Невольно прикрывая лицо от возможного удара, Роблес пробормотал:
— Рикардо, мы могли бы объясниться…
— Я повторяю: вон!
Охранник, не успевший закрыть за Рикардо дверь и с любопытством наблюдавший за ссорой двух посетителей, посторонился, чтобы выпустить из камеры лиценциата.
В дверях Роблес обернулся и укоризненно перевел глаза с Дульсины на Рикардо и обратно, потом несколько театрально произнес:
— Вы несправедливы ко мне…
В невеселом настроении из тюрьмы Федерико отправился прямо к Мириам. Он еще не видел ее после нападения Дульсины.
Она впустила лиценциата, и он попытался поцеловать ее, но она холодно отстранилась.
— Когда я узнал, что ты мертва, я чуть с ума не сошел, — сообщил он пылко.
— Твоя жена — убийца, — еще более холодно сказала Мириам.
Роблес стал уверять любовницу, что Дульсина ему больше не жена.
— Почему же? — удивилась Мириам.
— Она отвергла меня, как отвергают прислугу. Мириам усмехнулась.
— Я рада, что она в тюрьме. Я и не подумаю взять назад свое обвинение.
Федерико согласно кивнул.
— Мне нет до нее никакого дела. У меня есть ты, любовь моя.
Она протестующе вскинула руку:
— Нет уж! У нас все в прошлом.
— Но почему?
— Я чуть не погибла. Если я не прекращу с тобой встречаться, твоя жена однажды снова сорвется с цепи, и уж тогда мне не спастись.
Он смотрел на нее умоляюще:
— Мириам, я очень несчастен. И я нуждаюсь в тебе.
— Не унижайся…
Он понял, что пора уходить. Последней его фразой были слова о том, что он потерял все, и, думая, что у него остается она, Мириам, горько ошибся.
Конечно, столичное кафе — не то что приморский ресторан с французом-метрдотелем. Но напротив за столиком сидел Рикардо, смотрящий на нее любящими глазами, и Роза была счастлива.
— Значит, Дульсина скоро выйдет из каталажки? — спросила она, катая по блюдечку цветной шарик мороженого.
Рикардо сказал, что лиценциат Валенсия надеется на такой исход.
— Честное слово, я рада этому! Он взял ее руку и поцеловал.
— Если бы это сказал мне другой человек, перенесший от Дульсины то, что перенесла от нее ты, — я бы не поверил. Но тебе я верю.
— А жаба вернулась из Монтеррея?
— Нет еще, — ответил он, решив, что поправлять Розу — дело безнадежное.
— Значит, ты еще не говорил с ней?
— Боюсь, что этот разговор придется немного отложить. Она насторожилась.
— Почему?
— Стоит ли тебе интересоваться той, кого ты называешь жабой?.. У нее умерла бабушка, воспитывавшая ее вместо матери. Для Леонелы это горе, и сообщать ей сразу после траура…
Роза виновато взглянула на него:
— Просто мне трудно поверить, что она способна испытывать хоть какие-то человеческие чувства.
— Но сейчас она действительно страдает. Понимаешь? Она пожала плечами:
— Понимаю… Что мне еще остается?
Он еще раз благодарно поцеловал ей руку.
После кафе Роза попросила Рикардо зайти с ней на минуту в «Твой реванш» — ей хотелось поддержать Сорайду, тяжело переживавшую арест Куколки.
Однако лучше бы она сделала это в другой раз.
Не успели они войти в таверну, как откуда-то сбоку появился Эрнесто Рохас. Похоже, что он много выпил. С ненавистью глядя на Рикардо, он стал говорить о том, что, если бы не слезы его матери, он ни за что не воспользовался бы залогом, внесенным за него Рикардо с целью унизить его, Эрнесто.
— Пожалуйста, не надо, Эрнесто! — взмолилась Роза. Но он продолжал, не сводя глаз с Рикардо:
— Скажите, сколько вы заплатили, и я вам тут же верну эти деньги!
— Не надо устраивать сцен, Эрнесто, — спокойно сказал Рикардо. — Роза хотела помочь вам, и вы должны быть благодарны ей за это.
— За что благодарен? — уже не говорил — кричал
Эрнесто. — За то, что она поставила меня в дурацкое положение?… Розе только ваши деньжата и нужны!
— Да что ты такое несешь? — вышла из себя Роза. — Ты же лучше других знаешь, что это неправда!
— Не обращай на него внимания, Роза, — успокаивал ее Рикардо.
— Когда-нибудь у меня появится столько денег, что я заткну глотки вам обоим! — не мог остановиться Эрнесто.
Появившаяся Сорайда сделала знак двум вышибалам, равнодушно наблюдавшим эту сцену. Они под руки быстро вывели упирающегося Эрнесто на улицу…
Возвратившись домой, Роза долго молилась перед алтарем Девы Гвадалупе за Эрнесто, за то, чтобы Дева послала ему силы забыть Розу Гарсиа.
Накануне надзиратель сообщил Дульсине, что ее переводят в женскую тюрьму.
И вот сеньора Дульсина Линарес стояла перед высокой толстой теткой, затянутой в полицейский мундир, — надзирательницей, следящей за порядком в отделении, куда доставили новую заключенную. Покачиваясь с каблука на носок офицерских сапожек, надзирательница негромко приказала:
— Разденься и надень тюремную одежду.
— Не желаю, — отвернулась от нее Дульсина. Железными пальцами надзирательница схватила ее за руку.
— Поговори у меня! У нас здесь свои порядки, и ты будешь им подчиняться.
— Ты заплатишь за это! — как кошка, зашипела Дульсина. Но надзирательница швырнула ей в лицо тюремные неприглядные тряпки.
— Наденешь это! Я вернусь через десять минут. Берегись, если не сделаешь то, что я тебе велела.
Она действительно вернулась через десять минут, увидела, что новая заключенная хоть и смотрела злобно, но распоряжение ее выполнила, и повела Дульсину в общую камеру, где теперь той надлежало находиться.
В камере было много женщин в одинаковой одежде, такой же, какая была теперь на Дульсине. Надзирательница показала ей койку.
— Спать будешь здесь, — сказала она и ушла.
— Думаете, я буду спать на этом дерьме?! — крикнула ей вслед Дульсина.
Но тетка на это никак не отреагировала. Зато обитательниц камеры это заявление новенькой развеселило. Раздались голоса:
— Тут не отель, крошка!
— Принцесса какая нашлась!
Одна из заключенных, с кошачьими зелеными глазами и гибкой, сильной фигурой, поднялась со своей койки и обратилась ко всей камере:
— Сдается мне, девочки, что сеньора считает нас недостойной для себя компанией.
— А вы как думали? — вызывающе крикнула Дульсина.
— Пума, эта тетенька из высшего общества. Погляди, как причесана-то.
— А руки-то какие белые! Небось мужу пары подштанников не выстирала!
Та, которую звали Пумой, подошла к Дульсине.
— Духи-то! Настоящие французские! — авторитетно сообщила она и, сделав вид, что обнюхивает Дульсину, приподняла на ней платье.
Дульсина тут же вцепилась ей ногтями в лицо. Не ожидавшая такого отпора, Пума инстинктивно прижала ладони к расцарапанным щекам, потом удивленно посмотрела на них и, увидев кровь, с медленной улыбкой произнесла:
