Первым на безлесую равнину, заросшую высокой кочковатой травой и мелким кустарником, вступил отряд Махася. Спустя чуть больше часа, подошел отряд Выжиги и почти сразу же к ним присоединился Сафат со своими тремя тысячами извергов. Вместе с Сафатом подошел и Вотша, со своими уругумцами и двумя отборными сотнями.
Солнце висело над окоемом далекого леса, бросая золотистый предзакатный свет на голые склоны Оршанских холмов, за которыми, не далее чем в нескольких километрах, стоял Лютец с загадочным, таинственно-страшным университетом – оплотом, символом цивилизации оборотней. С юго-запада, от опушки леса, охватывающего широченным полукругом равнину, заполненную людьми, в сторону нагретых за день склонов холмов, тянуло слабым прерывистым ветерком, но притихшим извергам почему-то казалось, что это дышит некто огромный страшный, спрятавшийся за холмами. Дышит тот самый университет, откуда выходят посвященные… волхвы, друиды, умеющие врачевать болезни, предвидеть будущее, читать мысли, умеющие ставить на колени все живое!
В середине огромного открытого пространства съехались четверо предводителей извержачьей рати, и долго смотрели в сторону холмов, в сторону Лютеца – цели своего похода. А потом Выжига повернулся назад, не мигая, посмотрел на скрывшееся до половины солнце, и глухо произнес:
– Предлагаю атаковать Лютец немедленно! К утру город и университет будут наши!!
Однако Махась отрицательно покачал головой:
– Нет, сейчас атаковать нельзя. Люди устали после дневного перехода без горячей пищи, как ты собираешься их заставить идти в ночной бой, на тесных городских улицах?
Выжига усмехнулся, и глаза его прищурились:
– Мы скажем нашим извергам… – Выжига поклялся не называть извергов людьми, пока хоть один оборотень будет ходить по дорогам этого Мира, и, действительно, никогда этого не делал. – …Что город и университет отдаются им на три дня – они тут же забудут и о дневном переходе и об отсутствии горячей пищи, и их не надо будет заставлять идти в бой!
Махась удивленно посмотрел сначала на Выжигу, а затем перевел взгляд на Вотшу, и в этом взгляде читался вопрос. Однако Старик пожал плечами и задумчиво протянул:
– В этом предложении есть свой резон…
– Но!.. – Попробовал, было, возразить Махась, но Вотша остановил его, подняв руку.
– Только вот в Лютеце засели тысячи две-три оборотней, готовых драться до конца, и, наверняка, превративших каждую площадь, каждую улицу, каждый дом в западню. Пока мы войдем в город, наступит темнота, и оборотни смогут воспользоваться своими звериными гранями. Представляешь, Выжига, какие потери мы понесем?!
Он на минуту замолчал, давая своему товарищу возможность возразить, но тот молчал, а потому Вотша продолжил:
– Нет, дорогие мои, нам надо драться с засевшими в Лютеце оборотнями при свете дня, когда мы будем видеть, какое оружие надо применять. И еще лучше было бы, если бы нам удалось выманить оборотней из города… ну, хотя бы на это вот поле, на открытое место, где мы смогли бы наилучшим образом использовать наше численное преимущество. Вот только я пока не знаю, как это можно устроить…
Сафат хотел, вроде бы, что-то сказать, но промолчал. Выжига также ничего не ответил, продолжая пристально рассматривать холмы, за которыми скрывался Лютец. И тогда заговорил Махась:
– Если возражений нет, я предлагаю послать к городу разъезды, посмотреть, как оборотни подготовились к обороне. Остальным отойти чуть назад, к лесу и разбить лагерь для ночевки. Утром обсудим данные разведки и решим, как нам действовать дальше.
– Только разведку я пошлю свою! – Чуть жестче, чем было нужно, бросил Выжига. – Мне не хотелось бы, чтобы к городу пошли добропорядочные, ленивые изверги!
– А мне не хотелось бы, чтобы разведчики раньше времени совались в Лютец! – Точно таким же, излишне жестким тоном проговорил Вотша. – Постарайся внушить своим людям, чтобы они не слишком провоцировали оборотней и не пытались с налету захватить город – нам лишние потери не нужны, как не нужно, чтобы кого-то из них захватили в плен!
