— Твою ж мать, — тут же выругалась Елейка злобно.
— Чё? — тут же отреагировала Малха, — я тебя долго не держала.
— А Злыдня, — разъярилась наездница, — бедный чуть копыта не отбросил.
— Ну, — замялась Малха, — про коня я забыла. А чё ты так выскочила? Я ж со страху колдонула.
— Правильно и сделала, — тут уже вмешалась Дануха и залепив затрещину Елейке, продолжила, — сколь я тябе пиздёнка необволосенна вбивать в дурну твою башку буду, чёб не лезла на рожон. Куды сломя голову попёрлася?
— Чё эт необволосенная? — огрызнулась, насупившись Елейка.
На что Неважна, сидевшая напротив предательски прыснула, прикрывая, как обычно, рот ладошками.
— А сама то, — тут же набросилась на неё Елейка, тут же найдя на кого обиду сбросить.
Та тоже насупилась. У Неважны с Елейкой половая недоразвитость у обоих была самой больной темой. Ничего нигде не росло. Хотя Неважна и была на год младше Елейки, но всё равно задержка в развитии грызла обоих. Титьки не растут, волосики еле-еле. Беда в общем.
— Да плюнь на них, — влезла Буря, обращаясь к Малхе, — дальше давай.
— Ну, а чё дальше то. Объяснила, как этим пользоваться, сказала, чтоб Дануху дожидалась, что помочь ей должна, только не сказал в чём, — и тут она вопросительно уставилась на бывшую большуху.
— Эт я тябе потом объясню, — парировала её вопрос Дануха, — даром своим обучить других смошь?
— Нет, — тут же ответила Малха не задумываясь, — Я так понимаю, чтоб этим взглядом обладать, надо по башке её посохом получить. Дева сказывала, что отныне я буду оружием в руках сестёр. Я поначалу не поняла о каких сёстрах она говорит, но теперь поняла.
— Ладноть, — подытожила недовольно Дануха.
Наступила молчание, которое органически не переносила Неважна:
— Ну, а дальше что? — взвилась она, как будто ребёнку сказку не досказали.
— Да ничего, — повернулась к ней Малха, — поднялась в баймак. Осмотрелась. Хожу, думаю, где Дануху искать. Туда-сюда, а тут эта дура как выскочит, как выпрыгнет, но я и врезала со страху.
— Ой, да всё, — обиженно отмахнулась намазанными лечебным зельем руками Елейка, — хватит уже, — и показывая зелёные культяпки кистей рук, добавила со смехом, — я тебе ещё это припомню, жирняга.
Малха не обиделась, а лишь растянулась в улыбке.
— Посмотри на меня стройняшку, худосочная, где ты жир тут увидала.
— Да я посмотрела, как ты жрала, порося. Тебе телеса прежние набрать, как рубаху обоссать. К лету уже в проём входить не сможешь.
— Так и скажи, что завидуешь.
После чего они вдруг неожиданно обнялись.
— Ох, ё, — пропела своё привычное Дануха и поматывая в воздухе клюкой, с развивающимся на ней волчьим хвостом, добавила, — ну и свора под моим хвостом собираться. Да, скучать явно не придётся.
Тут она встала. Поклонилась куда-то в сторону стены в пояс и торжественно проговорила:
— Благодарствую, тябе Вяликий Вал за подарочек. За заботу о нас, смертных. Благодарствую.
Она ещё раз поклонилась и обернувшись к сёстрам, скомандовала:
— Ну кась дуйте отсюды по норам. Мяне готовить пора начинать. Валите куды-нибудь, — махнула она рукой в неопределённом направлении, — Малху к Данаве в шатёр покась опрядялите.
