– Рот закрой, морэ, ворона влетит. - усмехнулся кто-то за его спиной.
Вздрогнув, Илья обернулся, увидел Митро, смутился:
– Да я, морэ, это… вот… Как ты дочь-то одел? Раньше вроде не было такого.
– Я одел? Сама захотела! Насмотрелась на Илонкину родню, каждый год ведь наезжают табунами! Да, по чести сказать, я беды не вижу. Раньше этих болгар и знать никто не знал, а сейчас их полным-полно стало, как весна – стадами вокруг Москвы гуртуются! Господа в ихние таборы наезжают, на баб любуются, а потом в ресторане к нам с глупостями пристают: почему у вас цыганки не по-цыгански одеты? Объяснять я им, что ли, буду? Поговорили с Яковом Васильичем, решили - если господам так нравится, пусть девки по-котлярски одеваются, хоть для пляски. И, знаешь, та-а-ак хорошо пошло!
Певицы-то по-старому, в платьях, сидят, а плясуньи все в юбки с оборками позалезали и монет на себя понавешали. Господа довольны, сил нет: настоящих цыганок им предоставили… Илья недоверчиво покачал головой, хотя в душе вынужден был признать, что выглядит котлярский наряд лучше некуда - по крайней мере, на Маргитке.
А через минуту в дверь щебечущей стайкой влетели дочери Стешки от десяти до шестнадцати лет - все в таких же юбках и кофтах, с монетками в волосах.
За ними солидно протиснулась сама Стешка, утирающая пот со лба.
– Эй, чяялэ, поспокойнее, мать совсем загнали! Здорово, Илья. Ну - вздрогнем сегодня, едешь с нами?
– Да уж, сестрица, тряхнем стариной, - в тон ей ответил Илья.
– Э-э… Смотри, чтоб не отвалилась старина-то!
Цыгане заржали. Илья тоже улыбнулся, подумав о том, что Стешку Дмитриеву не изменили ни замужество, ни дети - как была язва сибирская, так и осталась.
– Господи… - вдруг тихо ахнул рядом с ним Митро. Илья поднял голову и увидел спускающихся сверху жену и дочь.
Настя шла впереди, одной рукой придерживая подол платья, а другой держа за локоть Дашку. Чёрный блестящий атлас делал её стройнее и выше, накинутая через плечо шаль была сколота бирюзовой брошью, и в этом наряде Настя казалась моложе на десять лет. Волосы её были уложены в тяжёлый, отливающий воронёной синевой узел, чёрные глаза блестели по-молодому живо, на губах играла уверенная улыбка. Илья невольно встал с дивана и, стоя, как и все, с открытым ртом, отчётливо понял: вот теперь его Настя на своём месте. Дашка шла за ней, осторожно придерживаясь за перила, стараясь не наступить на подол белого платья, выгодно оттенявшего её смуглое строгое лицо.
– Ну, пхэнори… - только и сказал Митро, делая шаг к лестнице. А больше ничего сказать он не успел, потому что хлопнула дверь с улицы, и в залу влетел запыхавшийся, размахивающий гитарой Кузьма.
– Что, собрались уже? Слава богу, поспел! - На его физиономии была широкая улыбка, сощуренные глаза весело блестели, и о том, что Илья видел утром, напоминал лишь изжелта-чёрный синяк под левым глазом. Вспомнив о том, как утром Кузьма и Митро вдвоём ушли из дома, Илья подивился:
слово, что ли, петушиное знает Арапо? Как ему удалось всего за день привести этого хитрованца в божеский вид?
– Ой, Кузьма, это ты? - тихо спросила Настя.
Кузьма поднял глаза, охнул, смешался, шагнул было за спину Митро. Но Настя слетела с лестницы вихрем, как девчонка, пронеслась через всю залу и кинулась Кузьме на шею:
– Дэвлалэ! Морэ! Как же я тебя не видела давно! Дэвла, вот радость-то, а я вчера все глаза проглядела - где Кузьма, где мой дорогой? Ну, как ты, чяворо?
Да что ж ты отворачиваешься, глупый, я тебе что - не тётка?!
Тётка, как же, подумал Илья, глядя на смущённую физиономию Кузьмы.
Её сестра двоюродная за его отцом замужем, вот и всё родство… Но Настю такие мелочи не занимали. Она смеялась, целовала Кузьму, не давала ему отвернуться (тот явно старался спрятать синяк), и в конце концов Кузьма рассмеялся сам:
– Будет, сестрица, дыру процелуешь.
– Да как же тебе не стыдно? Я тебя столько лет не видела! Не узнать, право слово, не узнать! Я тебя мальчишкой помню, а тут - смотрите, саво мурш баро[112]!
Кузьма покраснел, невесело усмехнулся. Поискал взглядом Митро.
– Трофимыч, я еду?
– Да куда тебе… - неуверенно сказал Митро. - На пятак-то под глазом посмотри.
С лица Кузьмы пропала улыбка. Настя, забыв снять руки с его плеч, тревожно повернулась к брату:
– Митро, да бог с ним, с пятаком! Из второго ряда не увидят!
