тибе будёт да слуга верная,
Ишша тот тибе будёт — да слово тайноё,
Ишша тот тибе будёт — стена-та городовая!»
Благословил его Владимер с буйной главы до резвых ног.
А как узнал вор-собака да злодей Курган-царь
60. Со любимым со сыном фсё со Коньшаком,
Со любимым со зятём было фсё со Коршаком.
А-й у Коньшака было силы сорок тысицей,
А-й у Коршака силы сорок тысицей,
У само́го у собаки цисла-смету нет.
65. А не вёшная вода ле облелеяла, —
Опступила Орда-сила да неверная
Уш как тот-ле ну город красён Киёф-град.
А-й он ступил нунь собака-злодей Курган-царь,
А садилась собака на добра коня,
70. Ишша нацела по силушки она поежжывать,
А искал он Иванушка Годенова.
А нашол ну Иванушка было Годенова:
«Ты садись-ко, Иванушко, на ременьцят стул,
А пиши-ко ёрлоцьки скорописьцяты;
74. Не пером ты пиши мне-ка, не цернилами,
А пецятай-наливай красным золотом;
Не давай-ли ну с<т>року на три годика,
Не давай-ли ну сроку на три месеца,
Не давай-ли ты сроку на три деницька, —
80. А только дай же сроку на три деницька
Со старыма людеми роспроститисе!..»
А-й да садилса Иванушко на ременьцят стул,
А писал ёрлоки да скорописьцеты;
Не пером ну писал да не чернилами,
85. А печатал-наливал да красным золотом.
Написал ёрлоки да скорописьцяты.
[А садилса Иванушка на д(обра коня)[246]].
«Поежжай ты веть в Киёф не дорогою,
Заежжай-ко-сь в Киёф не воротами, —
90. А скаци церес стеноцьку городовую,
Церес круглыя башонки наугольния!»
А-й как поехал Иванушко не дорогою,
Заежжаёт нунь не воротами, —
А скакал церес стеноцьку городовую,
95. Церес круглые башонки наугольния;
Приежжал но(нь) в оградоцку кнеженецкую.
Становил он коня-ле не привязана,
Не привязана коня-ле, не приказана.
Заходил он, Иванушко, на красно крыльцо:
100. А ступешек до ступешка догибаиццэ.
Заходил он, Иван, да на новы сени:
Уш как новеньки-ли сени, было, подгибаюццэ.
А-й отворял он веть двери с петы на пету,
Запирал он веть двери да воскрепка-накрепко;
105. И князю Владимеру целом не бьёт,
А Опраксии-кнегинушки головы не гнёт;
А клал ёрлоки-ли на дубовой стол,
Приходил нунь Владимер стольнекиефской,
Ишша брал ёрлоки скорописьцяты,
110. Роспецятывал ёрлоки, он слезно плакал:
«Уш ты ой еси, Иванушко Годеновиц!
Уш как дай мне-ка с<т>року на тры годика!» —
«Я не дам я те сроку да на тры я годицка!» —
«Уш дай мне-ка сроку на тры месеца!» —
115. «Я не дам те сроку да на тры месеца!» —
«Уш ты дай мне-ка с<т>року на три деницка
А со старыми люде́ми роспроститисе!» —
«Уш я дам тибе с<т>року да на тры деницка
А со старыми людеми да роспроститися!»
120. Заводилось пированьицо — почесьён стол,
А про многих князей да руських бояроф
У того же у князя было у Владимера.
Все ли на пиру они напивалисе,
Али все ли на чесном да наедалисе.
125. А Владимер по грынюшки похажывал,
Уш как белыма руками да прирозмахивал,
А злаченыма перснями принабрякивал,
Ишша скобоцька о скобоцьку пошшалкивал,
Сам з уст таки реци выговаривал:
130. «Уш вы ой еси, робятушка, добрые молоццы!
У мня хто из вас с(ъ)ездит во чисто полё,
Пересметит орду, силу неверную,
Привезёт пересметоцку* в красён Киеф-град?»
Уш как большой-от хороницьсе за средьнёго,
135. Ишша средьней-от хороницьсе бы за меньшого,
А от меньшого Владимеру ответу нет.
А-й не беленька берёзонька выгибаласе, —
А Михайло Даниловиц ниско кланялса:
«Уш ты батюшко Владимер, было, стольнекиефской!
140. Благослови-то, Владимер, мне слово сказать;
Уш как за слово миня-ли не скоро казнить,
Не скоро-ли сказни, скоре повешати!..» —
«Говоры, Михайлушко, што тобе надобно!» —
«Уш ты батюшко, Владимер стольнекиефской!
145. Благослови-ко-се, Владимер, ф полё съездити,
Самого-ль показать да мне людей посмотреть,
В могучих-ли плецях силы отведати!»
Говорыл ну Владимер да таково слово:
«Уш ты ой еси Михайлушко сын Даниловиц!
150. Умом-разумом, Михайлушко, глупёшенек,
А годами, Михайлушко, молодёшенёк:
Ишша от роду, Михайлу, тибе двенаццать лет!»
Уш как тут-то Михайлушку за беду стало,
За велику досаду показалосе:
155. А пошол ну Михайлушко ис светлой грыни,
Отворял он веть двери с петы на петы,
Запирал он веть двери скрепка-накрепко, —
Белокаменны полаты потрясалисе,
А муравлёны пецюшки помитусились[247].
160. А пошол тут Михайлушко на конюшын двор;
А которо (так) коня зглянёт — тот и с нок<г> падёт,
А которого затянёт — того кожа с плеч;
Выбирал сибе конишечка немудрого.
А садилса Михайло на добра коня,
165. А поехал нонь Михайлушко во чисто полё
И выехал на шоломя было окатисто,
А гледел-посмотрел ф трубочку подзорную
На фсе на чотыре дальния стороны:
А не вёшная вода-ли облелеяла, —
170. Опступила Орда-силушка неверная.
Тот-ли Михайлушко прироздумалса:
«Я поехал на рать-силу великую,
А я не взял благословленица у родителя!»
Воротил он своёго коницка доброго
175. И поехал ф тры мана́стыря почесныя,
А приехал ф тры мана́стыря почесныя.
Ста́ро ста́ришшо по кельи да запобегивал
И думаёт, што наехало Издолишшо, —
Выбегаёт нунь-ли старишшо на красно крыльцо.
180. Уш как падаёт Михайлушко во резвы ноги:
«Благослови-тко ты, батюшко, ф полё съездити
Самого мне показать да фсё людей посмотреть!»
Благословил Данило да сын Егнатьевиц:
«Уш ты ой еси, цядышко моё милоё,
185. Уш как мило моё цядышко моё любимоё,
А любимо моё цядышко-ли Михайлушко!
Поежжай-ко, Михайло, да во чисто полё;
Ишша выедёш на шоломя окатисто,
А гледи ты, смотри ф праву во рученьку:
190. И стоит ну веть камешок, сер горюць камень,
А пот тем ну веть камешком
