по лицу.
– С супругою, – тихо ответил царь.
Рынду те слова привели лишь в большее замешательство, и он вернулся к своей службе, ибо точно ведал, что царицы Марии нынче нет не то что в поместье, а вовсе в Новгороде.
* * *
– Лови, лови! – раздался крик нянек.
Голос у крепостных мамок уж устал да запыхался в хлопотах с чадом непоседливым. Звонкий детский смех раздавался по всему терему. Едва успевали за дитяткой нянюшки.
– Фрось, хватай! – вновь раздалось в коридоре. – Боярин прибудет, всех нас выпорет!
Забавлялось чадо, бегая прочь от тёток, уж сильно нерасторопных, чтобы изловить непоседу, ряженного в маменькин расшитый платок да бусы с бубенцами. Премного шуму поднялось во всём доме, готовясь к возвращению хозяина.
– Едет Алексей Данилыч! – раздался крик со двора.
– Ох несдобровать нам, ох несдобровать! – причитала крестьянка, выбившись из сил в погоне за малолетним барским сыном.
Сам же Феденька, озорной и непоседливый, уж было выбежал через окно, спрыгнул, кубарем покатился, чуть подмарав платок, в который завернулся, да побежал на крыльцо.
– Тятька приехал! – радостно крикнул мальчик, видя, как могучая фигура отца спешивается у ворот.
– Отойди, зашибёт! – предостерегали конюшие наперебой, силясь совладать с лихим конём боярина.
– От ты глянь, какой уже здоровый стал! – Алексей Басманов всплеснул руками.
Боярин присел на колено да взял сынишку на руки, отряхнув ото всякого сору.
– Няньки где? – спросил Алексей, потрепав сына по голове.
Не успел того домолвить Басман, как на крыльцо уж высыпались крепостные да принялись бить поклоны.
– Не поспели, не поспели, – тихо усмехнулся Федя, переводя дыхание.
– А пошто же супруга моя не вышла встречать? – спросил Алексей, хмуро оглядывая вышедших на крыльцо.
С тем же воевода снимал побрякушки, которыми увесил себя маленький Федя, да на лету отдавал крестьянским. Мальчик недовольно нахмурился.
– Светлане Александровне сделалось дурно уж три дня как – мучится бессонницей, и всё в полусне да полуяви, – донесли с поклоном.
Алексей хмуро вздохнул, заходя в дом.
– Так подите и разбудите! Так ли христианская супруга мужа с ратного поля принимать должна?! – громыхнул Алексей с таким гневом, что Федя аж вздрогнул.
* * *
– Басманов! – доложил суровый воевода.
В разбитую в поле палату вошёл Фёдор, холодно глядев на соратников своих с пущим презрением, нежели на врагов своих. Высокомерное выражение придавало его совсем юному лику стати.
– Иван Степаныч, – коротко молвил Басманов, отдавая поклон, который никак не искупал того высокомерия, с коим держался Фёдор.
Тем паче что юноша виду был, точно не ведает, с чем его вызвали, отчего один из воевод нынче сидит согнувшись да придерживаясь за правый бок, а из-под рубахи его выступает чёрное пятно. Иван Степаныч Согорский хмуро глядел на юношу, прежде чем наконец начать.
– Твоего прибытия ещё и недели не исполнилось, – произнёс воевода.
– Вы очень славно считаете для ратного мужа, – ответил Фёдор с улыбкой.
Раненый усмехнулся, мотая головою, а Согорский же испытал много больше злости.
– Верно, за то время ты не успел научиться порядку, Басманов, – молвил воевода.
Фёдор развёл руками.
– А ты испросил, с чем Гаврилко ко мне полез? – спросил Фёдор, вскинув бровь.
– Закрой пасть, Басманов! – повелел Согорский. – Гляжу, дерзости в тебе с лихвой хватает на позор что себе, что отцу – ещё детям твоим останется! Вывести его к лагерю да высечь, чтобы и другим неповадно было междоусобицу разводить!
Фёдор стиснул зубы, когда его под руки вывели прочь. Ратный народ, уж мающийся в ожидании, токмо и ждал, чем же дело разрешится. Руки Басманова вскинули над головою, привязав к столбу, да высекли на глазах у воевод да их оружейников. Били не в полную силу, боле для порядку, да тонкая кожа порой и расходилась под конским кнутом.
– И чтобы впредь не было распрей! – провозгласил Согорский, подходя к столбу.
Его люди уж ослабили путы на руках Фёдора.
– Я это припомню, Согорский, – молвил юноша, глядя исподлобья на воеводу.
– Надеюсь, на то и уповаю, – ответил Иван Степаныч, кинув Басманову под ноги его рубаху.
* * *
Сам Фёдор не ведал, взаправду ли то али снится – рассудок, казалось, изменял ему. Он лежал на каменном полу, закрыв глаза. Дверь отворилась, и послышались шаги – то точно был Луговский и, верно, кто из его приспешников. Об том ясно было Фёдору, даже покуда он не открывал глаз.
– Дышит хоть, Боря? – вполголоса спросил Михаил, притом на латинской речи, не на русской.
Верно, слуга его кивнул али иным жестом дал ответ. Послышался глубокий вздох Михаила.
– Толку от него нам не будет, кроме как выкупа, – молвил Луговский, всё продолжая нерусскую речь. – Времени у нас в обрез, луна уж всё убывает.
– Проще уж убить его, – ответил Борис.
– Я пока не решился. На смертном одре каков он – вот что надобно выведать, – произнёс Михаил.
Тяжёлые шаги мерно удалились, а за ними громыхнула тяжёлая дверь, и на том силы Фёдора иссякли, и он поддался сладостному забвению.
* * *
Алексей Басманов сидел подле сына своего. Старый воевода беспомощно созерцал короткие лихорадочные приступы, пронизывающие его чадо насквозь. Фёдор стенал, не приходя в сознание. Агаша не знала ни покоя, ни усталости. Вновь и вновь она вызывала рвоту у Фёдора, и тот исторгался желчью с тёмной кровью. То приводило в ужас не токмо крестьянских девок, но и самого Алексея – будучи человеком ратным да свирепым на поле брани, он нынче ужасался.
Едва ли Басмана-отца мог устрашить сам вид крови, но собственная беспомощность оковывала его неподъёмными цепями. Алексей смотрел, как сын его борется со страшным недугом и как холодное дыхание смерти уж окрестило юношу. Басман-отец уж было сложил руки в замке перед собою и всей душой пытался отыскать молитву в своём раненом сердце, но не находил. Усмехнувшись какой-то нелепой глупости этой затеи, Алексей опустил руки. Они повисли, безжизненно и безвольно.
Агаша же не сдавалась. Прикрикивая на девочек, что были поистине в ужасе от сего, знахарка не давала спуску крестьянским. Фёдора поили отварами, притом он не был в сознании. Агаша осторожно держала плошку, следя, как бы что не пошло не в то горло. Девки помладше занимались и другим ущербом, нанесённым юноше. Тяжёлые ушибы, но паче прочего – секущие следы от хлыста, а зачастую вокруг кровавой полосы выходили тёмно-лиловые синяки.
– Вытащим Федьку, как же ж не вытащить? – приговаривала она, выжимая полотенца, которыми обтирали пылающий лоб юноши.
Алексей кивал её словам и всем сердцем воспылал верою в то, притом идя наперекор всякому разуму. Штаден изредка проведывал Басманова, но не решался подойти, ибо не