Девки загалдели и быстренько похватав одежду, кучей вывалили из Данухиного шатра, плавно перебравшись всей оравой в шатёр колдуна, где продолжили никем не контролируемые расспросы…
С одной стороны, Дануха беременностью не страдала, да и прощаться с новой жизнью, что говорится «не дождётесь», но с другой, памятуя о древних устоях, попыталась получить хоть какую-нибудь Благую Весть[125] от предков, которые, как она была уверена, благоволили ей. Поэтому с самого утра впала в полную бездеятельность и единственное что сделала — это разожгла очаг и завалившись рядом на меховой пол на бок, тупо смотрела на огонь. Зашедшей к ней чуть позже Голубаве заявила, чтобы сегодня на неё не рассчитывали и готовили себе сами, а у неё видите ли что-то вроде праздника и по этому радостному поводу вообще весь день собирается прореветь, ну или делать вид что ревёт, так чтоб не паниковали и её не трогали. Из девок её никто и не трогал, вот только на Воровайку это не распространилось. Эта пархатая дрянь залезла в шатёр почти сразу, как Дануха начала выдавливать из себя жалкие потуги плача по себе любимой. Сорока принялась скакать у входа туда-сюда, то и дело пригибаясь к полу и постоянно что-то ворча. Сначала Дануха не обратила на неё никакого внимания, она вообще её просто не заметила, наверное, потому что ворчала Воровайка тихо, а Дануха рыдала громко. Отвлёк бабу от рёва резкий порыв ветра, что прошёлся по стенам шатра, да так, что последний жалобно заскрипел на растяжках, а сорока при этом резко взвизгнула, выдав тем самым своё присутствие, лихо проскакав за спину хозяйки. Дануха внимательно присмотрелась к своей питомице и не мало удивилась, увидев в её поведении панический страх. Давненько она её такой не видела, даже забыла, когда. Осмотрелась. Шатёр ходил ходуном. Нехотя встала и направилась к выходу, чтоб глянуть наружу, но стоило ей завернуть тяжёлую входную шкуру в сторону, как резкий порыв ветра подхватил эту импровизированную дверь и закинул на крышу, ударив холодным воздушным натиском по вылезшей в проём бабе. Дануха еле на ногах устояла, хватаясь за края прохода и взглянув на происходящий в лесу «конец света», только и пропела своё «Ох, ё». Небо было чёрным от туч, но ни дождя, ни снега не было. Бедные деревья колыхались как травинки. С них срывались обломанные сухие сучья и с бешеной скоростью неслись между стволами, ударяясь об них, разламываясь на более мелкие и несясь дальше. Дануха попыталась достать задранную входную шкуру, но та не поддалась. Тут откуда-то, пригибаясь к земле, прибежала Голубава и в одном прыжке стянула шкуру на место, буквально влетев вместе с Данухой внутрь.
— Эт чё делатся то? — риторически спросила Дануха, теребя свои волосы разом спутанные на голове.
— А мы думали это ты устроила, — изумлённо вторила ей Голубава.
— Я тябе чё, Валова колдовка, чё ли, погодой вертеть, — продолжая отряхиваться и приводить себя в порядок, пробурчала недовольная Дануха.
— Странно, — задумчиво протянула Голубава.
— Чё странного то? — переспросила хозяйка шатра, бросив «прихорашиваться» и уставившись на гостью.
— Странная какая-то туча, — начала в задумчивости Голубава, — пришла к нам на край леса и стоит, никуда не уходит. Везде вокруг светло, а у нас вон чё делается.
— На какой край? — не понимая, будто слышит бред какой-то, переспросила Старшая.
— Она остановилась примерно в районе вашего старого баймака, — ответила ей Голубава, указывая рукой направление.
Дануха дёрнулась, взмахнув зачем-то руками, закрутилась лихорадочно, как будто, что-то искала. Наконец найдя, что искала, кинулась одеваться и схватив клюку, выскочила на поляну, даже не успев завязать полы тулупа. Выскочила и завертелась, оглядывая небо по сторонам. Действительно. Везде вокруг даже облачка на небе не было, а в стороне баймака, воронкой вертелась огромная чёрная туча, и никуда не улетала.
— Твою ж мать! — проорала Дануха, стараясь перекричать закладывающий уши шум ветра, — Голуба, айда кась за мной.
Скрючившись в три погибели, цепляясь за стволы деревьев, преодолевая сильный встречный ветер, который дул как в трубу, они на пару двинулись по тропе, ну или примерно в её направлении. В этом кошмаре и в трёх соснах заблудиться было не мудрено, а тут по лесу пришлось прилично прорываться. Дануха не знала, что происходит, не понимала ни природы этого явления, ни сути, но какое-то странное предчувствие, внутренняя сила буквально плетью гнала её в это безумие стихии.
Добравшись до края леса и вцепившись в стволы раскачивающихся берёзок, обе встали, как вкопанные, смотря через заливной луг источника в сторону баймака. Дануха даже не заметила, как у неё рот распахнулся от удивления, но, когда в него что-то прилетело, закашлялась, сплюнула и громко выругалась. А картина действительно предстала эпической. Вокруг площади баймака, в районе бывших землянок, крутилась с бешеной скоростью высоченная стена, до самого неба, непонятно из чего состоящая. В ней была пыль, грязь, снег, куски льда, ветки, какой-то непонятный мусор. Там даже обгорелые огрызки брёвен от сожжённых жилищ летали. Да ладно бы только это. В стене шла нескончаемая гроза! Молнии то и дело сверкали вдоль и поперёк, освещая всполохами вихревую стену, но даже их ярчайший свет не давал возможности разглядеть пелену мрака насквозь. Зрелище было не для слабонервных.