Выжига криво усмехнулся, но кивнул, словно бы соглашаясь с Вотшей. Затем он развернул коня и поскакал к своему отряду. Вотша Махась и Сафат посмотрели ему вслед, затем тоже развернули коней и направились к своим людям. На этот раз Вотша поехал вместе с Сафатом.
Спустя полчаса шесть десятков извергов из отряда Выжиги направились в сторону холмов, и только три из них выехали верхом. Следом за ними, к самому подножию Оршанских холмов выдвинулись дозоры и сторожи, сотни две извергов рассеянные по границе долины, притулились под кустами, растворились в небольших, прикрытых высокой травой ложбинах.
Солнце, между тем до половины опустилось за зубчатую стену леса, и через всю равнину до самых холмов протянулись прохладные зазубренные тени, накрыв своим легким флером невиданную доселе массу извергов. А те, рассевшись десятками на подстеленных плащах, а то и прямо не траве, запалили костерки, и в тихом, замершем в предзакатном молчании, воздухе потянулись вверх тонкие прозрачно-синеватые дымки. Скоро запахло разогретым маслом, жареным мясом, начали постукивать ложки по донышкам мисок…
Час Вепря накрыл долину быстро сгущающимися сумерками, в котором явственней засветились трепещущие огоньки костров, и словно отблески этих огоньков, на небе начали проклевываться звезды.
Ужин давно был съеден. Вотша сидел на мягкой овечьей шкуре и задумчиво смотрел, как по ярко-багровым угольям догорающего костра пробегают короткие бесшумные язычки пламени. Голова его была пуста и только на периферии сознания, неуловимо, но настойчиво повторялась какая-то далекая, смутно знакомая музыкальная фраза, и ее эхом отдавались несколько слов, никак не желавшие складываться в поэтическую строфу.
Рядом с ним о чем-то переговаривались вполголоса Сафат с Падуром, но Вотша не прислушивался – его разум отдыхал, как и его тело, и только где-то в груди шевелилось некое смутное беспокойство, словно что-то еще надо было сделать перед тем, как глаза сомкнуться под давлением подступающей дремы…
Вдруг под багровыми угольями что-то громко треснуло, над костерком взметнулся вихрь быстрых мельтешащих искр, и Вотша, проследив взглядом их полет, невольно поднял глаза к ночному, залитому звездным светом небу. И тут же в его голове вспыхнуло: «Волчья звезда!!»
Ему вдруг невыносимо захотелось еще раз увидеть Волчью звезду – оранжевый глаз, следивший за ним с самого его рождения, преследовавший его на всех дорогах этого Мира, грозивший ему, как и любому другому извергу, посмевшему нарушить главный закон, установленный Матерью всего сущего – закон полного повиновения изверга многоликому! Ему захотелось взглянуть прямо в этот оранжевый глаз и… выдержать ее взгляд, без внутреннего трепета, не прячась!
Вотша медленно поднялся. Переговаривающиеся изверги разом смолкли и посмотрели на своего предводителя, а тот, подняв глаза к небу, негромко произнес:
– Пойду-ка я, пройдусь. Вы меня не ждите, ложитесь отдыхать.
– Возьми с собой пару ребят, Старик… – Неуверенно предложил Сафат, но Вотша отрицательно покачал головой.
– Не тревожьтесь, ничего со мной не случится. Да я и ненадолго.
И он шагнул от костра в ночную темноту, в жесткую, короткую траву, расстелившуюся до самых Оршанских холмов. Скоро костры извержачьей армии остались у него за спиной, ночная, прохладная тьма обняла его и прикрыла от чужих глаз. Ни один дозор, ни одна сторожа не остановили его – слишком хорошо он был известен каждому извергу, знавшему, что такое уругумская сталь.
Вотша поднялся почти до самой вершина ближнего к лесу холма и уселся под низким, одиноко торчащим кустом, лицом на восток, туда, где скоро должна была появиться Волчья звезда. Час Вепря истекал, и скоро она должна была взойти над горизонтом.
Он сидел долго. Ночная прохлада медленно прокрадывалась под куртку, остужая кожу, выдавливая тепло из складок одежды. Трава и листья куста, под которым он притулился, остывая, покрывалась капельками холодной росы, и эти капельки скатывались на руки, падали на лицо, словно слезы, проливаемые… кем?.. Природой?.. Матерью всего сущего?.. Над кем?.. Он не думал об этом, он ждал…
