Интервью вошло в статью «Военная тайна полковника Поздеева», написанную известным архангельским журналистом Алексеем Павловичем Пешковым, в 1990 году окончившим факультет журналистики ЛГУ. В Архангельске он был, если можно так сказать, местным Щекочихиным (правда, в отличие от Юрия Петровича, он в конце 1990-х уехал в США, где до сих пор работает по специальности). Благодаря собственному бесстрашию Пешков незадолго до выборов вытащил на свет правду о человеке, за которого агитировал даже небезызвестный генерал А.И. Лебедь (чей образ Кренёв позднее воссоздаст в своей прозе). Статья состояла из ряда интервью, в том числе и с самим Поздеевым.
Журналист спросил у кандидата в губернаторы об участии в деле Азадовского, но тот «непринужденно открестился, заявив, что, во-первых, он Азадовского очень уважает и готов с ним встретиться, во-вторых, что в Питере тогда не был и, в-третьих, что это легко проверить». После этого настойчивый журналист позвонил Азадовскому и получил его комментарий, который и был напечатан:
Да, Павел Григорьевич имел близкое отношение к моему делу… Это тот самый Поздеев, который курировал нашу писательскую организацию. То, что он отмежевывается от своего участия, мне, в общем, понятно. Вся процедура обыска и ареста была абсолютно незаконной. Дело было грязным. Естественно, он не хочет признавать свою причастность. Ну а встречаться с ним? Я не вижу смысла. Если человек, глядя мне в глаза, будет утверждать: «Нет, вы путаете, Константин Маркович», – то как мне доказать, что Земля круглая?
Статьи архангельских журналистов и телеинтервью с Азадовским, показанное архангелогородцам перед самыми выборами, сыграли тогда свою роль – Поздеев не прошел в губернаторы.
Тщетное
Констатируя вынужденную перемену советской правоохранительной системы к делу Азадовского, мы не можем не задаться вопросом: коль скоро приговор отменен и осужденный оправдан, то какова судьба тех людей, стараниями которых Азадовский совершил такое «несентиментальное путешествие» длиною в два года?
В одном из интервью Азадовский сформулировал свое видение правосудных мер, которые надлежит применить к тем, кому он и его жена были столь многим обязаны:
Я буду добиваться того, чтобы люди, участвовавшие в разработке и осуществлении моего процесса: обысках, арестах, допросах – были признаны виновными в нарушении законов, которые действовали в 1980–1981 гг., и были названы уголовными преступниками.
Здесь ученый не кривит душой – именно этого он и пытался добиться. Однако ему было, разумеется, не под силу сдвинуть махину. Его последующая борьба за уголовное преследование тех, кто сделал его уголовником, проходит, собственно, в том же правовом пространстве, в котором возникло и оказалось возможным и само «дело Азадовского», – в пространстве закрытого общества, социализма с нечеловеческим лицом, всесилия и вседозволенности спецслужб.
Комментируя в 1994 году статью Нины Катерли «Расправа» (см. ниже), известный российский адвокат и правозащитник Юрий Шмидт писал, что в действиях сотрудников КГБ имеется и состав уголовного преступления, статья 176 УК РФ: «Привлечение заведомо невиновного лица к уголовной ответственности».
Но сколько ни бился Азадовский над тем, чтобы привлечь хоть кого-то из виновных к ответственности, все было тщетно. В тот момент, когда прокуратура прекратила его собственное уголовное дело за отсутствием состава преступления, зампрокурора Ленинграда Д.М. Веревкин сообщил ему:
Одновременно прокуратурой Ленинграда вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении сотрудников УУР ГУВД Леноблгорисполкомов и УКГБ по Ленинградской области, проводивших обыск у Вас в квартире 19.12.80, за отсутствием в их действиях состава преступления.
И точка. Никакие попытки опротестовать это решение успеха не имели. В качестве иллюстрации приведем лишь несколько примеров, по одному на каждую структуру власти, которая участвовала в его деле, – исполнительную, судебную, партийную…
Начнем со следователя Каменко. Вскоре после своего оправдания Азадовский узнал, что Евгений Эмильевич, так ловко слепивший, а позже разъединивший два уголовных дела, его и Светланы, и уволенный из МВД в 1983 году «по несоответствию», вполне комфортно чувствует себя на юридическом факультете ЛГУ и готовится получить диплом юриста. 29 апреля 1989 года Азадовский обратился с заявлением в Ленинградский университет сразу в три инстанции: в деканат юридического факультета, партком ЛГУ и редакцию газеты «Ленинградский университет». Изложив факты «вопиющих отступлений от принципов социалистической законности» в работе бывшего следователя, он закончил свое обращение словами:
Может ли человек, запятнавший себя в прошлом серьезными правовыми нарушениями, учиться на юридическом факультете? Как будет использован диплом юриста в таких руках? Сколько безвинных людей окажется опять за решеткой? Считаю, что юристами в нашей стране могут быть только люди, безупречные в профессиональном и нравственном отношениях.
