…Брэшена выдернул из задумчивости вопль Янтарь, полный смятения и испуга:
— Не-е-е-ет!.. Совершенный, не надо!..
И почти сразу раздался жуткий хруст ломающегося бревна. Зазвучали встревоженные голоса. Брэшен чуть не на четвереньках устремился вперед, ибо палуба больше напоминала наклонную крышу, и выскочил на бак как раз вовремя, чтобы услышать еще один звук: звенящий треск, с которым обломок здоровенной лесины врезался в торчавшую поодаль скалу. Работники, окружавшие Совершенного, в испуге пятились прочь. Они окликали друг дружку, указывая не только на отлетевшее бревно, но и на глубокую длинную рытвину, которую оно пропахало в своем падении на песок.
А сам Совершенный преспокойно складывал на груди мускулистые руки. Он так и не выговорил ни единого слова, его лицо оставалось по-прежнему безучастным. Незрячий взгляд был устремлен в море.
— Да чтоб вас всех разорвало!!! — заорал Брэшен голосом, полным весьма искреннего чувства. И обвел работников свирепым взглядом: — Кто позволил ему дотянуться до бревна?!
Ему ответил пожилой работяга, с лицом мучнисто-белым от пережитого страха:
— Да мы… того… на место его, значит, устанавливали. А он… того… взял нагнулся и просто выдернул его у нас! И только Са, значит, ведает, как он вообще догадался, где оно там!..
Голос старого рабочего дрожал от суеверного ужаса.
Брэшен стиснул кулаки. Было бы чему удивляться, окажись это первой вредоносной выходкой корабля. Однако с самого начала работ он тем только и занимался, что совал им палки в колеса. Иногда в самом прямом смысле, вот как теперь. Злонравие, помноженное на чудовищную силу, — Брэшену становилось все труднее удерживать работников…
Не говоря уж о том, что и разумных речей от Совершенного нынче было не добиться.
Брэшен перегнулся через фальшборт, успев краем глаза заметить Альтию, только-только подошедшую к месту работ. Она еще не разобралась, что случилось, немая сцена на берегу озадачила ее.
— Живо за работу! — рявкнул Брэшен на мужиков, которые переглядывались и подталкивали друг дружку локтями. Он указал им на отброшенное бревно: — Тащите назад и заталкивайте на место!
— Только без меня! — заявил один из работяг. Утер с лица пот и бросил на песок деревянную колотушку: — Он и так уже меня едва не убил! Может, он и не хотел, так он все равно же не видит, куда что швыряет! А может, он и нарочно хотел нас прихлопнуть, откуда мне знать! Все и так знают, что он убивец каких поискать! Ну так вот, мне моя житуха дороже тех денег, что я тут получаю. Хватит с меня! Расплачивайтесь за сегодня, и я пошел!
— И я! И я тоже!
Брэшен перебрался через фальшборт и легко спрыгнул на песок. При этом его голова отозвалась взрывом боли — казалось, изнутри в череп ударили разноцветные брызги, — но на лице Брэшена это никоим образом не отразилось. Он пошел прямо на толпу рабочих, всем своим видом изображая бешеную ярость (а про себя истово молясь, чтобы слова не пришлось подтверждать делом). И наконец встал прямо нос к носу с тем из недовольных, кто заговорил первым.
— Хочешь платы за день, — сказал он, — тогда берись за работу и заканчивай то, что было на сегодня намечено. Уйдешь сейчас — не получишь ни медяка.
Он обвел их глазами, скалясь в зверской ухмылке и трепетно надеясь, что блеф сработает. Ибо, если эти люди уйдут, где прикажете раздобывать новых?… Брэшена окружали сущие отбросы из портовых таверн, «труженики» из тех, кто берется за работу только тогда, когда иным путем не удается раздобыть денег на выпивку. И ему еще пришлось переплачивать им по сравнению с другими местами, куда они могли бы наняться, — иначе они и близко не подошли бы к злосчастному кораблю.
Люди начали недовольно роптать, и Брэшен гаркнул на них:
— Либо работайте, либо катитесь отсюда! Я вас не на полдня нанимал, а стало быть, и платить за полдня не намерен! Тащите то бревно, говорю!
— Да я бы, это, и не прочь поработать, — проговорил один из людей. — Но только там, где он не сможет меня шарахнуть еще какой-нибудь деревяшкой. На такое моего согласия нету!
Брэшен с отвращением плюнул наземь:
— Ну, тогда валяй работай у кормы, бесстрашный ты наш. А форштевнем, раз больше ни у кого мужества не хватает, займемся мы с Янтарь!
Тут на деревянном лице Совершенного возникла злая усмешка.
