ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ
© Перевод В. Топоров
Дойти до края — цель всего земного;Поверхность озерца равно манитЛюдей и рыб своею пенной тканьюС узором из кувшинок и канвой Из палых листьев и сосновых веток, Поддетою под панцирь пузырьков.
Впадая в дрему (словно лифт ночнойВдруг рухнул вниз через рубеж алмазный),Мы видим мир прекрасней, слышим песньБожественней — вполглаза и в пол-уха — Так на ночном лугу всегда слышны Вдали кузнечики, а подойдешь — замолкнут.
Наш мир центростремителен; наш путь —Из кратких снов — в последний бесконечный,А этот сон не что иное, какВодоворот из наших грез и мыслей, — Куда наш парус вечно устремлен В надежде на хорошую пучину.
МЕЛЬНИЦА
© Перевод В. Топоров
Свет клочковатый, дымчато-оранжев,Как корпия на ранах, — здесь и там.Затем и он исчез — и лишь твой голос,Проникнутый степенством легкой смерти,Звучал из тьмы, поползшей на тебя.Ты то ли бредил, то ли брел тропойИмен забытых, образов, названий,Ты вспоминал какую-то сирень, —Случайно, — словно роздал нажитоеИ прожитое близким и друзьям, —И вот теперь швырял последней медью.А может, ты хотел разворошитьТо, чем заняться не было досуга?О мельнице ты вдруг заговорил,Заброшенной и полусгнившей, — то лиВ Бразилии, то ль в штате ТенессиНабрел ты на нее, уже не помню,Но где-то в глухомани. Если тамБыла дорога, то весьма дрянная,И ты увидел только три стены,Поросшие плющом и виноградом, —И заросли зеленые вокруг.Но колесо по-прежнему вращалось!С таким зловещим скрежетом, что тыРешил: здесь говорит с самим собою,Наедине с собою, Время. — ТакБыл вечен шум. Но как же я узнаю,Куда они ушли, раз ты — ушел,Те имена, те образы, названья,Та — вовсе мимолетная — сирень?Все, что осталось, это колесо —Ему теперь в моем мозгу вращаться.
ЧЕТВЕРТОЕ ИЮЛЯ [137]
© Перевод А. Сергеев
1
В тот день оксфордский лексикограф ЛидделДо Годстоу прокатиться по рекеСвоим трем дочкам разрешенье выдал,И мистер Доджсон, провожатый, чаюИм налил в ивняке,В тени, и сам, по капельке глотая,Нарассказал того,Чего ни сам, ни целый свет не видел;Фантазий золотое естествоПривычки слов и чисел отвергало,А Темза лишь струилась и моргала.
2
От них на запад, в Мемфисе, где знойПошибче над рекой куда пошире,Грант, непреклонный, точно ток речной,Закрывшись от помощников, дымилНад картой в штаб-квартиреИ Виксберга судьбу определил:Мятежники в ловушке,Им через год оплачивать с лихвойПровал десанта, брошенные пушки,Им выходить от голода и вшейК кривому дубу за кольцо траншей.
3
О, солнце не понятье, но светило.Что, если б смесью чайного дымкаИ грантовых сигар его затмило?Что мир всегда от хаоса спасало?Чье слово нас покаСпасает от паденья и развала?Ах, весел шелест кронЛишь там, где все, что рощи населило,Раздельно и не ведает имен,Где плакала в тени Алиса, ибоТой тени не могла сказать спасибо.
4
При том отнюдь блаженства не вкусилЛинней в апоплексическом ударе,Когда, теснимый тьмою, упустилСладчайшую латынь земных начал,Камней, растений, тварей —Он их кустистой мыслью обнималИ вдруг забыл названьяИ собственное имя позабыл.Итак, хвала тому живому знанью,Что, запросто зайдя на огонек,Приносит нам веселье и намек,
5
Но слава и Копернику, который,Постигнув Солнце, шар пустил земнойВращаться и, на выводы не скорый,Вернулся в мир квадрантов и абстрактов,Рискнув войти с мечтойВ проверочное отделенье фактов;Америке — виватЗа пробуждение, море крови, спорыНа целый век, чтоб мы, усвоив взгляд,Что негры тоже люди, вдруг вернулиСмысл сказанному в этот день июля.
