пытаясь разглядеть хоть что-то в тусклом лунном свете, пробивающемся через грязные стекла небольших окон.
— Есть кто дома? Нам бы со знахаркой поговорить.
Ответ прежний — тишина.
Ахин пошел вперед. Но не успел он сделать и двух шагов, как наткнулся на тумбочку. Одержимый еле успел поймать что-то, что, согласно внезапно проснувшейся интуиции, могло упасть и разбиться.
«Лампа, — понял он, ощупав предмет. — Ну конечно. Вполне разумно держать ее рядом с входом».
Пошарив рукой по тумбочке, Ахин нашел и кресало. Раздался скрежет, вспыхнули искры, и тьма внутри дома неохотно забилась в углы и щели, расступившись по воле тусклого огонька.
Вокруг оказалось намного теснее, чем предполагалось. Вдоль стен стояли длинные столы, заваленные многочисленными склянками, баночками, коробочками, пыльными книгами, записками и всевозможными приспособлениями для измельчения, сушения, кипячения, взбивания и прочих манипуляций с реагентами. На самих стенах висели пучки трав, собранные в гроздья засохшие бутоны цветов, нанизанные на нитку ломтики загадочных фруктов и овощей, корешки, мешочки с проступающими сквозь ткань темными пятнами и еще что-то, отдаленно напоминающее органы и скрюченные конечности животных. Практически весь пол был заставлен корзинами и коробами, в которых до сих пор лежали преющие травы, густой мох, сомнительные грибы, какие-то волокна, похожие на клочки седых, черных и зеленых волос, свернувшаяся от времени береста и прочий мусор, вроде коры, засохшего навоза, веточек и тряпок.
— Как она тут жила? — удивился Диолай, разглядывая засушенных насекомых в банках. — Жуть какая.
— Здесь она не жила, а работала, — Ахин посмотрел на дверной проем в противоположной стене, который был завешен тонкой тканью, слегка поеденной молью: — А жила она там. То есть живет.
Одержимый подошел ближе, откинул занавеску и заглянул внутрь. Эта комната оказалась еще меньше предыдущей, но выглядела почему-то просторнее. Скорее всего, из-за того, что не была захламлена всевозможными знахарскими ингредиентами и инструментами.
На полу неровно лежал выцветший коврик. Слева от входа стояла узкая кровать, заваленная тряпьем. К ней прилегал небольшой столик с одним-единственным стулом. В противоположном углу находился выложенный камнями очаг, над которым нависла помятая и закопченная металлическая труба, выходящая наружу. Рядом стояли большие глиняные горшки и какой-то ящик. Интерьер завершали узенькие полочки на стенах, приютившие скудную посуду, и крючки с одеждой.
— Ничего общего с домом старосты, — пробормотал Ахин, окинув комнату взглядом.
— Так и есть, — прокряхтела груда тряпок на кровати. — Здесь красть нечего.
Одержимый чуть не выронил лампу от неожиданности. Медленно выдохнув, он осторожно поставил ее на стол:
— Не пугай меня так, бабуля.
Теплый свет выхватил из темноты голову пожилой женщины, неподвижно лежащую на плоской подушке. Остальная часть тела утопала в одеялах, источающих запах пота, мочи и старости. Терпкий аромат трав, конечно, перебивал эту вонь, но как только обнаружился ее источник, дышать стало как-то неприятно.
— Никудышный же ты бандит, раз тебя способна напугать парализованная развалюха, — знахарка хрипло рассмеялась.
Одна сторона ее лица не шевелилась и выглядела как оползший воск с горящей свечи. Похоже, старушку настигло то, что лекари называют головным кровяным ударом. После такого нередко вместе с параличом приходит и слабоумие, но она, кажется, сохранила здравый рассудок.
В комнату вошли Диолай и Аели.
— Мы не бандиты, — сходу гордо заявил сонзера. — Ну, уже не бандиты.
— И никогда ими не были, — саалея ткнула его локтем в бок. — Не стоит слушать нашего носильщика. Он у нас дурачок.
— Ага, сонзера, — знахарка поочередно внимательно посмотрела на незваных гостей: — Одержимый. И судя по всему, змеиная саалея.
Аели удивленно моргнула. Ее и при свете дня часто принимали за человека, а уж в полумраке и компании пляшущих по воле светильника теней…
— Ну-ну, не делай такое лицо, девочка, — старушка улыбнулась половиной рта. — Я ведь не всю жизнь провела здесь, помогая больным и увечным крестьянам. Много где побывала, многое повидала, многое узнала, многих спасла… Но теперь для меня все закончилось.
Саалея отвела взгляд в сторону. Ей почему-то стало неловко перед немощной знахаркой. Внезапно Аели осознала, что чувствует себя виноватой. Это совершенно абсурдно, нелепо, неуместно и глупо, но она никак не могла избавиться от чувства вины. Как и понять его.
— Меня зовут Ахин, — представился одержимый и обвел рукой своих спутников: — Это Аели и дурачок Диолай.
— Эй!
Не обращая внимания на возмущенное пыхтение сонзера, Ахин продолжил:
— Мы…
— Я знаю, кто вы, — перебила его знахарка. — Мое имя Илакая. И я парализованная, а не глухая. О чем искренне сожалению, когда приходит жена нашего уважаемого старосты и начинает либо жаловаться на все подряд, либо пичкать мою несчастную голову слухами. В том числе и об ужасном порождении Тьмы, собирающем армию беспощадных чудовищ.
— Слухи несколько преувеличены, — Ахин невольно поежился, сравнив вымыслы сплетников и реальность. Так ли велика разница?.. — Но, думаю, она говорила действительно обо мне.
— Преувеличены? — Илакая хрипло хохотнула. Или подавилась. — Готова поспорить, в этих россказнях нет и четверти правды, — она пристально посмотрела в черные глаза одержимого, и остатки ее веселья растворились в оползшей половине лица: — Но слухи не появляются из ниоткуда.
Ахин неопределенно повел плечом. Ему казалось, что герой должен вдохновлять, а не внушать ужас. Что ж, каков герой — таков и эффект.
— Скажи мне, — продолжила знахарка, и в ее голосе послышалось беспокойство. — Что случилось с Бирном?
«У нее нет ничего общего с Орином», — одержимый почувствовал, что начинает уважать эту немощную старушку, которая, даже будучи едва живой, продолжает думать о других.
— Ничего. Бирн цел и невредим. Как и его жители. Я не собираюсь причинять вред тем, кто не мешает осуществлению моего замысла. И готов помочь тем, кто помогает мне.
— Твоего замысла… — задумчиво повторила Илакая, причмокнув половиной рта. — И какая же роль отведена в этом самом замысле неподвижной развалюхе вроде меня? Помешать я тебе не могу, но и помочь не в силах, — она нахмурилась так сильно, как только позволяло частично парализованное лицо: — Не говоря уж о том, что у меня нет ни малейшего желания помогать смутьяну и жестокому убийце.
Ахин застыл, скованный льдом осознания. Герой? Нет, ничуть. Смутьян и убийца? Да, это он. Отродье зла, сеющее хаос в Атланской империи. Одержимый еще не сделал ничего, что можно было бы считать хорошим поступком. И дальше станет только хуже.
Восстановление баланса изначальных сил — благая цель. Но пока она не достигнута, Ахин будет лишь смутьяном и убийцей. Возможно, таким он и погибнет, оставив после себя горы трупов и разрушенные надежды порождений Тьмы, которые окунутся в омут самых ужасных страданий под гнетом оскорбленных и разгневанных созданий Света.
«М-да. Я
