ПОСЛЕ ПОСЛЕДНИХ ИЗВЕСТИЙ
© Перевод П. Грушко
После последних известий окна темнеютИ город стремительно тонет, касаясь ночного дна,Каждый скатывается на своей личной подушкеВ Атлантиду персонального сна.
А ветер все злее, он поднимает и гонитМусор событий по парку: бесформенный комТерзают зубья решеток, бумага взвивается,Падает на дорожки с тихим шлепком
И снова летит. Строптивые стаиНалетают на статую, как на мертвеца,Бьют по застывшим глазам, проминаютсяНа бесстрастных выпуклостях лица,
Скребут по славному имени. Все это газетноеВоинство казнит погруженьем во мглуТо, о чем мы собирались подумать,Выворачивает, перекручивает в темном углу
Людские слова, по канавам бьется в падучейУ ног полисмена, словно затоптанный снег,Который рядом с его томительным одиночествомЧавкает, укладываясь на ночлег.
К дьяволу! Под копыта императорской лошади!..Когда на рассвете из ясной, сухой полутьмыГолос диктора проворкует, как голубь,И от душевной смуты, от смутьяна-города мы,
Выползая из темного зева подземки,Возвращаемся к жизни, к свету весны,Неся утренний выпуск, когда идем по аллеям,Где подобные ангелам люди, чьи лица бледны,
Деловито орудуя палкой, в мешки собираютМусор вечера, — ступая по пеплу умерших страниц,Мы спугиваем твердым утренним шагомРаспевшихся в общественных зарослях птиц.
ОКТЯБРЬСКИЕ КЛЕНЫ В ПОРТЛЕНДЕ
© Перевод П. Грушко
Усталая листва в канун облетаТак безысходно напряглась, цедя́Спокойный свет сквозь шумные решета,Как будто ей и время не судья.
Полузабытый, вновь печет нам плечиБагряный ливень. И со всех угловНа нас струится Троицы наречьеСквозь золото кленовых куполов.
Свет кленов — он погаснет, но сначалаОн, освежив все наше существо,Пятнает нас так въедливо и ало,Что не свести, как ни своди его.
Так Мери в сказке, выстирав платок(А сказки нам идут порою впрок),Повесила его на розмарине —И куст в кисейной синеве поблек.
Смотри, как пламя иссякает в сипи.
СОНЕТ («Зима настала; собрано зерно…»)
© Перевод В. Топоров
Зима настала; собрано зерно,В сараях сено, и в яслях скотина,И яблок в кладовой запасено.«Окончилась всегдашняя рутина», —
Ты думаешь, в качалке у каминаТяжелой тушей благостно застыв, —И эта в целом славная картинаВсему земному нынче супротив.
Ведь там, снаружи, черною воронойСлетает ночь на пугало (в твоейОдежде старой, снегом занесенной),
Которое, как в пламени костра,Руками рвется в небо — что, ей-ей,Уместней бы хозяину двора.
МАЯК
© Перевод В. Топоров
Воздвигнутый на утесе над морем, объятым ночью,Маяк сверкает своим собственным светом,Абордажными саблями здесь и тамРассекая гордиев узел вод,
Озаряя караванные пути и Саргассовы луга,Выискивая каждую упавшую волосинку,Высвечивая щедрые, радостныеИгры могучих дочерей Океана.
Но затем все пропадает во вспышках тьмы —Руки, бедра, луга и меридианы,Все пропадает, и чернота зрачковНыряет в бездну за черным жемчугом моря —
Моря как такового. Глядим на ослепшие волны,Мечущиеся обезумевшим стадом,Слышим их вой, рев и гортанные вскрики,Предупреждающие о водоворотах
Нашего разума. Ибо море становится непонятным,Как голоса, проникающие в сознанье,Охваченное утренним сном. Но и нам не проснуться —Убаюканным на груди у моря… Душа,
Спрячься за крепостной стеной от глухого гула,Выплачь свои александрийские слезы и ведай:Огонь маяка, выхваченный из ножон,Одним молниеносным ударом пронзает мантию тьмы
И освобождает из заточения наше зрение, —И возвращает ему его сокровища:Волны, неисчислимые и неуязвимые.Давайте же поверим, что тьма —
Самое сокровенное изо всего, что мы видели.Дочери Океана заигрывают с нами,Обдавая нам лица водой.Корабль в свету маяка — это праздник царству морскому.
СТАТУИ
© Перевод В. Топоров
Эти дети, играя у статуй в саду,Заражают его озорством, и аллеи,От стремительных шалостей сами шалея, Мечут их, словно мяч, — на газон, на гряду
Аккуратных бедняжек-цветов. — И ониЗастывают в причудливых позах горгулий,Но мгновенье спустя растревоженный улей Вновь снимается с места. Под визг ребятни —
А вернее, — над ним, еле слышится вздохЗамороченных и озадаченных кленов,Не понявших мальчишеских важных резонов И поднявших отчаянный переполох
Тенью веток, в которых запутался змей.А уже вслед за ним запускается новый!И предельно осмыслен черед бестолковый, Как в Хао́се Овидия. Резвость детей
Умеряют две няни. — Но, впрочем, не так,Чтобы очень. — И шествуют важно, как горы,По дорожке. А горы шагают не скоро — Тучки мчатся на них, вот и весь мнимый шаг.
И чеканный свой марш прекращает солдат,И влюбленные взор друг от друга отводят,И на всех, кто в саду, словно что-то находит, — Только детские туфельки четко стучат.
На скамье, утлым телом вливаясь в нее,Одинокий отверженный, силу и веруПотеряв, посчитав за пустую химеру, Смотрит, не узнавая, на царство свое.
ВЗГЛЯД В ИСТОРИЮ
© Перевод В. Топоров
I
Вот пять солдат с дагерротипа БрэдиЗастыли, не ожив лишь потому,Что не было одержанной победеНи капли веры… Гамлетом во тьму
Сойду, отцов молчащих окликая, —Как бездыханно-благостны они,Отшельники в глуши чужого края, —Исходу года их поход сродни.
Оружье, упряжь, жалкие палатки —Игрушечны и беззащитны. НоКудрявых кленов стройные порядкиВедут на холм. Пахнуло тишиной
Мгновенной — от раската до раската —В ветвях, которым пламенем пылать.Отцы, я с вами, мы к холму прижатыВрагом, но не отступим ни на пядь.
II
Но и Бирнамский лес на ум приходит,Когда штурмуют этот ЭльсинорИ тень деревьев на воду наводитКровавый блеск. История — простор,
Подвластный то приливам, то отливам,Где каждая ничтожная волнаПодвержена решеньям торопливымЧему — на дно, чему — всплывать со дна,
Что лавром покрывать, что мхом, какиеСокровища вдруг вынести на мель,Какие вскрыть могилы вековые,А по каким — пустить зеленый хмель.
III
Итак, старик у моря,Я начал понимать:Для воли нет неволиСтрашней, чем благодать.
Но мертвецам молчатьПриходится, покудаНе грянет роковойПриказ невесть откуда.
С каким восторгом будуВнимать я каждой лжи —И под любое знамя —Лишь только прикажи.
Но сгинут миражи,Уловки и обманыОбманутых отцов —И строгим древом стану,
Не ждущим с неба манныИ мания вождя —Но только жизнетворныхСиянья и дождя.
ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ
