1924 года в Равенне, в тот день, когда Энцо добился своей второй победы в карьере пилота. С тех пор они оставались если не близкими друзьями в строгом смысле этого слова, то, безусловно, двумя близкими представителями (все более значимыми и все более одинокими) мира гонок, который, может быть – кто знает? – вырос еще больше, чем они смели мечтать в юности.
МЕЖДУ НАЧАЛОМ ИЮНЯ И НАЧАЛОМ ИЮЛЯ НИКИ ЛАУДА И «ФЕРРАРИ» ПОЧТИ ПОЛОЖИЛИ В КАРМАН ЧЕМПИОНСКИЙ ТИТУЛ. ИЗ ТРЕХ ГРАН-ПРИ, ПРОШЕДШИХ ЗА ЭТО ВРЕМЯ, АВСТРИЕЦ ВЫИГРАЛ ДВА – В ШВЕЦИИ И ФРАНЦИИ – И ЗАНЯЛ ВТОРОЕ МЕСТО В ГРАН-ПРИ НИДЕРЛАНДОВ. ЕГО НАПАРНИК, ЧЕЙ ВКЛАД В РАЗРАБОТКУ «312 T» ТОЖЕ БЫЛ ВАЖНЫМ, НА ЭТОМ ПУТИ ЗАБЛУДИЛСЯ, НЕ СУМЕВ СНОВА СТАТЬ ГЛАВНЫМ ГЕРОЕМ СЕЗОНА, КАК ЭТО БЫЛО В ПРОШЛОМ ГОДУ.
Великий Старик мудро оставался на заднем плане, уступив Монтедземоло управление сезоном, который не был похож ни на один из предыдущих десяти. И когда, в самом разгаре лета, как Лауда, так и «312 T» показали некоторый спад – восьмое место на «Сильверстоуне», третье место на «Нюрбургринге», шестое место в Цельтвеге – он ограничился дистанционным контролем над блестящим решением краткосрочного кризиса, которое претворил в жизнь его молодой помощник.
В последнюю неделю августа его люди, один за другим, постепенно, вернулись к работе. Опыт научил каждого из них, что в первые дни после летних каникул лучше держаться подальше от Великого Старика – по крайней мере, пока загар не исчезнет, ну или пока не вызовут на ковер. Энцо Феррари, который никогда не понимал смысла отпуска и никогда его себе не давал, и в самом деле не без трудностей общался со знакомыми лицами, на которых появлялся не известный ему дотоле золотой оттенок солнца с романьянского побережья.
В первую неделю сентября завод в Маранелло был вновь открыт, хотя большая часть работников промышленного управления – шестьсот человек – все еще находилась дома, чтобы не увеличивать производство из-за проблем с реализацией машин. Но если производственная линия берлинетт и GT двигалась медленно, то персонал спортивного подразделения полностью погрузился в подготовку к поездке в Монцу на Гран-при Италии, который мог стать решающим в борьбе за чемпионский титул.
Во вторник, 2 сентября, Ники Лауда, будущий чемпион мира, прибыл для подготовки «312 T», на которой он должен был участвовать в следующее воскресенье в Монце. Во Фьорано он встретился с Энцо Феррари. К обоюдному удовольствию разговор завершился продлением контракта на 1976 год и на следующий сезон. Великий Старик снова смог вырастить чемпиона. Его выбор неизвестного венского гонщика, против которого было много возражений и много насмешек два года назад, был пророческим. В течение двух сезонов дуэт Лауда – Феррари стал непобедимым.
На следующий день пришла очередь Клея Регаццони. Сначала он приехал на «Фьорано», а позже встретился со Стариком, как швейцарец именовал Энцо Феррари (и делал это с куда большим уважением, чем можно было подумать). Клей тоже покинул Фьорано с обновленным контрактом, но только на 1976 год. Однако отсутствие изменений в составе команды не означало так разрекламированного единства. Старые раны не затянулись.
В четверг «312 T» были доставлены в Монцу. Феррари остался в Маранелло. Прошло уже много лет с тех пор, как он перестал посещать гонки, но в Монцу приезжал, обычно в субботу. Однако после освистывания в 1971 году он решил больше не приезжать и туда, и даже вероятное завоевание чемпионского титула на фоне ажиотажа в команде не заставили его отказаться от этого решения. Он остался в Маранелло, а в воскресенье был в кабинете на «Фьорано», перед телевизором и с телефоном под рукой. На протяжении всей недели он был необычайно нервным, как будто чемпионский титул, который Лауда мог завоевать уже в воскресенье, был его первым. В пятницу в Монце Ники и Клей установили два самых быстрых времени на круге, оба побили предыдущий рекорд. На следующий день Ники взял pole position, а Клей, став вторым, начал гонку бок о бок с партнером.
Монтедземоло постоянно держал Энцо в курсе событий по телефону. Как и в случае с Гран-при Монако в мае, Великий Старик не хотел ничего оставлять на волю случая. Он даже нашел время на то, чтобы попросить своего верного помощника пронаблюдать за молодым и многообещающим Тони Брайзом, двадцатитрехлетним английским гонщиком из «Лолы» Грэма Хилла, очевидно, заглядывая в сезон-1977 и думая о том, что с уходом Регаццони ему понадобится молодой напарник для Лауды.
Гран-при Италии 1975 года был одним из многих идеальных дней в истории «Феррари». Регаццони выиграл гонку, Лауда стал чемпионом мира. «Я думаю, что заслужил это достижение», – сказал Лауда, выбираясь из своей «312 T». И щедро поделился своим титулом со всей командой: «Эта победа – награда за работу всем сотрудникам “Феррари“».
Затем ему передали телефон. На другом конце провода был Энцо Феррари. Великий Старик, сидя в одиночестве в своем офисе на «Фьорано», был явно доволен. Он искренне поздравил Лауду и поблагодарил его с такой теплотой, что у Ники, когда он закончил разговор, было впечатление, что Феррари был даже растроган этой победой.
Почти в 200 километрах от шумной суеты Монцы, где десятки тысяч зрителей наводнили трассу, стремясь подойти к подиуму, в тихом уединении своего кабинета, среди фруктовых садов Фьорано, Энцо чувствовал себя удовлетворенным. Ему пришлось ждать одиннадцать долгих лет, но теперь он снова был чемпионом мира. Используя одну из свойственных ему многозначительных фраз, для понимания которых требовалось некоторое усилие, он сказал: «Результат – это демонстрация того, чего можно достичь при трудолюбивой верности идее, а еще это награда за заранее упорядоченные человеческие отношения».
«В эти счастливые мгновения Мы ощущаем себя должниками, – продолжил он, употребляя «мы» в pluralis maiestatis[87], которое в Италии 1975 года использовал только он и римский папа, – перед Лаудой, Регаццони, инженерами, механиками, поставщиками и всеми страстными ферраристами, которые тридцать лет вдохновляли нас на продолжение».
В Турине Джанни Аньелли коснулся личного. «Для нас – и в этом случае «нас» означало, что он говорил и от имени «ФИАТ», и от себя – “Феррари“ – это в первую очередь вопрос чувств. Мы рядом с ней сегодня, потому что всегда верили в то, что это имя значит для итальянской автомобильной традиции». А потом заговорил и про Энцо: «Инженер Феррари доверился нам, и мы верили в него, даже и в менее счастливые дни. Сегодня, – заключил он, намекая на будущее, – как минимум очевидно,
