«Как они меня кормили? Не могла же я все время жить без еды», – снова подумала Дина.
Она начала спускаться по лестнице вниз, она слышала долетающие оттуда, снизу, острые вкусовые запахи. Значит, внизу была еда.
Спускаться было легко, главное – надежно держаться за перила, чтобы не упасть, не наделать шуму, если оступятся ноги. Это было единственное, что Дина отчетливо поняла, – никто не должен знать, что она спускается. А то они поймают ее, опять привяжут к кровати, опять будут делать то, что уже делали. Зачем там стояла капельница, рядом с кроватью? Дина остановилась, – прямо над ней светила одинокая лампа, освещала лестничный пролет, – инстинктивно разогнула правую руку, пригляделась: весь сгиб руки покрывали маленькие синеватые точки.
От ужаса она чуть не упала, снова ухватилась за перила. Вот почему она ничего не помнит. Вообще ничего.
Она постояла, собралась с силами, стало понятно, что делать дальше. Надо незаметно проскользнуть вниз, разыскать еду, – без еды она потеряет сознание, – а потом найти Рассела. Он сможет помочь ей, только он. План был хороший, правильный, оставалось только его выполнить.
Два пролета Дина преодолела без труда, ноги окрепли, последние несколько ступенек она вообще не опиралась на перила. Дальше, наверное, будет труднее. Снизу раздавались голоса, там находились люди, – может быть, те, которые издевались над ней. А значит, она должна стать бесшумной тенью, бестелесным духом – она не издаст ни шороха, ни скрипа.
На самых носочках, благо она была босиком, едва касаясь пальчиками темноватых, давно не лакированных паркетных досок, Дина скользила по ступенькам. Голоса усиливались, перекрывались взрывами смеха, по общему гулу казалось, что там, на нижнем этаже, бессчетное множество людей; запахи пищи смешивались со многими другими запахами – сигарет, сигар, духов, – они щекотали ноздри, кружили голову.
Людей действительно оказалось много: они стояли, сидели, разговаривали, потягивали что-то из длинных или, наоборот, коротких бокалов, курили; ими было заполнено не только большое фойе рядом с лестницей, но и комнаты – гостиная, столовая. Женщины в длинных вечерних платьях, многие с оголенными руками, плечами. Мужчины в темных строгих костюмах.
Дина пригляделась – она никого не знала, остаться незамеченной было невозможно, надо хотя бы остаться неузнанной. Она сошла вниз, опустила голову, стала огибать группки людей; главное – не привлекать внимания. Но разве она могла не привлечь внимания? Она выглядела чужеродной среди нарядных, праздничных, красивых людей – босиком, в короткой, больничного покроя ночнушке, едва держащейся на ее узких, худеньких плечиках, с осунувшимся лицом, с нестойкой, шальной походкой, она казалась либо блаженной, либо накурившейся, нанюхавшейся, наколотой.
Взгляды останавливались на ней, провожали, расстреливали со спины, в основном мужские взгляды, но и женские тоже – удивленные, заинтересованные. Дина скользила между ними, стараясь избежать их, стряхнуть со спины; главное – дойти до небольшого столика у стены, на нем стояли тарелки с маленькими красивыми бутербродами. Она уже была близко – паштеты на тонко нарезанных ломтиках багета, закрученные трубочками кусочки мяса, почти нетронутый круг креветок с розовыми раздвоенными хвостиками; отдельно лежала деревянная доска, а на ней – пять-шесть сортов сыра.
Дина начала с паштетов: она не успевала различать вкус, она даже не успевала разжевывать мягкие, тающие во рту кусочки. Потом заметно поредел циферблат креветок, – оказалось, что в мясные трубочки было завернуто что-то кисловатое, что именно, она так и не разобрала. Вскоре ее начало подташнивать, пришлось остановиться, сдержать рвотный позыв. А потом она почувствовала прикосновение: кто-то трогал ее за руку, проводил пальцем по внутреннему сгибу руки – именно там, где были мелкие, фиолетовые пятна.
– Откуда взялось такое воздушное создание?
– А? – переспросила Дина, оборачиваясь на голос и на прикосновение.
Перед ней стоял высокий, широкоплечий человек в смокинге: если бы не седеющие волосы, спадающие на ухоженный лоб, можно было бы сказать, что ему лет тридцать пять, не больше.
– Вы здесь живете или случайно забрели? – переспросил он и улыбнулся. Оказалось, что у него открытая, добрая улыбка.
– Сама не знаю, – попыталась проговорить Дина, видимо, у нее получилось.
– Похоже, что забрели, судя по тому, как вы проголодались. Или здесь плохо кормят?
Дина не нашлась, что ответить, пожала плечами.
– Или вас одолело чувство голода после нескольких крепких затяжек? Я всегда говорил, что этот дом хранит множество загадок. Надо же, вот так, неизвестно откуда, появляются молоденькие, заспанные, насквозь прокуренные девочки, – продолжал шутить мужчина. Ему наверняка казалось, что удачно.
И вдруг Дине пришла в голову блестящая мысль.
– Увезите меня отсюда, – она заглянула приятному мужчине в глаза.
– Куда-нибудь, где много травы и еды? – снова засмеялся он. – Нет, детка, каждому свое, оставайся лучше здесь. У меня травы не водится, я, знаешь ли, человек степенный, приличный, – он насмешливо поднял брови.
– Нет, правда, – прервала его Дина. – Мне здесь надоело, и трава надоела. Увезите меня прямо сейчас, не пожалеете.
Он оглядел ее медленно, демонстративно, с ног до головы, словно на рынке оценивал предложенный товар.
– Прямо сейчас, говоришь?
– Ага, чтобы никто не заметил.
– Ну что ж, может, действительно накормить тебя, как следует, отмыть, одеть хотя бы немного. Тебе вообще как, не холодно? – усмехнулся мужчина, продолжая разглядывать ее.
– Холодно, – согласилась Дина и, ежась, повела плечами. И этого хрупкого, беззащитного движения оказалось достаточно, чтобы он согласился:
– Ну хорошо, пошли, я позабочусь о тебе, детка.
Они стали пробиваться к выходу: мужчина первым, Дина за ним. Он обернулся, спросил:
– Тебя как зовут?
– Дина, – ответила она.
– Как? Дина? Что за имя такое?
– Не знаю, – ответила Дина и снова пожала плечами.
– А меня зовут Дик, – сказал мужчина, почти не поворачивая головы.
А потом ей пришлось остановиться. Кто-то взял ее за руку, потянул, – Дина вздрогнула, дернула рукой, пытаясь вырваться, оглянулась. Перед ней стояла очень красивая девушка – на чуть вытянутом, бледном лице ярко очерченные, сочные губы, слишком сочные, слишком выпуклые для такого узкого лица. Одета она была в длинное черное платье с вырезом, лишь подчеркивающее бледность лица и багровые раны губ.
– Элизабет, это ты? – проговорила девушка, не выпуская Динину руку.
– Кто? – не поняла Дина и снова попыталась выдернуть руку. Но снова не получилось.
