По крайней мере, для Сегоня взлет (спустя несколько минут после семи) казался ужасно долгим, словно нагруженный топливом «симун» никак не мог оторваться от земли. Но спустя миг он уже поднялся в воздух, и полетел над домами и деревьями, и взял курс, как на то надеялся каждый, на Сайгон. «Я избегаю Парижа, – описывал потом Сент-Экзюпери тот полет, – рывком поворачивая руль. Мелун. Я лечу очень низко между ливнями, отыскивая долину Луары. Невер. Лион… Нас здорово потрясло над долиной Роны. В Ванту буран. Мариньан, Марсель… Сегодня – день, когда время летит…»
Они находились уже на небольшом расстоянии от моря и двигались по направлению к Сардинии, когда Сент-Экзюпери заметил поток странной туманной дымки над топливным баком левого крыла. Он попросил механика проверить топливный уровень. «Мы израсходовали больше 200 литров», – сообщил Прево. Как раз этого он и боялся – утечка. Они уже потеряли 70 литров, развеяв их по ветру.
Ничего не оставалось делать, как повернуть обратно в Мариньян, где Сент-Экс в ожидании пил кофе с молоком. Минуты утекали так же неумолимо, как кровь из ранки. Наконец утечку устранили, и они снова могли лечь на курс – сквозь ветер и дождь, охватившие Средиземноморье. Показалась туманная зеленая дымка – Тунис.
Пока они заправлялись горючим, Сент-Экзюпери побывал в конторе аэропорта. Когда он выходил оттуда, где-то раздался глухой хруст, напомнивший ему безобразный звук, который он однажды слышал в отдаленном гараже. Тогда при взрыве погибло двое. Он почувствовал вихрь зловещего предупреждения… Но они взлетели – в золотой сумрак и ночь. Бенгази, следующую остановку, поглотил колодец чернильной темноты, пока четыре рубиновые линии внезапно не выделили прямоугольник ее летного поля, и длинный, похожий на флейту, луч прожектора нащупал их, словно сверкающая антенна. Двадцать минут, чтобы заправиться горючим, – какая великолепная аэродромная служба! – и они снова в воздухе на следующем этапе, летят в сторону Каира и Нила.
Ливийское побережье, на подступах к Египту, было недоступно – еще один прискорбный результат Абиссинской войны. Но, направляясь прямо через триполийский горб, курсом строго посередине между Александрией и Каиром, Сент-Экс рассчитывал, что любой дрейф из-за изменения направления ветра подтолкнет его либо к сверкающему великолепию Александрии налево, либо к ярким точкам Каира и Нила направо. Как объяснили ему в Бенгази, попутный ветер даст ему от 20 до 25 миль в час прибавки к скорости. При крейсерской скорости 190 миль в час он мог рассчитывать на необходимость лететь три часа и двадцать минут, чтобы преодолеть 600 миль пустыни, расстилавшейся перед ним, или три часа и три четверти, если попутный ветер стихнет. Антуан поднялся на высоту в 6 тысяч футов, туда, где, как ему объяснили, ветер, по всей видимости, мог быть наиболее благоприятным, и в течение следующих трех часов он летел не сворачивая с установленного им курса, пересекая то, что он позже назвал «большой черной долиной сказок, долиной суровых испытаний. Здесь нельзя надеяться на чью-нибудь помощь. Без права на ошибку. Мы сдаемся на милость Божью».
