Перестук копыт по камню возвестил о том, что вдоль колонны кто-то приближается. Далинар повернулся, ожидая увидеть Адолина, но вместо него обнаружил Садеаса.
Ну почему Садеас попросил, чтобы его сделали великим князем осведомленности, и почему так усердно копался в этом деле с лопнувшей подпругой? Если он и впрямь решил сфабриковать доказательства вины Далинара…
«Видения велели мне доверять ему», – твердо сказал себе Далинар. Однако на самом деле он уже не испытывал былой уверенности. Стоило ли так рисковать, прислушиваясь к сказанному?
– Твои солдаты весьма преданы тебе, – заметил Садеас, приблизившись.
– Верность – первый урок в жизни солдата. Я бы встревожился, узнав, что они не усвоили его.
Садеас вздохнул:
– Далинар, честное слово, ну как ты можешь быть таким самодовольным?
Великий князь не ответил.
– До чего же странно наблюдать за тем, как иной раз люди поддаются влиянию своего предводителя, – продолжил Садеас. – Среди них полным-полно твоих уменьшенных копий. Они прячут свои чувства так глубоко и стягивают в такие крепкие узлы, что под давлением те превращаются в камень. Глянешь с одной стороны – сама уверенность, а вот с другой – все совсем наоборот.
Далинар по-прежнему крепко сжимал челюсти.
«Садеас, во что ты играешь?»
Тот лишь улыбнулся, подался ближе и негромко проговорил:
– Тебя ведь сейчас раздирает от желания заорать на меня, верно? Когда-то давно ты ненавидел намеки на собственную неуверенность. В те времена твое недовольство частенько заканчивалось тем, что по камням катились одна-две головы.
– Многие из тех, кого я убил, не заслуживали смерти. Человек не должен бояться потерять голову, потому что выпил слишком много вина.
– Возможно, – пренебрежительно сказал Садеас. – Но разве тебе не хочется дать себе волю, как когда-то? Разве это не бьется внутри, словно живое существо, которое поймали и посадили в большой барабан? Бьется, стучит, пытается вырваться наружу?
– Да, – сказал Далинар.
Признание как будто удивило Садеаса.
– А ведь есть и Азарт. Ты все еще чувствуешь Азарт?
Мужчины нечасто говорили об Азарте, радостном предвкушении битвы. Это была личная вещь.
– Садеас, я чувствую все, что ты перечислил. – Далинар смотрел вперед. – Но не всегда позволяю этому прорываться наружу. Чувства – то, что определяет мужчину, и потому самоконтроль – признак истинной силы. Ничего не чувствуют только мертвецы, но поддаются каждому чувству лишь дети.
– Попахивает цитатой. Я так понимаю, это из Гавиларовой книжечки о добродетелях?
– Да.
– Тебя совсем не тревожит, что все Сияющие предали нас?
– Легенды. Отступничество – событие столь древнее, что с тем же успехом могло бы случиться в темные дни. Что на самом деле сделали Сияющие? Почему они это сделали? Мы не знаем.
– Мы знаем достаточно. Они применили хитроумные трюки, чтобы внушить всем, будто обладают великими силами, и притворились, что у них есть священный долг. Когда обман раскрылся, они сбежали.
– Их силы – не ложь. Все было по-настоящему.
– Да неужели? – изумился Садеас. – Уверен? Разве не ты только что сказал, будто сие событие произошло столь давно, что с тем же успехом могло случиться в темные дни? Если у Сияющих были такие сногсшибательные силы, отчего никто не в состоянии их воспроизвести? Куда подевались все эти невероятные способности?
– Я не знаю. Возможно, мы просто не заслуживаем их теперь.
Садеас фыркнул, и Далинар пожалел о своих словах. Он мог опираться лишь на свои видения. И все-таки, когда Садеас умалял что-нибудь, ему инстинктивно хотелось встать на защиту.
«Я не могу себе этого позволить. Я должен думать о предстоящей битве».
– Садеас, – он решил сменить тему, – нам следует прилагать больше усилий, чтобы объединить военные лагеря. Мне нужна твоя помощь, раз уж ты теперь великий князь осведомленности.
– И что ты хочешь сделать?
– То, что следует сделать. Ради блага Алеткара.
– Именно об этом я и забочусь, старый друг. Мы убиваем паршенди. Прославляем и обогащаем наше королевство. Вершим возмездие. Ради блага Алеткара тебе бы следовало перестать проводить так много времени впустую в лагере… и болтать о том, что мы должны сбежать, словно трусы. Ради блага Алеткара тебе бы стоило вспомнить, как ведут себя настоящие мужчины.
– Хватит! – сказал Далинар громче, чем намеревался. – Я позволил тебе идти с нами, чтобы ты мог заниматься своим расследованием, а не насмехаться надо мной!
Садеас презрительно фыркнул:
– Эта книга погубила Гавилара. Теперь она то же самое делает с тобой. Ты так часто слушал эти истории, что твоя голова наполнилась ложными идеями. Никто не жил по Заповедям.
– Чушь! – Далинар махнул рукой и развернул Храбреца. – Сегодня у меня нет времени на препирательства.
Он пустил коня рысью. Гнев на Садеаса перешел в гнев на самого себя за утраченное самообладание. Все еще разгоряченный, он пересек мост, не переставая думать о том, что сказал Садеас. Вдруг вспомнился тот день, когда они с братом стояли подле Невозможных водопадов Холинара.
«Все изменилось, – бросил Гавилар. – Теперь я понимаю то, чего не понимал раньше. Хотел бы я тебе все объяснить».
До его гибели оставалось три дня.
Десять ударов сердца.
Пока они готовились к атаке, держась позади осадного моста, Далинар закрыл глаза, дыша глубоко и размеренно. Забыть про Садеаса. Забыть про видения. Забыть про все тревоги и страхи. Просто сосредоточиться на сердцебиении.
Поблизости чуллы царапали камни лапами в жесткой броне. Ветер, несущий запах воды, обдувал его лицо. Здесь, во влажных буревых землях, все время пахло сыростью.
Раздавалось бряцание оружия, поскрипывание кожаных доспехов. Далинар обратил лицо к небу, ощущая биение сердца. Сияющее белое солнце сквозь веки казалось алым.
Солдаты переминались с ноги на ногу, перекликались, ругались, проверяли, свободно ли выходят мечи из ножен, пробовали натягивать тетивы. Он чувствовал их напряжение, их тревогу, смешанные с возбуждением. Вокруг них из земли начали выбираться спрены ожидания, похожие на колышущиеся на ветру длинные узкие ленты. Кое-где пузырились спрены страха.
– Ты готов? – негромко спросил Далинар, внутри его возрождался Азарт.
– Да, – напряженно ответил Адолин.
– Ты никогда не жалуешься на то, как мы атакуем. – Глаза Далинара по-прежнему оставались закрытыми. – Ты никогда не подвергал сомнению мою правоту.
– Это лучший способ. Они и мои люди тоже. Какой смысл владеть осколочным вооружением, если не можешь возглавить атаку?
В груди Далинара прозвучал десятый удар сердца; он всегда слышал удары, призывая клинок, даже если вокруг было очень шумно. Чем быстрее билось его сердце, тем быстрее появлялся меч. Значит, чем нужнее осколочный клинок, тем скорее он приходил. Было ли так задумано, или же это просто какая-то причудливая особенность его оружия?
