левых. Переход от боевика-подпольщика – или, как его любила называть международная пресса, «террориста» – к депутату парламента не принес Бегину того общественного признания, на которое он надеялся. До 1960-х годов его партия получила менее 20 мест в Кнессете, тогда как Mapai получила более 40. Бегину было нелегко преодолеть процентный барьер, а Бен-Гурион делал все возможное, чтобы помешать тому завоевать общественное доверие. Платформа Herut, гласившая: «У Иордана два берега, и оба принадлежат нам» (согласно девизу Жаботинского, отца-основателя ревизионизма), вызвала у израильтян страх перед ирредентистской партией, которая приведет страну к войне.
На протяжении многих лет происходил медленный, почти незаметный отход от этого максималистского лозунга, ограничивавшего притязания на весь Западный берег Иордана; даже это представляло собой стремление, не требующее действий. В то время уже устоялись границы 1949 года. Когда в 1965 году была основана Gahal (как уже отмечалось, союз Herut с либералами, центристская партия среднего класса), Бегин отказался прекратить упоминать территории исторической Земли Израиля (доходящей до Иордана), но либералы рассматривали это как бряцание оружием, противоречащее их умеренной внешней политике. В качестве компромисса об этом было упомянуто во введении к программе как приверженность доктрине «целостности родины» исключительно партии Herut, а не общего блока. Медленный отход от приверженности Великому Израилю означал признание того, что для подавляющего большинства израильской общественности Великий Израиль был далекой мечтой, а не политической программой. Как отмечалось ранее, цель Бен-Гуриона состояла в том, чтобы помешать человеку, чьи воинственные устремления и методы работы он считал опасными для самого существования Израиля, быть принятым в качестве легитимного игрока на политической сцене. «Человек, сидящий рядом с доктором Бадером» [в Кнессете] – так Бен-Гурион называл Бегина. Фраза Бен-Гуриона «без Herut и Maki» была направлена на то, чтобы не допустить присоединения радикальных правых и левых партий к коалициям. В течение нескольких лет Министерство обороны отказывалось признать, что ветераны Etzel и Lehi имели право на пенсии и пособия, равные тем, что получали их коллеги из Haganah. Эта неоправданная, но временная дискриминация позже стала источником мифотворчества.
Бегин придерживался политического стиля, неприемлемого в Израиле. В речи, которую произнес на демонстрации против соглашения о репарациях с Западной Германией в январе 1952 года, он разжег публику выражениями, очерняющими Бен-Гуриона, и угрожал насилием. После выступления, как описано в предыдущих главах, демонстранты прошли к зданию Кнессета и забросали его камнями, по иронии судьбы в тот момент, когда сам Бегин выступал перед пленумом. Бегин был отстранен Кнессетом от работы на три месяца. После той демонстрации он смягчил риторику и все больше подчеркивал приверженность демократии и верховенству закона. Он агитировал за выборы в Кнессет четвертого созыва 1959 года под лозунгом «От оппозиции к правительству», проводя массовые митинги по всей стране. В день накануне выборов он объехал бедные кварталы Тель-Авива на кабриолете в сопровождении мотоциклистов. Эта идея была предложена ответственным за предвыборную кампанию Herut, которая заимствовала ее из практики Соединенных Штатов, но в Израиле она была воспринята как неприкрытое праворадикальное позерство в стиле Муссолини.
Бегин нашпиговывал свои речи библейскими выражениями, пророческим духом и риторикой высокого стиля, оторванной от реальности. Критики утверждали, что Бегин был напыщенным, однако он вызвал энтузиазм в массах. По всем вопросам внутренней политики он был готов использовать антиправительственную демагогию. Во внешней политике он стремился поддержать любые воинственные действия правительства, но не шаги назад или уступки. Его неоднократная неудача в завоевании доверия народа не раз вызывала недовольство в его собственной партии, но каждый раз, когда его лидерство подвергалось сомнению, он сразу же изгонял бунтовщика из партии. Herut была «семейной» партией, руководство которой сформировалось, когда Etzel находилась в подполье. Ветераны тесно общались и безоговорочно принимали руководство Бегина. Большинство членов происходили из Польши, и авторитарный стиль Бегина соответствовал общепринятой практике националистических движений в этой стране в период между двумя мировыми войнами.
Вхождение Бегина и его партии Herut на орбиту политической системы Израиля произошло накануне Шестидневной войны. Поскольку судьба страны, казалось, висела на волоске, Бегин – в запоздалом признании исключительной руководящей силы Бен-Гуриона – великодушно предложил вернуть Бен-Гуриона из Сде-Бокера после его отставки и включить в правительство. Бен-Гурион не вернулся в правительство, но то явилось началом процесса примирения между ним и Бегином, польские шляхетские манеры которого очаровали жену старого вождя Паулу, питавшую к нему слабость. На переговорах о создании правительства национального единства накануне войны НРП потребовала места для Gahal, и впервые Бегин был назначен одним из министров без портфеля. Таким образом, Бегин и Herut вышли из глубокого подполья и сделались приемлемыми политическими партнерами. Когда Голда Меир сформировала свое правительство в 1969 году, она пригласила Gahal и Бегина присоединиться к нему, тем самым подтвердив их легитимность; в то время как более раннее назначение в 1967 году могло быть истолковано как экстренное, данное приглашение было признанием Бегина и его коллег как достойных членов правительства.
Шестидневная война превратила платформу Herut из отдаленного идеала в реальность. Западный берег и сектор Газа оказались в руках Израиля. Отныне Бегин усердно работал, чтобы обеспечить государственный контроль на всей исторической Земле Израиля. Он был одним из авторов постановления правительства от 19 июня 1967 года, выразившего готовность уступить Синай и Голанские высоты в обмен на мирные соглашения. Но он не согласился на аналогичную договоренность с Иорданией в отношении Западного берега. В 1970 году, когда правительство Израиля сообщило посреднику ООН Гуннару Яррингу, что готово выполнить Резолюцию 242 Совета Безопасности ООН, включавшую принцип неприсоединения территорий, оккупированных во время войны, Бегин вынудил Gahal покинуть правительство, угрожая расколоть партию, если его позиция не будет одобрена.
Война Судного дня стала знаменательным событием, приведшим к падению власти «рабочих» сионистов. Общественность восприняла mehdal как выражение политической некомпетентности партии HaAvoda, и это привело к потере доверия, самого ценного актива партии в годы ее правления. Люди считали правление этой партии само собой разумеющимся, так как она знала, как направить корабль государства в безопасную гавань. Впервые война вызвала сомнения по поводу этого имиджа, до сих пор не дрогнувшего под атаками оппозиции как слева, так и справа. Правительство Рабина открыло свой срок полномочий под тяжелым бременем подобных сомнений. Его слабость, внутренняя борьба между Пересом и Рабином и случаи коррупции, выявленные в тот период, нанесли правительству еще больший урон. Средства массовой информации, особенно телевидение, которое до войны Судного дня проявляло умеренность в критике правительства, теперь взяло на вооружение методы, выработанные американским телевидением во время войны во Вьетнаме и Уотергейта. Телевидение стало центральным
