– Та-а-к… – Протянул Вотша. – А кто же из города выходит?! Кто идет сюда?!
Грошик вскинул глаза на спрашивающего и как-то безнадежно махнул рукой.
– Я когда в рощу-то ушел, они меня догонять не стали, развернулись и снова за вал ускакали. А я лошадь привязал и на дерево залез, думал смогу за вал заглянуть. Я ж видел, они троих ребят моих живьем повязали и с собой увели, так я хотел посмотреть, может, их в город-то не повезли, может, прям за валом держат? Я бы тогда попробовал вытащить их как-то. В общем, выбрал я дерево повыше и залез – вот оттуда-то мне все видно стало. За валом оборотней видимо-невидимо, конных очень много, наверное, половина, а из города еще подходят и подходят, всадники в город и из города носятся. С час я, наверное, на дереве сидел, а потом они начали из-за вала выходить и строиться… Колоннами! А когда они двинулись в сторону холмов, я с дерева спустился и на лошадь… и сюда!
– Тебя они, значит, не видели?.. – Спросил Вотша.
Грошик немного замялся, а потом, явно нехотя, ответил:
– Может, и видели – птички над рощей кружили, да и сейчас, вон, кружат. – Он махнул рукой в небо над холмами. – Только держались они высоко, наверное, лук мой заметили.
– А у них луки есть? – Быстро переспросил Выжига.
– Нет. – Покрутил головой Грошик и добавил. – Точно, нет, я специально выглядывал – все в легких доспехах, а луков нет!
– Многоликие считают лук оружием труса! – Неожиданно подал голос один из сотских Махася, изверг в первом поколении, лишенный многоличья всего пять лет назад вожаком стаи западных медведей. – Нападать издалека, не дав противнику приблизится, они считают низостью, хотя в поле, в набеге используют засады и ловушки.
– Да-да, – кивнул Вотша, – знаменитый кодекс поединка. Но вряд ли они будут следовать этому кодексу в бою против извергов. Да и мы выходим не на ристалище, этот бой для нас будет битвой не на жизнь, а на смерть!
Он посмотрел на Махася, потом перевел взгляд на Сафата, скользнул глазами по ухмыляющейся физиономии Выжиги.
– Раз оборотни вышли из Лютеца, мы встретим их здесь. Что делать, вы знаете, давайте сигнал и стройте людей!
Скал мог гордиться – он выводил из Лютеца самую крупную в истории этого Мира, воистину, Великую полевую стаю. Никогда еще, ни один из вожаков не вел за собой почти три тысячи многоликих. Три тысячи!! Это было огромное количество бойцов… И это огромное количество бойцов выступало против… извергов! Против самых ничтожных, самых беспомощных тварей населяющих землю! Против уродов, во все времена бывших пылью под ногами многоликих!
Но самое главное заключалось в том, что Скал не чувствовал гордости, совсем наоборот – его душу снедала тревога. Пусть другие и не замечали этой тревоги, этой, выводившей из себя его самого, неуверенности, но он-то сам не переставал ощущать ее подспудного давления с того самого момента, как впервые увидел эту сборную рать! Он-то сразу почувствовал раздирающее ее противоречия – гордыню, алчность, высокомерное презрение к сородичам из других стай и брезгливое презрение к извергам, пусть и имеющим какую-то там «уругумскую сталь». Он понимал, что собравшиеся в Великую стаю, оборотни не верили в способность извергов драться, не считали их достойными, опасными противниками! Твердо «знали», что при первом же столкновением с ними – с великими и непобедимыми воинами, эти ни на что не способные «уроды» ударятся в бегство, бросая свою непонятную, и потому не слишком страшную уругумскую сталь. И это Неверие могло очень дорого обойтись владыкам Мира. Даже участь западных лис и западных вепрей, уже уничтоженных извергами, не породила в собравшемся воинстве настороженности, а демонстрацию, устроенную Вершителем на древнем ристалище рядом с Лютецем большинство считало загадочным, колдовским трюком трижды посвященного волхва, способным и не на такие «чудеса»! Слишком мало в Великой стае было оборотней, видевших уругумскую сталь в действии, знавших не понаслышке, насколько опасно, насколько смертельно для многоликих это оружие, чтобы пробудить в душах остальных столь необходимое уважение к врагу!!
