— За тебя…
— Не нюхай! Залпом…
Несмотря на ядреный, сшибающий дых запах, Головной невероятным усилием втянул это противное пойло, осушив, действительно, стакан до дна.
— Молодец! — Похвалил каптёрщик и сунул скукоженному Олегу в рот, вымазанную сгущёнкой печенюшку.
— Заешь быстрей!
В животе вспыхнул маленький пожарчик, от которого тепло пошло вверх к голове. Стало хорошо и благостно, тело расслабилось и обмякло, а лица вокруг сделались родными… Потом Олег, на службе выпьет ещё не раз, но сейчас это был его первый алкоголь в его семнадцатилетней жизни. Старики что-то говорили, а Олег блаженно улыбался, то одному, то другому. Расслабуха, вызванная самогоном, клонила ко сну, но все же он улавливал отдельные фразы.
— Если кто-то и будет глазом бычить… — Гудел рядом Дождь. — То слова, уж точно никто не скажет. А так… Держись нашей команды! Рюха, Слон, Лопата, Сазон… Я, кстати! В общем, зайдёшь в каптёрку, выдам новую хэбуху! Ушьёшься по положению.
От нравоучений не отставал и Слон, сидевший по правую руку от Олега.
— За гусей не врубайся! Пусть летают! Если кого поддержать желаешь… Не спеши пока! Через полтора-два месяца, потихоньку поднимешь. Так можно! Но не сейчас…
Головной слушал советы, кивал в ответ и мило улыбался. Хмель хорошо застилал мозги: хотелось смеяться, веселиться или сделать стойку на руках, чтобы удивить ребят…
А между тем, Дождь разливал остатки самогона.
— Ну! Давайте по последней! Всё-таки день рождения…
Пойло уж не казалось противным. Да и запах куда-то делся… Головной не раздумывая, поднял стакан. Позёрски катнул его вверх, обращаясь к виновнику торжества:
— Рюха! Мои поздравления!
Наутро, конечно, болела голова. Подзаплывший левый глаз видел ограниченное пространство. Болели и скула и подбородок. Но надо отдать должное каптёрщику, тот разрулил ситуацию быстро. Рядовой Головной был отправлен в автопарк с индивидуальным заданием и приказом от сержанта Ливнева, под его личную ответственность. Поэтому, начиная от утра и кончая вечерними часами, его ни взводный, ни замполит, ни другой какой офицер, не видел. Там же в парке, заботливые дедушки «подогнали» ему бодягу и анальгин от головной боли. Первое — являлось средством скорейшего рассасывания внутренних кровоподтёков и гематом.
До отбоя Олег в казарме не появлялся. С неделю, а может и больше, его не было нигде: ни на построениях, ни на разводах, ни на вечерних проверках. Формально, Головной трудился в автопарке: делал починку внутренних частей механизмов грузовых автомобилей. Так, во всяком случае, звучало на всех вечерних проверках и разводах. На самом деле, Олег, не разбирающийся в технике, в это время отлёживался в пирсе и рассасывал свои синяки да шишки на лице. Гуси, озадаченные дедами, носили ему со столовой «обеды» и «ужины», а сам Олег откровенно скучал на топчане, слушая старенький магнитофон. Заходили старики, в основном ротные. Приносили новости, анекдоты, смех. Тогда время чуть ускорялось, ведь даже спать вдвоём, в тесном вагончике было не столь скучно. Сбылась мечта идиота и Олег чувствовал глубочайшее удовлетворение от свершившихся перемен. Он стал как они. Без мытарств и унижений. Без «гусёвки». Он стал для них «своим» и это, наверняка, стоило разбитой морды. «Недовольные» исчезли, а если и оставались, то не подавали вида совсем. Тот же Мирон здоровался первым и глядел на него, словно дружбанили они не первый год.
Спустя немного, Головной оставил автопарк и ходил по казарме, вольготно дыша, в новенькой и ушитой хэбушке, согласно новому соц. положению. Ушился он, не ахти как (всё же, не было такого опыта), но в любом случае, форма теперь сидела ладно и по фигуре. Головной, взявший эту «высоту», сам того не заметил, где он потерял и ЧТО, он потерял в себе. Принцип «Каждому своё» — есть, не что иное, как циничное оправдание Силы. Брать его жизненным путеводителем, наверное, чревато для молодой души. Но Олег этого не знал. Он наслаждался и купался в своих убеждениях.
Как-то после отбоя, он вытащил из под матраца носки. Их отдал ему дембель Яша, незадолго до своей отбывки из части. Когда-то, Яша купил их себе впрок сразу восемь пар и, увы, не успел до дембеля относить. Сейчас, Олег держал их в руках… Вертел в раздумьи и, уж хотел было, возвернуть их до поры на своё место. Но неожиданно в мыслях что-то изменилось… Носки были новые, но это не имело принципиального значения. Он сорвал этикетку и неторопливо прошлёпал в тапочках в умывальник. Там орудовал мокрой тряпкой Артур-Губа. На карачках он ползал, сопя, замывая пол в труднодоступных местах.
