— Ты думаешь о разбойниках? — его спутники насторожились.
— Им сейчас не до нас.
— Да уж, столько золота на голову свалилось, — кивнул, соглашаясь с братом, Аль. — Делить будут долго.
— Это вряд ли, — фыркнул Лот. — Золото — такая вещь, которая очень плохо делится больше чем на одного. Всегда кажется, что у другого больше, а тебя обделили. Да и зачем делить то, что может достаться и одному?
— Это точно, — кивнул Альнар, его лицо скривила злорадная усмешка. — Может, у Лиина и не будет похорон, но вот бой над его телом устроят — достойный царских. И крови прольется — мало не покажется.
— Хорошая смерть для воина — в бою, — проговорил Алиор.
Брат несколько мгновений смотрел на него — с долей не то снисходительной грусти, не то сомнения, готового перерасти в нечто большее — а затем сказал:
— Смерть не может быть хорошей. Она плоха уже потому, что есть.
Аль решительно замотал головой: он думал совершенно иначе. Однако прежде чем он успел открыть рот, чтобы возразить, наследник сказал, заставляя брата так и застыть с открытым ртом:
— Однако если бы у меня было право выбирать, я предпочел бы ту смерть, что напророчил мне ты — окаменеть в миг исполнения своей самой заветной мечты.
— И что в этом хорошего? — спросил Лот, для которого все эти разговоры о смерти были, по крайней мере, неприятны и уж точно совершенно непонятны.
— Потому что, сбывшись, мечта уходит, моя же сохранится навсегда.
— В камне? — хмыкнул бродяга.
— Камень прочнее человеческой плоти, — спокойно пожал плечами наследник, ради такого случая готовый даже простить собеседнику усмешку. — А чудо, — добавил он, повернувшись к брату, — дает надежду на новое чудо.
— Что в один прекрасный день камень растает, точно лед, и ты вновь оживешь? — Лот смотрел на Альнара с видом человека, ожидавшего, когда, наконец, выяснится, что все сказанное — не более чем шутка, и над ней разрешат посмеяться.
Но наследник был совершенно серьезен:
— Вот именно.
Его брат после некоторого раздумья неуверенно кивнул: действительно, так лучше, чем очнувшись в какой-то миг понять, что лишился головы или, и того хуже, медленно умирать во власти смертельной болезни.
Последняя мысль заставила его резко вскинуться, словно приходя в себя после долгого забытья. Приблизившись к бродяге, юноша решительно взял его за плечи, резко повернул к себе.
— Ты что? — удивленно и вместе с тем несколько испуганно взглянул на него Лот. Хотя до этого мгновения он не решался признаться в этом даже самому себе, но теперь-то от правды бежать было некуда: младший царевич пугал его ничуть не меньше, а, может, и больше, чем старший. Конечно, последний был властным и сильным, ему ничего не стоило приказать кому-нибудь зарубить неугодного. Но, несмотря на это, он не был властен над судьбой. А вот младший… Бродяга нервно дернул плечами, вспомнив: тот ведь совсем недавно напророчил Лиину смерть от меча. И вот — все сбылось с такой жуткой точностью, что… Что от одной мысли об этом становилось не просто не по себе, но жутко. — Что же мне теперь, — поняв, что собирался сказать ему Алиор, пробормотал он, — поселиться в лесу?
— Главное не входи в города.
— Перестаньте, — болезненно поморщился Альнар, прерывая так и не успевший начаться разговора. — Если постоянно думать о смерти, то и жить нет смысла.
— А как не думать? — Лот шмыгнул носом. — Вон Лиина она нашла — тот даже опомниться не успел.
— И хорошо, что не успел! — взмахнув руками, воскликнул наследник. — Так бы умер прежде собственной смерти, — он шагнул к бродяге: — Как собираешься сделать ты! — и резко ткнул пальцем его в грудь.
— Может, если бы он помнил… — начал Аль, но брат перебив его:
— То что? Не стал бы ничего делать? Выбросил свой меч в болото и сдался в плен, выбирая жизнь в рабстве? Это воин-то?!
— Нет, но… — юноша прикусил на мгновение губу, с сомнением пожал плечами. Что он мог на это сказать? Ведь еще не известно, была бы эта другая, выменянная у богов на знание, судьба лучше прежней.
— От судьбы не уйдешь, — думая о своем, вздохнул Лот.
— Вырой себе могилу и ложись, — зло отрезал наследник. Его голос звучал холодно и резко, как порыв зимнего ветра. — А я пошел.
— Ночью? — Аль с сомнением взглянул на брата.
— А что? — тот резко остановился, так что двинувшийся было за ним следом юноша врезался ему в спину. — Боишься, что слуги бога ночи решат воспользоваться своим временем, чтобы прикончить нас? Так спящие — куда более легкая добыча.
Его спутник только пожал плечами. Все так, ему не чем было возразить, однако он-то имел в виду нечто совсем другое — куда более простое и прозаическое: они устали и им нужно было отдохнуть. Пришло время ночлега. Он хотел уже произнести эти свои мысли вслух, однако умолк, заметив, что брат собирается продолжить свою речь. Аль надеялся, что тот, понимая все и сам, скажет нужные слова за него. Но Альнар ограничился лишь:
— И вообще, меня куда больше страшат разбойники, чем какие-то там призраки и духи, оборотни и вампиры. А потому, — он повернул голову к своим спутникам, обведя их властным взглядом, — мы не можем себе позволить разжигать костер. Хотя и считается, что его пламень — защита от черных сил.
Аль и Лот, переглянувшись, неуверенно кивнули.
— Вообще-то, — поглядывая на младшего царевича, проговорил бродяга, — если судить по твоим снам, то до ближайшего города нам нечего бояться. Ведь мне, — он выдавил из себя нервную усмешку, — чтобы умереть от эпидемии нужно до нее дожить. Тебе, — он взглянул на второго спутника, — вообще еще жить и жить. А твоя смерть, — его взгляд вернулся к Алиору, — и вовсе скрыта. Возможно, потому, что ее нет и подавно.
— Среди людей нет бессмертных, — качнул головой тот.
— Значит, ты будешь первым, — хлопнул его по плечу брат, а затем, решительно добавив: — И хватит об этом! — он зашагал вперед, вынуждая спутников двинуться следом.
Какое-то время они шли молча.
Очарованные заключенным в ночном лесу страхом, они крутили головами, готовые откликнуться на каждый звук — всполох разбуженной вскриком сломавшейся под тяжестью ноги ветки, уханье совы, завывание затаившегося в кроне деревьев в ожидании своего часа ветра.
Спавший глубоким сном лес не затихал ни на мгновение. Он то стонал — тяжело, надрывно, как смертельно раненный человек, то взвизгивал попавшим в капкан зверем, то кричал, будто потерявший самого себя призрак. Его голос пугал, заставляя странников шарахаться в сторону, и, в то же время, манил к себе, привлекая все внимание, не отпуская ни на мгновение тех, кому полная, жуткая в своей пустоте тишина была страшнее любого самого жуткого звука.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
