Так, Барт, читавший из литературы XVIII века только Сада и Вольтера, по совету своего друга взялся за Дидро. Соллерс также стал для него провожатым по кругам Данте и по фантастическим мирам «Песен Мальдорора». Хотя их вкусы и история отношений с письмом поначалу приводят их к довольно разным авторам, знаментально, что в итоге они оба писали о Вольтере, Арто, Батае, Твомбли…
Но «друзья моих друзей» – это не только обитатели стеллажей и авторы прошлого, это еще и современники, с которыми они знакомят друг друга. Одна из причин сохранения отношений между Бартом и Соллерсом также связана с Юлией Кристевой и треугольником, который они образуют. Начиная с 1967 года (когда Соллерс и Кристева поженились) они часто видятся все вместе в ресторанах и барах Левого берега или друг у друга в гостях. Отношения с Кристевой, открывающие новые интеллектуальные перспективы, также приобретают более близкий характер, и молодая женщина очень быстро становится незаменимым связующим звеном между ними. Так, после ее первой защиты (диссертации о Жане де Сантре под руководством Гольдмана) 3 июля 1968 года они втроем празднуют успех. После защиты ее второй диссертации, в Венсене в 1973 году, на которой Барт возглавляет комиссию, они долго беседуют о будущем литературы. В этот день Барт публично заявляет, что теоретическая изобретательность Кристевой, с его точки зрения, соответствует тому, что принято понимать под романом. Соллерс был очень взволнован этими словами. «Это самая умная женщина из всех, что я встречал»[871], – говорит Соллерс о Кристевой, и он уверен, что Барт подписался бы под этими словами (как мы уже сами увидели, когда говорили о статье «Иностранка»), потому что она всегда разрушает предрассудки. Она говорит очень живо, каждая ее мысль нацелена на эксперимент или совершение какого-то открытия. Она открывает им Бахтина, тут же открывает для себя Бенвениста и берется горячо его пропагандировать. Она ходит на семинары к Барту, но также посещает семинары Лакана: его теория произвела на нее глубокое впечатление и заставила развиваться в новом направлении. Втроем они говорят о тех же вещах, что обсуждали бы вдвоем. Однако тот факт, что она – женщина и что они с Соллерсом любят друг друга, тоже имеет немалое значение. Барт очарован эротизмом, исходящим от этой пары, союзом (нередким в ту эпоху) сексуальности и производства теории. Они свободны, они не боятся своего желания. Барт задумывается о гомосексуализме как видении мира, эти раздумья и дальше будут его будоражить, и некоторые их аспекты он будет фрагментарно исследовать. Рядом с ними он не испытывает давления гетеросексуальной нормативности, от которого так задыхался и старательно избегал. Эти отношения, отмеченные различием – в образовании, темпераменте и поведении, – основаны на двух сходных и, без сомнения, связанных друг с другом заботах: свободе и творчестве. Что-то всегда толкает их вперед при всем относительном безразличии к морали, когда она принимает форму морализаторства. Этика может сочетаться с некоторыми формами аморализма, которые часто означают отказ от закрытости и повторений. К такому выводу Барт пришел во время поездки в Китай, отметив в самолете причины своего разочарования: «Итак, за революцию пришлось заплатить всем, что я люблю: „свободной“ речью, лишенной любых повторений, и аморальностью»[872].
В конце жизни Барт признается, насколько важны для него друзья теперь, когда отпали все внешние опоры: он записывает два имени, Жана-Луи Бутта и Филиппа Соллерса, со следующим комментарием, указывающим на долю доверия, которую включает в себя дружба: «(Я без страховочной сетки на трапеции, с тех пор как у меня больше нет сетки в виде структурализма, семиологии, марксизма.) Друг – тот, кто стоит внизу, смотрит с любовью, вниманием, страхом и верой, держит конец Трапеции»[873].
Все в Китай
Центральный и со многих точек зрения не лучший момент этой дружбы, – вероятно, поездка в Китай в 1974 году. Проявления групповщины или, точнее, случаи, когда Соллерсу, несмотря на расхождение во мнениях, удавалось втянуть Барта в рискованные затеи, имели место и раньше. В 1968 году это был сборник «Теория множества», теоретический манифест, написанный под двойным знаком Малларме и Маркса, в котором предполагалось определить пространство, предложить понятия, развернуть историю, а самое главное – выработать политику, установить отношения между письмом и историческим материализмом. Барт – рядом со статьями Фуко, Деррида (с его знаменитой статьей о «различии»), Кристевой, Плейне, Гу, Дени Роша – второй раз публикует там свою статью о «Драме» Соллерса. Вопреки многочисленным противникам журнала он отказывается рассматривать свой демарш как теоретический шантаж – он видит в нем демистификацию либерализма и радикальность: «Его радикальность, впрочем, связана с тем, сколько было энергии в теоретических размышлениях Tel Quel, и эта энергия несколько недооценивалась в тех нападках, которым подвергался журнал»[874]. В 1970 году это кампания в поддержку книги Пьера Гийота «Эдем, эдем, эдем», в которую Барт охотно включается, поскольку искренне восхищен тем, как она написана: ему представляется случай подчеркнуть, какое значение имеет для него фраза. Но другие моменты его комментария, констелляция, в которую он включает Гийота («от Сада до Жене, от Малларме до Арто»), в основе своей взята из Tel Quel[875]. В эти годы Барт также сотрудничает с журналами, близкими к Tel Quel: Manteia, где он опубликовал статью о «смерти автора», и Promesse, которому дает длинное интервью. В 1971 году «Движение июня 1971 года», образец пропагандистского высокомерия, провозглашает в номере, посвященном Барту, необходимость приложить усилия «для необратимого распространения революционной теории и практики нашего времени: мысли Мао Цзэдуна». Отныне все стены редакции Tel Quel, как и первые страницы журнала, пестрят мыслями Великого Кормчего. Поражает не любовь к Китаю, а то, как резко происходит поворот: «Несмотря на некоторые позитивные теоретические результаты, Tel Quel слишком многим пожертвовал оппортунистической линии правых на консолидацию ревизионизма»[876]. Барт, конечно, не член редколлегии и не обязан одобрять палинодии своих союзников. Но есть три момента, которые все равно остаются загадкой. Сначала то, как постоянство его собственных политических взглядов отражается в зеркале резких поворотов, следующих один за другим. Затем отсутствие у него реакции на некоторые взгляды Соллерса, которые носят откровенно экстремистский характер (например, когда тот берется защищать «Черный сентябрь» в Мюнхене[877] – событие, особенно взволновавшее Барта в силу связей его семьи с Израилем[878]). Наконец, как он позволил увлечь себя тем, что представляется настоящим «китайским мифом», некоторые черты которого глубоко противоречат его критическому духу.
«Движение июня 1971 года» было создано после