— Кто-то предпочитает быструю смерть, а кто-то — медленную, — сказал он. — Есть и такие, кому начхать, если у него сыновья родятся безногими и слепыми, как этот проклятый корабль. Валяйте, берите свои колотушки и продолжайте работать… И какая разница, что может случиться назавтра! — Он помолчал и зловеще добавил: — Тем более как знать, удастся ли до завтра дожить…
Брэшен крутанулся на месте.
— Это ты ко мне обращаешься? — яростно бросил он Совершенному. — Молчал, молчал целыми днями, а теперь надумал золотое слово изречь?
Лицо Совершенного на мгновение дрогнуло… Какое именно чувство на нем отразилось, Брэшен не мог бы с уверенностью сказать, — лишь то, что от него сжалось сердце и заледенела душа. Однако мгновение минуло, и лицо статуи вновь замерло в презрительном высокомерии. Совершенный вздохнул и опять погрузился в молчание.
И вот тогда терпение Брэшена лопнуло. Казалось, весь жар этого солнечного дня раскаленным комком собрался у него в голове, сделав боль уже совершенно непереносимой. Он подхватил одно из ведерок с питьевой водой, оставленных рабочими возле форштевня, размахнулся что было силы — и вода полетела Совершенному в лицо.
Корабль содрогнулся всем корпусом, и носовое изваяние взревело от гнева и неожиданности. Вода сбегала по груди Совершенного, капала с бороды. Стоя внизу, Брэшен отшвырнул пустое ведерко.
— И не смей притворяться, будто не слышишь меня! — заорал он. — Я твой капитан, дрянь ты этакая, и я не потерплю никакого неповиновения — в том числе и от тебя! Вбей это покрепче в свою деревянную башку, Совершенный! Тебе предстоит плавать по морю! Лаской или таской я намерен спихнуть тебя в воду и натянуть паруса на твои поганые кости! Выбирай сам, как все это будет, по-хорошему или по-плохому, только выбирай быстро, потому что цацкаться с тобой я больше не намереваюсь! Валяй, продолжай дуться на весь белый свет, можешь и на воде потом хоть задом наперед плавать, а весь флот будет смотреть и обсуждать между собой, в какое корыто ты превратился! А можешь поднять голову повыше и выйти отсюда гордо, так, словно тебе совсем наплевать, кто там когда про тебя трепал языком! Мы тебе, недоумку, возможность даем всем доказать, как они в тебе ошибались!.. Ты можешь загнать им обратно в глотки всю ту дрянь, которой они столько лет тебя поливали!.. Ты можешь выйти из гавани, как настоящий живой корабль родом из Удачного, а потом мы поймаем кое-каких пиратов и зададим им хорошую нахлобучку, вот как! Слышишь?! А не нравится это — что ж, оставь меня в дураках и покажи всем, что они были кругом правы насчет тебя! Спросишь, зачем я вообще все это тебе говорю? А затем, что только в этом у тебя есть выбор, и больше ни в чем! Не тебе выбирать, пойдешь ты в море или останешься здесь!!! Потому что я — капитан, и я уже принял решение! Ты — корабль, а не горшок для цветов! Ты создан, чтобы в море ходить, и этим тебе предстоит заниматься, хочешь ты того или нет!.. Дошло до тебя, дубина стоеросовая?!!
Совершенный зло сжал челюсти и скрестил на груди руки. Брэшен оглянулся и схватил еще ведерко. Зарычал от усилия — и снова окатил Совершенного водой. Тот вздрогнул и начал отплевываться.
— Я спросил — дошло до тебя, дубина?… — проревел Брэшен. — Отвечай, несчастье деревянное!
Работяги взирали на происходившее, каменея от страха. По их мнению, Брэшену предстояло немедленно умереть.
Альтия же заметила, каким гневом разгорелись глаза Янтарь, и схватила резчицу за руку, жестом призывая к молчанию. Только это и не дало Янтарь вмешаться в перепалку Брэшена с кораблем. Она сжала кулаки, трудно дыша, но все-таки удержала язык за зубами.
— Дошло, — ответил наконец Совершенный. В его голосе не прозвучало ни намека на раскаяние… но все-таки он ответил, и Брэшен двумя руками ухватился за эту крохотную победу.
— Ну и отлично, — проговорил он на удивление спокойно. — Так что подумай о своем выборе, подумай хорошенько. Я, право, думаю, что ты можешь заставить меня гордиться собой… А теперь мне и самому работать пора. Я, видишь ли, желаю, чтобы, когда мы поставим наконец паруса, ты выглядел ничуть не хуже, чем когда тебя только построили! — Он помолчал и добавил: — Может, они еще подавятся теми пакостями, которые и про меня тоже наговорили…
И он с улыбкой повернулся к Альтии и Янтарь, но ни та, ни другая не улыбнулись в ответ, и спустя время его улыбка погасла. Он вздохнул и отрешенно покачал головой, а потом проговорил так тихо, чтобы слышали только они:
