Отряд продолжил свой путь. Ехали долго, и Ральфу казалось, что вокруг ничего не меняется, даже далёкая горная вершина, похожая на облачко, не становилась ни больше, ни ближе.
Глава XXXIV
Лорд Аттербол испытывает Ральфа в искусстве менестрелей
Незадолго до заката отряд остановился на ночлег. Ральфу отвели собственную палатку и принесли довольно сносный ужин. Вскоре после того, как с едой было покончено, пришёл Давид. Он сказал:
– Вставай, юноша! Тебя зовёт мой лорд!
– Чего же он хочет от меня? – удивился Ральф.
– Что за странный вопрос! – воскликнул Давид. – Неужто нож спрашивает резчика, что он хочет изобразить? Неужели ты считаешь, что я дерзну спросить лорда о том, зачем ты ему нужен?
– Что ж, я готов пойти с тобой, – согласился Ральф.
И они вышли из палатки. Сердце юноши сжалось при мысли, что ему снова придётся увидеть этого человека. Но лицо его оставалось будто каменным, и страх вместе с ненавистью он скрыл глубоко в душе, приберегая для более подходящего случая.
Вскоре Ральф и Давид пришли в шатёр лорда. Там всё было, как и прошлым вечером, только одежда лорда, расшитая золотом, бирюзой и изумрудом, на этот раз была красного цвета. Давид подвёл Ральфа к престолу, но ничего не сказал. Могущественный лорд сидел, склонив голову и уперев один локоть о колено с таким мрачным выражением лица, с каким размышляют о вещах неприятных. Вздрогнув, он выпрямился, огляделся и, увидев Давида с Ральфом, сказал, как говорит только что проснувшийся человек:
– Тот, кто продал тебя мне, сказал, что ты годишься на многое. Отвечай же, что ты умеешь?
Ральф испытывал такую жестокую ненависть, что хотел бы вместо ответа ударить лорда или убить его. Но у юноши не было подходящего оружия, а жизнь, обещавшая так много приключений в будущем, казалась ему слишком дорогой, и он холодно ответил:
– Верно то, милорд, что я годен на многое.
– Умеешь ли держаться в седле? – спросил лорд.
– Как и большинство, – ответил Ральф.
– А сможешь ли укротить дикого коня и подковать его?
– Не хуже, чем некоторые, – сказал Ральф.
– А как ты владеешь мечом и копьём? – спросил лорд.
– Лучше, чем многие, – ответил Ральф.
– Чем докажешь? – спросил лорд.
Ральф ответил ему:
– Испытайте меня, милорд!
Говоря это, Ральф надеялся на то, что, если дело дойдёт до испытания, он сможет ускользнуть в суматохе.
Лорд взглянул на него и ответил:
– Что ж, это можно. Но, Давид, он отвечает холодно и гордо. Я сомневаюсь, стоит ли вести его домой?
Давид жалостливо посмотрел на Ральфа и произнёс:
– Вы же купили его, милорд.
– Верно, – сказал лорд. – Эй, ты, слушай, может, ты умеешь играть в шахматы?
– Умею, – подтвердил Ральф.
– А музицировать? – спросил лорд.
– Тоже. Когда весело и когда грустно.
Лорд сказал:
– Ну так погрусти или повеселись, на твой выбор, но спой, иначе тебя побьют. Эй, там, принесите арфу!
Слуги тут же принесли инструмент.
Ральф посмотрел направо и налево, но не увидел никакой возможности освободиться. Он предчувствовал эту сцену уже в первый час своей неволи и теперь, обдумав своё положение, вспомнил, что должен терпеть и усмирять себя, чтобы сделать то, зачем он сюда приехал. Его лицо прояснилось. Он снова огляделся, но теперь его глаза спокойно встречали взгляды других людей, и так же спокойно он посмотрел в глаза лорду. Руки его плавно скользнули по струнам, ответившим ему сладким звоном, похожим на зимнюю песню малиновки. И Ральф громко запел:
Тихо в кузнице солнечным утром,Люди спят, только дева не спит,Да в лесу, глуховатый и мудрый,Растревоженный филин кричит.
Ветер треплет волос позолоту.Вилы щерятся – взмах, полукруг.Будет завтра у тины болотнойОтвоёван затопленный луг.
Но спокойствие бражного залаУтомлённого манит войти —Солнце блики свои разбросалоНа моём деревянном пути,
И ступаю я с дрожью навстречуТой, что смело подходит ко мне,И целую покатые плечи,И сгораю в запретном огне.
Неужели мы только сегодняПовстречались с тобою, мой друг?Сотни лет – в колыхании полдняИ в желанном касании рук.
Ветер сонной листвы не тревожит —День изжит. Скоро встанет луна.Мы одни, и случайный прохожийНе нарушит невинного сна.