Реакция на это заявление была незамедлительной. Уже 3 мая Азадовского пригласил для беседы декан заочного отделения юридического факультета ЛГУ профессор Вадим Семенович Прохоров – обещал разобраться, просил предоставить дополнительные документы… Во время их второй встречи уверил, что сделает все возможное. Но единственное, что он сделал, – положил письмо и бумаги Азадовского под сукно, а затем… выдал Е.Э. Каменко диплом об окончании юрфака.
Однако, как мы сказали, Азадовский послал свое письмо в три инстанции. Реакция юридического факультета ЛГУ известна; партком ЛГУ предпочел отмолчаться; зато газета «Ленинградский университет» ответила письмом, в котором сообщила о решении редакции: наблюдать за дальнейшим развитием событий.
Как только Азадовский узнал, что все обещания В.С. Прохорова не имели последствий, если не считать, конечно, выданный Каменко университетский диплом, он вторично обратился в партком ЛГУ и редакцию университетской газеты. «Следовало бы крепко задуматься, – вопрошал Азадовский, – кому вручил Прохоров диплом юриста?! И как он будет использован в таких руках?»
Тогда редакция газеты решила осветить инцидент и выделила для этой цели молодого талантливого журналиста – студента юридического факультета Евгения Никандровича Тонкова (в 1990 году он окончит ЛГУ по специальности «правоведение» и в том же году начнет адвокатскую практику по уголовным делам). Нужно отдать должное мужеству студента, который, еще не окончив университет, занялся расследованием подобного дела. В номере от 6 октября 1989 года этому сюжету был посвящен целый разворот. Статья называлась так, что ее нельзя было не прочесть: «Порча человеческая». Без всяких реверансов студент Тонков писал правду о профессоре своего факультета В.С. Прохорове, хотя шел, конечно, на определенный риск – он вполне мог, в отличие от Каменко, остаться после публикации этой статьи без университетского диплома.
Но больше всего автора волновала судьба человека, жизнь которого была изувечена системой:
…Пытаться сопротивляться злу, даже если оно превосходит наши силы. И тут я впервые подумал о стойкости Константина Марковича, увидел ее. Эта история сейчас обрастает статьями, радиопередачами, телевыступлениями. Его историю можно было бы назвать «Азадовский против зла»… Сможет ли Азадовский доказать то, что против него было совершено преступление, преступление, виновниками которого оказались стражи закона?.. Заставить Систему принять его доказательства – мне кажется это до сих пор невозможным! А потому вдвойне страшно… Ведь в такую ситуацию может попасть любой человек, и его вырвут из привычной структуры, сошлют на Колыму, упрячут за решетку, выплюнут из жизни. Потом может появиться реабилитация… Но время необратимо – здоровье подорвано, раны не заживут никогда. Что-то в жизни искалечено безвозвратно…
Как можно видеть, автор уходит от частностей, переключаясь на более важные вопросы. Если он смог увидеть типичность судьбы Азадовского, искалеченного и выброшенного на обочину страны победившего социализма, то и коллегам по alma mater, выпускникам юридического факультета ЛГУ, к которым теперь присоединился и бывший следователь Каменко, Евгений Тонков уделил несколько слов:
Что касается «независимых» юристов, то это сочетание – ложно! Можно говорить о независимом кооператоре или независимом бомже, – это как-то понятно, но, говоря о независимом юристе, нужно объяснить хотя бы, от чего он не зависит – от ночной погоды или утреннего желания руководства… Идея правового государства, подхваченная энтузиастами масс, приобрела характер острова Утопии… Но зла не становится меньше, преступники не исчезают, Фемида все так же, как и всегда и везде, подглядывает через повязку, и юристы, получающие диплом, не равны архангелам. Они также несут с собой из университетов официальные принципы, утвержденные в обществе пороки – их так научил фальшивый солярис… Разве может юрист Каменко быть иным, чем его среда?.. Вытащить из строя больных одного – и отрубить ему голову! Это очень легко и заманчиво. Но больны-то в этом строю все!