И все-таки Скал встал во главе этой, раздерганной внутренними противоречиями, стаи! Встал, потому что понимал – грядущее сражение с извергами действительно будет битвой за обладание этим Миром, за право жить!.. Жить им, многоликим, вновь низведя извергов до их прежнего, ничтожного состояния, или жить извергам, уничтожив, превратив в страшную сказку бывших властителей Мира, оборотней!
И вот он, убеленный сединой, умудренный долгой ратной жизнью, мечник, мастерство которого не оспаривалось никем, вожак, сотни раз водивший в набеги полевые стаи лучших бойцов Мира – восточных волков, скакал во главе трехтысячной стаи, собранной по всему Миру на свою, возможно последнюю битву.
Улица Лютеца, выходившая к южному пригороду, была не слишком широкой, но конная полевая стая восточных волков вполне могла пройти по ней, выстроившись по четыре всадника в ряд. За спиной Скала, ехавшего впереди стаи, развевался вымпел с изображением оскаленной волчьей морды, и он слышал, как стоявшие по обеим сторонам улицы молодые ребята, учившиеся в университете, не сводя глаз с него и следовавших за ним бойцов, восторженно переговаривались: – Волки!.. Восточные волки!!
«Да, – с горечью думал Скал, – восточные волки! Ну, еще восточные и западные медведи, восточные рыси, северные тюлени, западные дикие собаки и… И все! Остальные – мелкие отрядики, идущие в единой стае, но не собирающиеся драться под единым командованием!»
И тут же сам усмехнулся своим мыслям.
«Посмотрим, что они станут делать, познакомившись с уругумской сталью! Может быть, хоть она приведет их в чувство, «растолкует», как надо действовать, чтобы остаться в живых!
Впереди, в конце улицы, показалась высокая земляная насыпь, устроенная по его приказу, чтобы хоть немного прикрыть город с юга, с той стороны, откуда должны были подойти взбунтовавшиеся изверги. Подъехав немного ближе, вожак увидел троих извергов, притулившихся под этой насыпью. Скорчившиеся, вжавшиеся в земляную стенку, в порванной, вымазанной грязью одежде, они производили настолько жалкое зрелище, что ничего кроме презрения вызвать не могли. Скал мазнул безразличным взглядом по этим ничтожным, лишенным человеческого облика фигурам и свернул вправо, в объезд вала.
Разведка еще вчера доложила вожаку, что армия извергов расположилась именно там, куда вели ее загонные стаи многоликих – на огромной равнине, ограниченной Оршанскими холмами с севера, лесами с востока и запада. С юга эту долину огибала не очень широкая, но быстрая с глубокими ямами и водоворотами, река. Правда она протекала довольно далеко, но если извергов удастся обратить в бегство, эта преграда станет для них роковой!
Скал вел свою стаю к Оршанским холмам, именно с их вершины он задумал ударить клином своих несокрушимых меченосцев в толпу извергов, расчленить ее надвое и обратить в бегство. А уничтожение впавших в панику, бегущих извергов должны были осуществить две конные стаи – восточные волки и сборная стая западных диких собак и западных волков.
Спустя три часа Великая стая вышла к южным склонам Оршанских холмов. Оставив стаю у подножия, Скал в сопровождении пяти вожаков и двух десятков своих дружинников поднялся на вершину срединного холма и замер. Несколько долгих минут он сам и окружающие его многоликие молча рассматривали открывшуюся их взорам картину, а затем Корвуд вожак сборной стаи восточных и западных медведей медленно проворчал:
– Чтой-то эти ребята не похожи на… вонючих извергов!
И с этой короткой констатацией молча согласились все.
Внизу в самом центре огромной, поросшей короткой густой травой, равнины стояли изверги. Шесть шеренг по пятьсот извергов в каждой замерли в полной неподвижности. Большие овальные щиты, прикрывавшие воинов, были похожи на невысокую, но, тем не менее, непреодолимую стену, а над этой стеной, поблескивая матово-белыми бликами, стояла щетина копий. Позади копейщиков, справа и слева, расположились две колонны мечников тысячи по полторы клинков в каждой, а между этими колоннами рассыпалось с полтысячи извергов, вооруженных луками. Шагах в полутораста позади этого построения расположилась конница – около тысячи всадников на разномастных лошадях. Изверги-всадники не стояли на месте, кони переносили их то с фланга на фланг, то ближе, то дальше от неподвижно стоявшей пехоты, словно они не знали, стоит ли им оставаться на месте или лучше прямо сейчас убраться подальше.