Спи, любимая, спи и помни:В этом мире царей и певцовЯ счастливейший из влюблённыхИ мудрейший из мудрецов.
В королевском и бражном зале,В городах, на краю землиМенестрели песни слагаютО твоей и моей любви.
Когда Ральф закончил петь, все молчали, ожидая, одобрит лорд песню или нет, но тот долгое время ничего не говорил, а сидел, словно размышляя о чём-то. Наконец, он сказал:
– Ты молод и хотел бы, чтобы твои слушатели тоже были молоды! Песня твоя нежна, она понравилась мне, мне, человеку войны. Я повидал достаточно, чтобы отдохнуть от грубой работы, и в любое время мне больше хочется увидеть красивую женщину, чем отряд копейщиков. Но моей леди, жене, она не понравится. О любви, прекрасных женщинах и их возлюбленных она слышала достаточно, а вот о войне ничего не знает, только разве о турнирах и триумфах, поэтому она захочет послушать о сражениях. Спой теперь о битве.
Ральф подумал немного и провёл пальцами по арфе, вспоминая песню, которой когда-то, в святки, его обучил один вождь, прибывший в Верхние Луга из далёкой Северной земли. Он пережидал там, пока пройдёт весна и наступит лето, а тем временем учил Ральфа этой песне и ещё многим другим вещам. Звали его сэр Карр Лесное Рыло. Эту песню Ральф и запел, громко и сладко, как будто забыл, что он невольник в чужой земле:
Выпьем до днаИ кружки отставим!На небе луна —Песней прославимРатные подвигиНа корабле!Бравые воины,Вниз по реке!
Наш сосед когда-то дерзостным набегомВозмутил затишье сбора урожая.Так судьба решила: нам лежит дорогаК дому на утёсе над волнами моря.И настало время, и пути земныеВскоре завершатся. Волны моря плещут,Словно листья ивы на ветру осеннем.Так затянем громче песню боевую!
Катятся волны,Режут их вёслами.Корабли полныВоинами рослыми.Мечи обнажили:Не бьются – играют!Пока враги живы —Пусть нас проклинают.
К дому над волнами прибыли наутро.Там поля, там речка, кони и коровы…Жители утёса, глупые соседи,Задрожали часто, словно мыши в норке.Мы их разбудили – и они в смятенье:Не было пророчеств на земле иль в небе.
Оставьте стол и чашуИ следуйте за мною!Поём победу нашу!Я вижу над волноюУтёс и дом, прекрасныйВысокими стенами.По белым – красным красим,И будет день за нами!
Наш сосед, бедняга, угонял нас в рабство.Он устал сегодня. Он уснул на сене.Так судьба решила: нам лежит дорогаК дому на утёсе, к пепелищу битвы.И настало время, мы свободны, братья,И окончен труд наш в доме на утёсе.
Верхом скорей садись —Ночь нынче коротка!Скачи же, торопись,Пока ещё тиха,
Пока ещё темнаДля поцелуев ночь.А как взойдёт луна,Скачи быстрее прочь!
Мы чинными рядами под мирным едем стягом.Закованы в железо, но меч горячий в ножнах.У нас свои есть стены, они белее снега,Открыты в них ворота, нас город принимает.На праздник, на веселье, на буйное гулянье,На славный пир мы едем, устав нести погибель.
Когда Ральф прекратил петь, все поспешили похвалить песню, ведь лорд похвалил предыдущую, но лорд, искоса глядя на Ральфа, сказал:
– Хорошо, пусть мне это и не по нраву, но неважно. Такая песня до глубины души растрогает мою жену, а это самое главное. Ты знаешь другие песни, чужак?
– Знаю, милорд, – ответил Ральф.
– А можешь ли ты рассказать истории о прошедших временах, о феях и тому подобном?
– Ну, кое-что могу, – ответил Ральф.
Лорд сидел молча, словно размышляя, и наконец сказал, будто бы себе самому:
– Есть ещё одно. Любой обманщик может петь о битве, но частенько случается, что красивое тело не приспособлено к жёсткой игре мечами. Эй, ты, удача Морфинна, каков ты на арене?
– Хотите испытать меня, милорд? – спросил Ральф, несколько оживляясь.
Лорд ответил:
– Думаю, найду для тебя человека-двух, хотя рыцарские турниры у нас и не проводятся. А теперь можешь идти. Давид, отведи парня в его палатку и дай ему флягу вина из нашего лучшего, чтобы помочь забыть твою болтовню.
Ральф с Давидом сразу же покинули шатёр. Юноша загрустил и шёл, опустив голову. Но потом он стал думать о том, что, как бы ни разворачивались события, он ещё жив и каждый день приближается к Источнику на Краю Мира, а по дороге туда он, вероятно, встретит Дорофею, девушку из своего сна. От таких мыслей Ральф снова приободрился и, когда нагибался, чтобы войти в свою палатку, уже неслышно напевал.
