из соображений выгоды. Очень скоро он понял, с каким мелким авантюристом они спутались, и с того-то времени стал подумывать о возвращении в Польшу. С приездом послов он тут же примкнул к ним, дал согласие на службу королю и теперь всячески старался насолить самозванцу: хотя бы вот так, не пустив к нему Марину.
— Товарищи, не следует нам это делать! — азартно насел он на рыцарей. — Отпустим: в Можайск придёт Димитрий и заберёт её! А мы не в силах будем помешать тому… Кто согласится держать там при ней свой полк?.. Ты? — спросил он Зборовского. — А может, ты?..
Ему на помощь пришёл гетман, и полковники дрогнули, уступили им: все отказали Марине в отъезде.
Рожинский, довольный, долго и признательно тряс ему руку: «Спасибо, Йозеф, спасибо!» — с симпатией к нему, завидуя его статной фигуре.
Вильковский был крепким, с сильными мужицкими руками, без седины, хотя был уже далеко не молод. Природа была щедра к нему: оставила ему на зрелый возраст здоровье и румянец юноши. И полковник не скупился, щедро растрачивал этот отменный дар. Он был социанист[87] и радикал, был убежден, что после смерти ничего уже не будет. В Бога он не верил, семейную жизнь не выносил и развлекался тут борзыми. Вино не обходило его стол, и русских баб достаточно хватало в городке. Он гонял на подмосковных полях зайцев, лисиц, крестьян, травил собаками кого хотел. Устраивал он набеги и на дальние заволжские деревни, в ещё не разорённой смутой стороне.
* * *
Едва лишь королевские послы ушли из Тушино в середине января, как по городку поползли вновь разговоры, что зря, дескать, они отстали от Димитрия; он хотя и такой-сякой, но царь, и от него можно получить неплохое жалованье; вот сядет на Москве — и всё уладится. И всё больше становилось тех, кто был бы не прочь опять столковаться с ним о службе. И силой, под их давлением, войско снарядило к Димитрию гусар. Повёл их ротмистр Тышкевич. И за много вёрст до Калуги большой казачий разъезд самозванца перехватил его отряд.
Завидев немногочисленную группу всадников, казаки ощетинились пиками и устремились с гиканьем в атаку. Гусары остановились и выбросили навстречу им белый флаг. Казаки придержали коней и, настороженно оглядывая гусар, подъехали к ним. Когда же они узнали, что это послы из Тушино, то повернули с ними назад в Калугу.
Весть о том, что к Димитрию идут из Тушино с переговорами гусары, разнеслась по городу ещё до подхода Тышкевича. И у крепостных ворот его отряд осадили со всех сторон волонтёры Казимирского.
— Panowie, dzień dobry![88] — послышалось родное, польское…
— Что с городком?..
— Как Рожинский — упорствует?
— Как стенка, panowie!..
Калуга оживлённо шумела, забитая вооружёнными людьми. Повсюду таскались в серых армяках донские казаки. Поменьше было видно боярских детей. То тут, то там мелькали касимовские татары, башкиры и ещё бог знает какие-то рубаки-молодцы.
Окружённый гусарами и казаками, отряд Тышкевича с трудом добрался до хором Димитрия, медленно продираясь по узким улочкам. Около двухъярусного деревянного терема по-. сланцы спешились. И Тышкевич с гусарами и казачьим атаманом впереди поднялись по крыльцу, украшенному резьбой и позолотой.
В проходной горнице, широкой, с перерубом, пировал Димитрий с дворянами и атаманами. И тут же за столом Тышкевич сразу приметил знакомые физиономии ногайских мурз. Их он не раз видел вместе с Урусовым в Тушинском городке.
«Почему они здесь, когда Урусов-то с послами уже под Смоленском?» — машинально отметил он.
Димитрий обернулся на стук двери, узнал его, поднялся из-за стола, пошёл к нему навстречу.
— О-о, пан Януш! Проходи, садись! Желанным гостем будешь!
Он провёл к столу Тышкевича и, очищая ему место, бесцеремонно столкнул с лавки шута.
— А ну, иди — не до тебя!
Петька забавно оскалился, скрыв за ухмылкой злой огонёк в глазах, залаял побитой собакой, упал на четвереньки и тявкнул на Тышкевича.
За столом все захохотали.
А Петька подурачился, подёргался, попрыгал на полу и выскочил за дверь.
Тышкевича усадили по правую руку от Димитрия. И царский виночерпий, приветствуя его, поднёс ему серебряную братину креплёной мальвазии.
Тышкевич поблагодарил царя за радушный приём и осушил кубок под одобрительные возгласы пирующих. Его гусарам, оставшимся внизу, у терема, кравчий и холопы вынесли вино и медовуху. Их славно угостили, выдали всем добрые корма и развели по избам на постой.
В Тушино Тышкевич вернулся в приподнятом, отличном настроении. В Калуге он получил богатые подарки. Щедро одарили там и его гусар. За стены города, провожая, с ними выехал сам Димитрий. С казаками же они расстались, когда отъехали за сотню вёрст от Калуги.
В послании к войску, что привёз Тышкевич, Димитрий опять жаловался на бояр, тех, которые потянулись к королю. Обвинял он в злых умыслах и Рожинского, честил и королевских послов. В заключении пространной грамоты он обещал уплатить сразу по тридцать злотых каждому всаднику, если приведут Марину в добром здравии к нему в Калугу. А если, писал он, гусары накажут Рожинского и виновных в его бедах или удалят их за пределы Московии, то он пожалует им право самим выбирать гетмана. Разумеется, посоветовавшись с ним, государем. Он клялся на кресте, всеми родными и святыми, что не ступит шагу без согласия их, гусар, их выборной войсковой старшины.
Тышкевич передал послание Рожинскому, рассказал о приёме и почестях, оказанных ему царём. Поведал он также о его войске. Оно уже перевалило за пятнадцать тысяч. Пополнялось оно в том числе гусарами и пятигорцами, которые небольшими группами, оказывается, уже тайно покидали Тушино.
Эти вести привели Рожинского в смущение. Он обозлился и в то же время растерялся. Положение его ещё сильнее обострилось, когда всё это дошло до войска, и по лагерю вновь прокатилось волнение.
Глава 17
ЦАРИЦА
Казимирский, напялив на себя кафтан и шапку своего пахолика, вышел из землянки с пятигорцами, верными ему, готовыми идти на всё.
Уже упали сумерки февральские, и Тушинский городок затихал от суеты и от дневных забот.
Лихие заговорщики прошли незаметно за конюшнями гетманского полка и вышли на задний двор царского терема, где их уже поджидал Бурба. Казимирский оставил здесь пятигорцев наблюдать за обстановкой вокруг терема, чтобы их не застукали повсюду рыскающие доносчики гетмана, и прошёл вместе с атаманом на женскую половину хором. Там их встретила пани Барбара и провела теперь уже одного Казимирского в горницу к царице.
Казимирский низко поклонился