КОТТЕДЖ-СТРИТ, 1953[138]
© Перевод А. Сергеев
На фоне пестрой ширмы Эдна УордПриподняла китайский чайник с чаем:— Вам, знаю, крепкий. Вам — наоборот.С лимоном? С молоком? — Мы отвечаем.
Мы — вспугнутая миссис Плат и дочь,Глядящая в пространство мимо чашки,Жена и я, обязанный помочь.Как тянется визит постыдно-тяжкий!
Мой долг — хвалить известность и печать,Плести про жизнь поэтов небылицы,Чтоб Сильвию у края удержать:Она хотела с жизнью распроститься.
Я — как слабак-спасатель на песке,Волной отброшен и уже не нужен,Гляжу, как, захлебнувшись вдалеке,Глядит пловчиха парою жемчужин.
Велик ее отказ, велик попрек.А мы твердим любезно и некстатиСлова о жизни в летний файфоклок,Который сам замешан на закате.
И Эдна Уорд через пятнадцать лет,Когда ей будет чуть не девяносто,На скорбь и слезы наложив запрет,Подаст нам руку благодатно-просто.
И Сильвию переживет — ведь тойДано всего лет десять кропотливых,Чтоб научиться и пробить отбоиВ стихах прекрасных и несправедливых.
ПИСАТЕЛЬНИЦА
© Перевод А. Сергеев
У себя, на корме дома,В разбросанном свете ломящихся в окна липМоя дочь пишет рассказ.
Я медлю на трапе, слушаюСквозь закрытую дверь, как пишущая машинкаГрохочет якорной цепью.
Подросток, а все же ношаЕе жизни уже тяжелый, опасный груз:Счастливого ей плавания!
Но теперь медлит она,Точно спорит с банальным моим пожеланием.В разрастающейся тишине
Весь дом как будто задумался,И вновь она разражается сбивчивым стукомМашинки и вновь умолкает.
Помню, шальная синицаДва года назад застряла в ее комнате;Мы боялись ее напугать,
Прокрались, подняли рамуИ сквозь щель в двери отчаянный час следили,Как яркая, гладкая, дикая
Птица билась о стеклаЗакрытых окон, и падала, как перчатка,На пол или на стол,
И, нахохленная, в крови,Собиралась с силами. Как мы вздохнули,Когда она вдруг уверенно
Вспорхнула со спинки стулаИ влетела в окно, открытое над порогом вселеннойЯ забываю, милая,
Что это всегда вопросЖизни и смерти. Желаю тебе того же,Чего всегда, но сильнее.
СНЕГ В АПРЕЛЕ
© Перевод А. Сергеев
Бывает, зимы медлятС уходом, белый тленНас хлещет, землю солит,Как Карфаген.
Но этот тихий, чистыйСлепящий хороводПохож не на прощанье,А на приход.
Снежинки не сгибаютРакитник у реки,Но сеются сквозь сучья,Как лепестки,
Или, взмывая к небу,Мешают свет и тень,Как вяз под ветром в яркийИюльский день.
Мне кажется, что снегуТогда лишь будет край,Когда поляны кашкойПокроет май,
Что в зябком воздухе витает молочай.
5 АПРЕЛЯ 1974
© Перевод А. Сергеев
В тумане лес, овраг в снегу —Но что случилось на лугу?Казалось, больше не мертваК земле примерзшая трава,Но, как под ветром, в летний знойГуляет медленной волной.Что значит эта зыбь земли?Быть может, мы уже зашлиТак далеко, что сам законПрироды кем-то отменен?Потусторонний, как кошмар,Над лугом извивался пар,Знакомую смущая глушь.Восставший из стоячих лужИ льдистой, снежной их каймы,Он означал конец зимыИ уходивший ввысь мороз —Так ум, привыкший жить всерьез,Смущеньем вдруг смягчит черты.Здесь будут, я сказал, цветы.
ЧЕРНАЯ БЕРЕЗА
