Жан Антуан, репортер первой радиостудии Франции и сын известного французского директора театра Андре Антуана, был направлен в Каир с указанием запереть Сент-Экса в гостиничном номере и не позволять ему отплыть домой, пока он не закончит свой рассказ. Название, в результате выбранное для репортажа, состоявшего из пяти статей, «Песчаная тюрьма», возможно, во многом обязано своим появлением этому насильственному заточению в Каире, которое продолжалось две недели. «Шампольон» приплыл из Александрии без Сент-Экса, чье гардеробное бедствие только отчасти облегчил пакет, наконец-то полученный от жены и содержащий одну белую рубашку к вечернему костюму. Ах, Консуэла! О чем она думала? О том, что рубашка понадобится ему для представления ко двору короля Фуада?
Другой пароход, «Кавсер», доставил наконец Сент-Экзюпери в Марсель 20 января, через два дня после смерти Редьярда Киплинга и за день до смерти короля Георга V. Консуэла встречала его там вместе с репортерами и фотографами, толпившимися вокруг с блокнотами и карандашами и магниевыми вспышками. Раздутые ноги Антуана все еще обматывали бинты, и свое заявление для прессы он диктовал со скамейки на прогулочной палубе.
Вскоре после своего возвращения в Париж он позвонил Анри Жансону, кто также посылал ему телеграмму в Каир, выражая радость по поводу его спасения.
– Алло, Жансон? – начал он. – Это Сент-Экс… Сделай мне одолжение…
– Конечно. Ты где?
– В «Дё маго». Я буду ждать тебя.
Когда Анри появился в кафе, Сент-Экзюпери был там с другом, с которым он вежливо распрощался, чтобы поговорить наедине с Жансоном.
– Ну, что случилось? – спросил Анри.
– Видишь ли… Я хотел бы, чтобы ты проводил меня домой… Я не смею возвращаться… Только подумай, я задолжал плату за два квартала… И не знаю, как меня встретит консьержка… Но если она увидит нас вместе, она не посмеет сильно гневаться… Иначе…
– Ты хочешь сказать, что не видел свою консьержку с тех пор, как вернулся?
– Уфф… Конечно нет!
– Бедолага! В течение шести дней все газеты пестрят заголовками о тебе. Твоя консьержка… Да она бросится тебе на шею, обнимет тебя, предложит кофе! Пошли, сам увидишь!
– Возможно… Но пойдем со мной все равно, никто не знает…
«И таким образом, – вспоминал позднее Жансон, – Сент-Экс, победивший жажду, отчаяние, пустыню, физические страдания, несколько раз рисковавший жизнью, о чьих подвигах и таланте писали все газеты, пестря огромными заголовками, просто и по-человечески боялся встречи с консьержкой».
Все прошло точно так, как предсказал Жансон. Но один вопрос продолжал беспокоить его самого.
– Скажи, Тонио, почему ты выбрал именно меня в качестве провожатого на встречу с консьержкой?
– Во-первых, ты – единственный человек, с кем можно говорить на эту тему… Ну а еще…
Сент-Экзюпери сделал паузу, затем добавил:
– Если бы я обратился к кому-нибудь другому, он, возможно, предложил мне деньги, ну и… Учитывая, что…
– Я слушаю…
– Ты не смог бы этого сделать, даже если бы хотел.
Глава 15
Агония Испании
Спустя пару дней после своего возвращения в Париж Тонио вместе с Консуэлой вновь были приглашены на обед к своим друзьям, семье Раймона Бернара. «Не хотели бы вы кое-что послушать?» – поинтересовался в конце обеда Сент-Экзюпери. Он вынул из кармана заранее принесенную кипу бумаг – своего рода отчет, написанный им о «прерванном полете». Антуан прочитал его с начала до конца своим торопливым, несколько глуховатым голосом, и прежде чем он закончил, Консуэла, не слышавшая его рассказа прежде, разрыдалась. Раймон Бернар был так потрясен, что едва мог говорить. То, что они только что услышали, не содержало даже остаточных проявлений журналистики: это был истинный литературный подвиг, дававший своему автору право претендовать на равное положение в первых рядах жанра, рядом с Джеймсом Монтегю Доти, Ричардом Бертоном, Т.Е. Лоуренсом – словом, быть равным среди всех тех, кто от Ибн-Халдуна до Мухаммада Асада (автора «Дороги в Мекку») писал о пустыне со смешанной ненавистью и любовью, мешая страх перед ней с поклонением ей.
Текст, изданный в шести идущих друг за другом выпусках «Энтранзижан» в конце января и начале февраля 1936 года, был столь совершенен, что он практически без изменений был перенесен тремя годами позже в «Ветер, песок и звезды» и в слегка более сжатой форме – в «Планету людей». Прошло более четырех лет после выхода в свет «Ночного полета», и, хотя Сент-Экзюпери редко издавался в этот промежуток времени, теперь стало ясно, что его тихая беременность принесла плоды: по силе изложения ничто из его более ранних работ не могло сравниться с этим живым изображением мучений человеческой жажды.
Гонорар, выплаченный «Энтранзижан» Сент-Экзюпери за эти шесть номеров, стал частью средств, направленных на подготовку к «пробегу» Париж – Сайгон. Немного денег было израсходовано на оплату долгов по их небольшой «клетке для птицы» на рю де Шаналей. Мадам Бурсо, консьержка, была довольна, что Юти, пекинес, покидает ее, и слегка разочарована потерей высоких чаевых от Сент-Экса, как в случае с его золотыми часами. Но владелец квартиры, месье Лаклавьер, хотя он, наконец, и получил арендную плату за шесть месяцев, которую ему остались должны, склонялся к мысли, что писака без гроша в кармане и готовый свернуть себе шею авиатор, вероятнее всего, станет головной болью, чем долгосрочным источником дохода. 9 февраля трехлетний арендный договор был расторгнут, при этом Антуан и Консуэла переехали в гостиницу «Лютеция». Одиннадцатью днями позже, 20-го, Лаклавьер, оправданно стараясь сдать в аренду помещение новому арендатору, отписал Сент-Экзюпери, интересуясь, почему его мебель до сих пор не вывезена с рю де Шаналей. Ответа не последовало, он позвонил по телефону в «Лютецию» 24-го, и обеспокоенный Сент-Экс был вынужден признаться прежнему домовладельцу, что он не может вывезти мебель, потому что она находится «под арестом» финансовых властей за неуплату налогов. По настоянию Лаклавьера Сент-Экзюпери согласился перевезти мебель на официальное ответственное хранение в ожидании дня, когда он сумеет ее выкупить у ищеек из министерства финансов.
Во время пребывания в гостинице «Лютеция», когда Антуан отчаянно рыскал в поисках источника средств к существованию, пришли первые авансы за съемки его первого романа «Южный почтовый». Будучи на грани банкротства, он был не склонен сопротивляться такому привлекательному предложению. Кроме того, прецедент казался знаковым. «Ночной полет» был успешно экранизирован в Голливуде, а съемка «Анны-Марии» подтвердила счастливое предположение. Пьер-Ричард Вильм, сыгравший роль Изобретателя в той восхитительной картине, был снова призван под знамена – на сей раз, чтобы исполнить роль Берниса-летчика. Но – и здесь начались неприятности – женская роль досталась не Анабелле, а Жани Хольт, которую выбрали на роль утонченной Женевьевы. И директором на сей раз был не Раймон Бернар, с кем Сент-Экзюпери познал успех, а Пьер Бийон, с кем он скоро окажется на ножах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