Митро колебался. Но в это время, на ходу оправляя тёмно-синий казакин, из кухни быстрым шагом вышел Яков Васильевич. Цыгане при виде его притихли.
– Сиди дома, - сказал он, едва взглянув на Кузьму.
Кузьма растерянно посмотрел на Митро. Тот пожал плечами, отвернулся.
Спорить было бесполезно, это знали все.
– Отец, - вдруг сказала Настя. - Можем минуту подождать?
– Чего ждать?
– Стеша, пойдём со мной! Кузьма, живо! - Она схватила за руку Кузьму, махнула Стешке и устремилась на кухню.
– Стой! Куда? Что я тебе - соловей легкокрылый?! - запыхтела Стешка, тщетно силясь поспеть за по-прежнему тоненькой и лёгкой сестрой. Яков Васильевич от неожиданности не успел возразить и стоял с удивлённо поднятыми бровями, провожая взглядом Стешкину внушительную фигуру.
Когда дверь на кухню захлопнулась, он сердито крякнул:
– Дожидайся теперь…
Но долго ждать не пришлось. Через несколько минут дверь открылась.
Первой выплыла довольно улыбающаяся Стешка, за ней появился Кузьма с выражением некоторого замешательства на лице, а следом вышла Настя, озабоченно внушающая:
– Только личность свою кулаком не три, а то ещё хуже будет…
Синяка не было. Не было, хотя Илья трижды протёр глаза. Поморгав, он повернулся к Митро, но и тот выглядел озадаченным:
– Девки, как же вы это?..
– И очень просто! - торжествовала Настя. - Тестом замазали, а сверху – мелом с кирпичом, с печи наскребли. Дай бог, не расползётся до ночи.
Яков Васильевич молчал, с неодобрением поглядывая на Кузьму. Цыгане притихли.
– Ладно, шут с вами, - наконец сказал хоревод. - Едем.
Кузьма просиял. Настя потащила его к дверям, на ходу что-то оживлённо говоря. Илья, держа за руку Дашку, шёл следом. Уже в дверях они с Кузьмой встретились взглядами. Кузьма, нахмурившись, опустил глаза. Илья с досадой отвернулся. Чёрт знает что…
На улице было ещё теплее, чем вчера. Сирень развернула листочки, между ними уже проглядывали голубые соцветия, верба у крыльца вся обвесилась золотистыми серёжками, и даже луна, поднимающаяся над крышами Живодёрки, была тёплой, жёлтой, весенней. Где-то на задворках томно завывали коты. Со стороны церкви Великомученика Георгия доносился слабый перезвон. К заведению мадам Данаи, покачиваясь, подъезжал рыдван, набитый пьяными приказчиками. Пахло сыростью, влажной землёй. Илья шагал рядом с Настей и Дашкой, но обе не обращали на него никакого внимания, вполголоса беседуя. От нечего делать он посматривал на Маргитку. Та шла впереди с молодыми цыганками, чему-то смеялась, иногда поднимала руки - поправить волосы, и в тусклом вечернем свете на её запястьях вспыхивали браслеты.
Один раз она быстро обернулась, и Илья, захваченный врасплох, не успел отвести взгляд. Но Маргитка взглянула мельком, снова расхохоталась над чем-то, и он успокоился: не заметила.
Хозяина ресторана Осетрова не брали ни годы, ни обстоятельства. Всё такой же высокий, прямой, сухопарый, с аккуратно подстриженной бородой, он лишь скупо улыбнулся на радостный возглас Митро:
– Фрол Васильич, знаешь, кто вернулся-то?
– Да уж знаем, - сдержанно ответствовал Осетров. - Настасья Яковлевна с супругом второй день как в Москву из табора прибыли. Оченно рады приветствовать.
– Да ну тебя, гриб старый, - разочарованно протянул Митро. - Скучно с тобой, ей-богу. Какая тебе сорока принесла?
– Своя агентура имеется, - без тени улыбки ответил Осетров. - Уже и господа приезжали, спрашивали: верно ли, что Смоляковы и Настя здесь?
– Какие господа? - загорелся Митро.
– Да уж всякие. - Осетров поджал губы, и стало ясно, что больше он ничего не скажет.
– Вот чёрт упрямый… - пробурчал Митро, входя вслед за Ильёй в чёрную дверь ресторана. - Пристукнут его когда-нибудь за вредность вселенскую.
Смоляко, видал, как этот антихрист своё дело развернул? Царские хоромы против прежнего, верно?
Илья не мог не согласиться. Видно было, что заведение Осетрова не так давно заново отделано и покрашено. Была заменена и вывеска, и золочёные буквы новой гласили на всю улицу: "Ресторанъ". Окна были отмыты и сверкали чистотой.
– Подожди, то ли будет, когда в зал выйдем, - усмехнулся Митро. - Право слово, лучше только в "Стрельне" да в "Яре"! У Осетрова год назад деньги завелись, наследство какое-то получил из деревни…
