой инженеров посмотреть, что необходимо было там сделать».
«Ваксман был американцем, но он лечился в японском госпитале?»
«Совершенно верно, — подтвердил Нанги. — Госпиталь специализировался на нейрохирургии. Его раны были очень значительные, и, думаю, что ему необходимо было сделать ряд операций».
«Каким человеком он был, по вашему мнению?»
«Странным, — заявил Нанги. — Казалось, что в нем уживаются два совершенно различных человека. Один — хитрый и расторопный, а другой — ужасно подозрительный и угрюмый. Сестры, с которыми я говорил, рассказывали, что его часто преследовали ночные кошмары и он весь обливался потом и что они обычно начинали давать ему успокаивающие средства сразу же после ужина».
«А после того как он вышел из госпиталя, вы встречались с ним?»
«Да. Ему нужны были контакты в Токио. Кроме того, он фактически помог мне продвинуться по службе в ММТП».
«Как это ему удалось?»
Вместе с солнцем исчезли и влюбленные. Теперь собеседники оказались в районе, где господствовали панки с остриженными клиньями розовыми и зелеными волосами; в кожаных куртках, громадных темных очках, с черными хромированными мотоциклами «Кавасаки». Они насмехались над пешеходами, ревели моторы их машин. Гремел тяжелый рок.
«По-видимому, у него уже были кое-какие контакты, — продолжал Нанги. — В армии он служил в отделении по связи с общественностью, так что часто встречался с сотрудниками министерства, особенно министерства торговли и промышленности, которое впоследствии стало называться ММТП, Ему очень нужны были контакты в деловых кругах, так что мы оказывали друг другу помощь. Помню, я был поражен тем, насколько хорошо он понимает японский образ жизни».
«Так он хотел стать бизнесменом?»
«Очевидно».
«Теперь он занимается совершенно другим делом, — заметил Оками. — Он возглавляет теневую структуру, которая глубоко законспирирована в Американской федеральной администрации».
Они дошли до района парка, где велись восстановительные работы. Теперь и панки остались позади и, по крайней мере на некоторое время, они были одни. К железному забору были прислонены деревья с бледными почками, с корнями, обернутыми мешковиной и перевязанными бечевками. Они ожидали посадки.
«Я могу понять, — сказал Нанги, — каким образом он оказался замешанным в таком деле. Ваксман всегда поражал меня тем, что видел какой-то смысл в теневых структурах. Кроме того, хотя он и обладал сноровкой в бизнесе, у меня складывалось впечатление, что заниматься бизнесом ему скучно, так как это слишком просто. „Все равно что стрелять по рыбине в бочке“, — однажды признался он мне».
