правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества, – над фашизмом».
Глава 7
Разрушение державы
Мы верили нашей дороге,
Мечтались нам отблески рая…
И вот – неподвижны – у края
Стоим мы, в стыде и тревоге.
Валерий Брюсов
А вслед героям и вождям
Крадется хищник стаей жадной,
Чтоб мощь России неоглядной
Размыкать и продать врагам!
Максимилиан Волошин
В сетях интриг
После 1938 года Сталину не было никакой необходимости бороться за власть. Она стала безусловной и почти неограниченной. Во время войны вождь взвалил на свои немолодые плечи тяжелейшую ношу непомерной работы и высочайшей ответственности. Он выдержал, но здоровье его было основательно подорвано.
До сих пор даже ненавистники Сталина, сами того не сознавая, относятся к нему как к сверхчеловеку, предъявляя непомерные требования. Будто он был способен всегда и во всем вникать в мельчайшие детали и частности жизни страны и народа. А был он пусть и незаурядным, но человеком; его силы и возможности были далеко не беспредельны.
По данным Б.С. Илизарова (не всегда точным), у Сталина были «невралгические боли не только в области левой руки, но и в левой части нижней челюсти, и опять грипп с простудами и кашлем, ангины. Особенно тяжелыми были для него послевоенные 1946–1947 годы. В этот период у Сталина несколько раз начинались катастрофические расстройства желудка с позывами по 14–20 раз за день при высокой температуре. На этот раз был назван еще один диагноз – хроническая дизентерия. А к уже имевшимся болезням прибавился хронический гепатит (опять инфекционное заболевание!), атеросклероз, миодистрофия сердца».
Даже если этот перечень недугов преувеличен, то и тогда остается лишь удивляться, как этот почти семидесятилетний человек, несмотря на болезни, продолжал активно работать. Возможно, это уже вошло у него в привычку. Безусловно, он никоим образом не боялся потерять власть. Как умному человеку (даже, пожалуй, мудрому), Сталину было ясно, что жизнь его подходит к концу. Боялся ли он смерти? Вряд ли. В таких случаях стараются поменьше работать и постоянно лечиться или отдыхать. Он себе этого не позволял.
«Почивать на лаврах» ему не приходилось, и для этого были серьезные основания. Прежде всего требовалось восстанавливать страну и улучшать жизнь народа, измученного, истерзанного войной. Сложнейшей была внешнеполитическая обстановка: СССР, став сверхдержавой, активно влиял на международную обстановку прежде всего в Евразии.
Наконец, серьезное беспокойство доставляли вождю «соратники», в первую очередь сравнительно молодые выдвиженцы, уже начавшие плести интриги и бороться за власть в послесталинский период. Для них вождь играл роль той силы, с помощью которой можно расправиться с конкурентами. При отсутствии бесспорного лидера (помимо Сталина), эти более мелкие деятели вынуждены были создавать эфемерные или сравнительно прочные тайные союзы, стремясь выдвигать на ключевые посты своих ставленников. Это сильно усложняло ситуацию. Даже Сталину было очень непросто распутывать узлы хитрых интриг. Это его сильно раздражало. Вождь понимал, как мало заботит его ближайшее окружение судьба страны и народа в сравнении с личными и клановыми интересами.
Осенью 1945 года произошли события, до недавнего времени не вполне выясненные. По свидетельству В. Аллилуева («Хроника одной семьи»), у Сталина случился инсульт. В середине октября по решению Политбюро он был отправлен в отпуск и пробыл на Кавказе два месяца. Тем временем в Москве развернулась борьба за «наследство».
Официально Сталина замещал Молотов. Но это было только формально. Еще в 1944 году Молотов был заменен на посту заместителя ГКО Берией и после войны не мог принимать единоличные решения без согласования со Сталиным, а в его отсутствие – с Маленковым, Берией и Микояном. Но ответственность за коллективно принимаемые решения нес только он, что неудивительно: именно Вячеслав Михайлович оставался после роспуска ГКО единственным первым заместителем председателя Совнаркома. В этом была крайняя уязвимость и даже обреченность Молотова. Его коллеги по руководящей и заменяющей Сталина «четверке» воспользовались ситуацией, чтобы оттеснить опасного конкурента.
В начале ноября 1945 года в центральных органах советской печати были помещены фрагменты из речи Черчилля с восхвалениями Сталина.
10 ноября Иосиф Виссарионович резко отреагировал в срочной телеграмме «четверке», где, в частности, указал: «У нас имеется теперь немало ответственных работников, которые приходят в телячий восторг от похвал со стороны Черчиллей, Трумэнов, Бирнсов и, наоборот, впадают в уныние от неблагоприятных отзывов со стороны этих господ… Что касается меня лично, то такие похвалы только коробят меня».
В «теленке» явно угадывался Молотов, который честно ответил Сталину: «Опубликование сокращенной речи Черчилля было разрешено мною. Считаю это ошибкой… Во всяком случае, ее нельзя было публиковать без твоего согласия». Вячеслав Михайлович взял вину на себя. A товарищи по «четверке», толкнувшие его на этот шаг, продолжали провокации. Следующим их ходом было заявление Молотова о снятии цензурных ограничений на корреспонденции представителей западной печати, отправляемых из Москвы. Это уже было согласовано наркомом иностранных дел со своими коллегами и отражало позиции прежде всего Маленкова и Микояна. Первый после смерти Сталина начал разрушать «железный занавес», а второй при Хрущеве стал знаменосцем «политики мирного сосуществования» с Западом.
Английские и американские корреспонденты тотчас затрубили об «открытости» нового советского руководства, связывая это с возможным уходом И.В. Сталина с поста главы правительства и о Молотове, как его преемнике. «На сегодняшний день политическое руководство Советским Союзом находится в руках Молотова», – подчеркивали они, обращая внимание на призыв главы советского государства М.И. Калинина к молодежи изучать иностранные языки, а также подчеркивая самостоятельный характер принимаемых без Сталина решений.
Удар был точный: обзор печати вызвал гнев вождя. Буря не замедлила разразиться.
5 декабря «четверкой» была получена телеграмма, в которой Сталин требовал наказать виновных: Молотова или отдел печати НКИД (его начальник Горохов был снят с работы). 6 декабря Сталин направил новую телеграмму, на этот раз уже «тройке» (Маленкову, Микояну и Берии), где было сказано: «…Присылая мне шифровку, вы рассчитывали, должно быть, замазать вопрос, дать по щекам стрелочнику Горохову и на этом кончить дело… До вашей шифровки я думал, что можно ограничиться выговором в отношении Молотова. Теперь этого уже недостаточно… Я не могу больше считать такого товарища своим первым заместителем. Эту шифровку я посылаю только вам троим…» В срочных телеграммах, направленных на юг, Молотов каялся, а «тройка» уверяла, что не собиралась ничего «замазывать». Через неделю Сталин возвратился в Москву и 29 декабря созвал Политбюро, на котором предложил
