глубок погреп,
А во том-ли во погребу складёна збруя богатырская,
Ишша ес<т>ь у мня латоцьки кольцюжныя,
Уш как ес<т>ь у мня копейцо да брузоменьскоё,
195. Уш как ес<т>ь у мня сабелька-та вострая,
Уш как ес<т>ь у миня тяги ну железныя.
Ты приедёш-ли, Михайлушко сын Даниловиц,
Закрыци-зазыци да коницку доброму —
А прибежит нонь конь да лошадь добрая!»
200. А-й да поехал Михайлушко свет Даниловиц,
А приехал Михайлушко во чисто полё;
А-й он увидёл он камешок, сер горюць камень,
А во этой во правой ну ручушки.
Приежжал он Михайло да к этому камешку,
205. Уш как пнул веть камешок правой ногой:
Отлетел нонь-ле камешок как шепиноцка.
А-й отворял он заслоноцьку чигунную,
А-й скакал тут Михайло да во глубок погреп;
Надевал на сибя латоцьки кольцюжныя. —
210. Уш как латоцьки маленько да о(у)сковатыя;
А хватил он веть палоцьку буёвую, —
Ишша палоцька малёнько да лекковатая;
А хватил он сабельку веть вострую, —
Ишша сабелька востра да лёкковатая;
215. Закрыцял-зазыцял да коницку доброму.
А-й бежыт нунь-ли конь, да мать земля дрожит.
Прибежал нунь-ли конь да лошадь добрая;
А садилса Михайлушко сын Даниловиц,
А поехал Михайло во чисто полё.
220. Да наехал Михайлушко во чистом поле
И наехал тры перекопи глубокия.
Уш и конь тут веть лошадь ну провешшилась:
«Уш ты ой еси, Михайлушко сын Данильевиц!
А не езди ты в самую толшую-матицю,
225. Уш ты бей-побивай полки посторонныя!»
Ишша он-ле коню не поваровал:
«Уш ты волцья сыпь (так) да травеной мешок!
А не хош послужыть новому хозяину!» —
«Уш ты гой еси, Михайло ты Даниловиц!
230. Не езди-ли ты ф толшую-матицю,
Уш ты бей-побивай полки посторонние!»
И тут-ли Михайло не поваровал,
И бил коня али по тусьни(м) бедрам
И заехал ну в толшу-матицю.
235. И перву-то перекопь конь перескочил,
А фторую-ту перекопь конь перескочил,
Уш третьей-то коницёк не перескочил,
Ишша тут-ле коницёк обрюшылса.
Улетел тут Михайло да со добра коня,
240. Упал тут на копьица на вострыя.
А опутали в опутинки шелковыя,
А замкнули в замоцки в немецкия
И повесили Михайлушка за сырой дуп.
И стал ну собака-злодей Курган-царь,
245. Ишша стал он просить да поединьшшицка.
А ве́снёт Михайлушко за сырой дуп:
И тут же Михайло да Богу змолилса:
«Уш ты Спас, ты ли Спас да Многомилослиф!
Присвята ты Мати Божья да Богородица!
250. Я стоял но[248]-ле за церкви нонь за Божия,
Я стоял за манастыря почесныя!..»
Вдвоё, втроё силушки ему ноньце прыбыло:
Ростенулса Михайлушко сын Даниловиц,
А розорвал опутинки он веть шолковыя,
255. Розомкнулись замоцьки да фсё, были, немецкия.
Иш как выскоцил Михайло на сыру землю, —
Уш как нецего Михайлушку ухватить стало.
Ухватил он тележечьку тотарскую
И нацял тележецкой помахивать:
260. А куда он махнёт — да и тут улоцька,
А назат отмахнёт — да переулками.
Приломал он тележецьку тотарскую
Фсё во ножово было во цереньицо.
Уш как нецего Михайлу ухватить стало,
265. Ухватил он тотарына-та за ноги:
А куда он веть махнёт — да тут и улица,
Он назат отмахнёт — да переулками;
И сам ну тотарину приговаривал:
«А тотарьская кость гнецце — не сломицце,
270. А тотарьская жила тянецсе — не порвицсе!..»
И вышол Михайлушко на чисто полё,
Зазыцял-закрычял да коницку доброму.
А прыбежал ну-ли конь да лошадь добрая,
А скоцил тут Михайлушко на добра коня.
275. А-й как серебряна кольцюжынка забрякала,
Уш как вострая сабелька затилькала, —
А нацел он по силушки поежживать,
Ишша нацел ну бить полки сторонныя...
И прибил-прирубил силушку равно ф три часа —
280. Не оставил единого на семена.
А поехал Михайло да во чисто полё,
А приехал к собаки да злодею Кургану,
А зашол ну к собаки во черной шатёр.
Говорыла собака-злодей Курган-царь:
285. «Уш вы ой еси, руськия богатыри!
Вы по многи ли пьите, по многи ли кушаите?»
Говорыл тут Михайлушко сын Данильевиц:
«Мы пьём, мы едим по круписцетому колацику!»
Говорыла собака да злодей Курган-царь:
290. «И що вы-то есь да за богатыри?
Как мы-ли ну сильния богатыри:
По семи-ли ну пецей хлеба печоного,
По сорокофки выпиваём зелена вина,
По волу-ли съедам быка варёного!..»
295. Говорыл-то Михайлушко сын Даниловиц:
«Как была у нас, у князя у Владимера,
Обжорцива собака, да она треснула».
И потом-ли собака-злодей Курган-царь
А хватила собака как цинжалой нож,
300. Ишша бросила Михайлушка Даниловица.
Тут-де Михайлушко ухватциф был,
А хватил веть ножицёк за церенок.
Тут-ле Михайлу да за беду стало,
За велику досаду показалосе;
305. Уш как выхватил Михайлушко востру саблю —
Отхватил у собаки буйную голову
И посадил-ли голову на востро копьё.
А повёс он пересмету да ф красён Киёф-град.
А едёт ну Михайлушко ф красён Киёф-град,
310. Уш как стретилса староё седатоё:
Старо старишшо клюкой да подорожною
Перерываёт трупья он фсё поганыя,
А ищот своё да он родно дитя.
И говорыл ему Михайлушко Данильевиц,
315. Соскоцил ну Михайлушко со добра коня
И пал ему, татеньки, во резвы ноги:
«Уш ты ой еси, татенька родимое!
Бох пособил мне-ка силушку око́нчати!»
И сели ну они на добра коня,
320. А свёз ф три манасты́ря его почесныя.
И поехал он Михайло ф красён Киёф-град
И перевёс пересметоцьку супротиф Владимера.
И заводилось пированьицо-почесьён пир
А про многих князьей да руських бояроф,
325. А про сильних могуциих богатырей.
А про тех полениц да приудалыих.
Ишша фсе на пиру они напивалисе,
Али фсе на чисном да наедалисе.
А Владимер-от по грынюшки похажывал,