Носки, проделав в полёте дугу, упали Губе на плечо. Тот повернул лицо и Олег увидел, насколько разительно изменился взгляд этого человека. За полтора месяца от прежнего Артура, каким он был в поезде, ничего не осталось. Перед ним сжатым комком сидел заморыш с затравленным выражением лица и бегающими глазками.
— Простирнёшь хорошенечко… Только банным мылом, не хозяйственным… И повесишь в сушилку! — безаппеляционно распорядился Олег.
— Я не могу, Бурый… — по-бабьи заскулил Губа. — Я весь на припашках. Мне в наряде надо успеть Носу китель подшить, и потом ещё Мирону бляху начистить…
Олег больно пнул его в колено.
— Ты чё, сучий потрох, херово всасываешь?! — он повысил голос. — Хочешь, я те ща бляху начищу?!!!
Губа часто заморгал и поспешил с ответом.
— Я понял, понял… Сделаю…
— И смотри, чтобы банным… Если вонять будет хозяйственным… Жевать заставлю!
— Понял, понял. Сделаю… — Жалко на придыхе, проблеял Губа.
— Всё! Время пошло!
Головной повернулся к нему спиной и, не оглядываясь, вышел. Он нисколько не сомневался, что носки будут постираны как надо. В конце концов, ЕСТЬ ВЕРХ, И ЕСТЬ НИЗ. Мир, определённо, жесток, но не он его выдумал. Так было до него. Так было всегда.
КАК СЕБЯ ПОКАЖЕШЬ.
ГЛАВА 14
Косой луч солнца бесцеремонно прокрался через щель в палаточном створе, не закрытым молнией до конца; тонким пучком света уткнулся в правый угол парусинового жилья. Уже через восемь минут, лучик сместился левее, и остановился на лице спящего человека. Веки Климова дрогнули, реагируя на свет: он поморщился и откинул голову вправо, в попытке уйти от назойливого зайчика. Лучик не был против. Какое-то время он располагался в одном и том же месте, по незаметно, неторопливо всё же сдвинулся, настигнув голову Вани. Сперва лизнул щёку, а затем коварно лёг на его закрытый глаз. Ваня недовольно фыркнул, и рывком повернулся на правый бок. Сон ещё не был потерян и, рука непроизвольно потянулась вперёд, чтобы ощутить и обнять лежащее рядом, девичье тело. Однако, под скомканным одеялом никого не было. Глаза вопрошающе открылись… Наташи в палатке не было и видимо давно…
Сон окончательно ушёл и Ваня, потянувшись, сладко зевнул. В палатке было ощутимо холодно, тогда, когда под верблюжьим одеялом, располагающе тепло, и вылезать из-под него жуть как не хотелось… Но вязкая пелена сна исчезла, а ещё, организм требовал утренней оправки; Ваня крякнул и, через великую неохоту, вылез из своего уютного убежища.
Снаружи было не теплее. Вторая половина августа остужала ночи к утренним часам до десятиградусной отметки. Над озером, по обыкновению, стелился парной туман, словно густое облако снизошло с небес и повисло над водной гладью. Первое время, девчонки охали и ахали, наслаждаясь великолепием вида, но потом попривыкли и за шесть дней пребывания в лагере, уже относились к этому, как к должному. За двенадцать метров от палатки, чья-то сгорбленная спина колдовала над костром. Ваня, всё ещё зевая, всмотрелся в неё, пытаясь по спине индетифицировать личность. «На Николаича не похоже… Тогда Голова?» — Лениво подумал Климов медленными шажочками, подбираясь к костру. Объект, подпитывающий горнило огня, сидел в плотной куртке с капюшоном на голову, и всё же… Это был Головной. На шум шагов Олег повернул голову и, улыбнувшись, спросил:
— Что, Чебурашка, не спиться?
Чебурашка — видимо, из анекдота, где Гена будит его веслом, но Ваня не развил шутку, а взял другое направление.
— Где моя женщина, бледнолицый? Сердце моё неспокойно.
Непроницаемая маска, на которой ни улыбки, а лишь холодный вопрос. Олег, конечно же, оценил эпатаж. Растянув губы в улыбку, заметил:
— М-да-а… Шутить ты начинаешь раньше, чем встаешь. А вот с памятью, дорогой индеец, у тебя проблемы…
— Это не ответ, бледнолицый. Где моя скво?
— Отвечаю, краснокожий! — Подделываясь под тон Климова, начал шутить Олег. — Твою скво вместе с моей, увёл на Север брат Большой Луны, дабы показать им места обетованные! Места Великой Силы!
Уголки Ваниных губ дрогнули, и он рассмеялся, сбрасывая роль.
— Какие ещё места? — Спросил, присаживаясь напротив.