Прошло три часа, и красная лампа на его правом крыле начала странным образом мерцать, а затем расцвела розовым букетом. Они вошли в облако, и в тумане вокруг лампы оформился ореол. Сент-Экзюпери поднялся на 7500 футов, затем спустился до 3000 в тщетном усилии стряхнуть огонь святого Эльма. Ореол исчез на мгновение, но скоро появился снова, как только они погрузились в другое облако… Тут странная зеленая звезда показалась перед ними, сверхъестественно яркая, совсем как путеводная звезда из Трех Королей. Четыре часа… Они летели уже четыре часа и пять минут, и не появилось никаких признаков ни Каира, ни Нила. Если они продолжат двигаться тем же курсом, то рискуют двинуться прямо по Нилу, скрытому облаками, и оказаться над Синайской пустыней. Сент-Экзюпери поворачивает на север, надеясь выйти к морю и увидеть слева от себя огни Каира. Он сбавляет обороты двигателя и начинает постепенный спуск, пока не выходит из облаков. Но внизу одна темнота. 1200 футов. Антуан не осмеливается опуститься ниже, пока не сориентируется, где же он может находиться. Легкий крен вправо, на северо-северо-восток, чтобы избежать другого скопления кучевых облаков, вырисовывающихся там слева… И тут, как раз в тот момент, когда они с Прево одновременно закричали: «Маяк!» – при виде мерцающего огня на расстоянии 900 футов под ними, мощная тряска разорвала их мир на части. Несколько секунд, пока продолжались удары и сотрясение, Сент-Экс ждал «багровой звезды» – взрыва, который пошлет их к праотцам. Но звезда не появилась, и никакого взрыва не произошло, только внезапное головокружительное вращение, когда крыло ударилось о землю, и разбитый самолет яростно завертелся, а их сигареты проплыли прямо через разбитое окно. На скорости 170 миль в час «симун» задел поверхность плато и пропахал 250 ярдов «бьющейся хвостом рептилии», разбрасывая вокруг куски камней, дерева и металла. Самолет должен был взорваться и разлететься на куски, но каким-то чудом они остались живы и даже целы. Никаких серьезных травм, только одна разбитая коленка.
Полностью перечислять бедствия и терзания, последовавшие за катастрофой, описанные впоследствии в ряде газетных статей, а затем и в «Планете людей», слишком долго и сложно, и не стоит повторять их здесь. Бак с водой, так же как и топливный, был разрушен, и все, что оставалось у авиаторов, – один апельсин, немного несъеденного винограда, четверть литра белого вина в одном термосе и пол-литра кофе в другом, сильно поврежденном. Они оказались затеряны в дикой местности, где, как показала предпринятая Сент-Экзюпери короткая разведка, не было ни травинки, ни иных признаков жизни.
«Мы оказались отнюдь не в блестящем положении» – так писал он в официальном отчете, составленном им об аварии.
«Мы были лишены воды и не могли определить наше точное местоположение в радиусе 500 миль. Но, нацарапав наши планы на земле огромными десятиметровыми буквами, мы отправились в путь немедленно. У нас оставалось три четверти литра кофе, и нам следовало двигаться прежде, чем нас настигла бы жажда. В тот день мы, вероятно, преодолели от 30 до 40 миль, включая возвращение к самолету. На расстоянии 30 миль от самолета, взобравшись на вершину, мы все еще ничего не видели, кроме миражей, исчезавших по мере нашего приближения. Мы предпочли вернуться, вверив нашу судьбу поисковым самолетам. В тот день мы выпили последнюю каплю кофе.
На рассвете второго дня я изменил тактику, оставив Прево около самолета. Ему следовало приготовить и зажечь костер, чтобы привлечь внимание поискового самолета, в случае если таковой появится. Я отправился в новую разведку без воды. В тот день я прошел от восьми до девяти часов быстрым шагом, тем более изнурительным из-за скалистого грунта, в который я вынужден был вгрызаться пятками, чтобы иметь ориентиры для возвращения обратно. Поскольку над нами не пролетело ни одного поискового самолета, мы решили, что находимся вне зоны поиска. Нам стало ужасно не хватать воды. Поэтому мы решили оставить самолет и идти прямо вперед, пока не найдем дорогу. Возвращаться назад не имело никакого смысла, так как никто не искал нас поблизости. Я вспомнил Гийоме и как он спас себя в Андах – он стал тем примером, которому я следовал. Мы не рассчитывали идти очень далеко. Мы выбрали направление на северо-восток – по той единственной причине, что туда еще не пробовали ходить, но мы ни на что не надеялись. Следующим утром мы были так истощены, что смогли продвинуться только на две сотни ярдов».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
