Государство Горбачева оказалось обреченным задолго до «пленения в Фаросе» августа 1991 г.
Все остальное, вплоть до 26 декабря 1991 г., когда над Кремлем был спущен флаг страны, было лишь следствием бури, порожденной в лучезарном 88-м г. И, как всегда, соратники отступили, ученики предали – старая библейская история.
Кто вершил революцию – пахал море, – говорил Боливар. Бездна раскрылась перед баловнем судьбы, когда конь и всадник поменялись местами. Первые четыре года личность владела обстоятельствами, вторые четыре года обстоятельства владели личностью. Бешеный ритм импровизаций с президентством, парламентами, суверенитетами, хозрасчетами, 500-ми днями, поворотами налево и направо закончился Немезидой в лице вчерашнего соратника.
* * *
Надир политической карьеры Горбачева наступил в сентябре 1991 г., когда он, потрясенный и ошеломленный, с яростью (поистине достойной лучшего применения) загонял стадо Верховного Совета СССР в загон политического небытия. Гамма разнообразных чувств – «праведного» гнева, деловитой серьезности, оптимистической многозначности, мины «радения о высших интересах», презрения к «непонимающим», доверия к уже перешедшим, главное, фантастической уверенности в собственной способности и сейчас одолеть посуровевшую судьбу сменялась на лице этого политика.
Горбачев рыл себе могилу с таким видом, словно достраивал триумфальную арку. Ведь стоило председательствовавшему на секунду прийти в себя, стряхнуть с век дурной сон и сказать залу, за которым наблюдала вся страна: «Вы единственный законный парламент нашей страны, а я ее единственный легитимный президент», – как вся политическая ситуация выстраивалась в иной плоскости и декабрьский финал ставился под вопрос. Но ослепленный верой в себя (продолжение новоогаревского процесса и прочая чепуха) политик не поддался роскоши здравого сомнения. Все остальное было дурно сыгранным эпилогом.
История, говорят, учит только тому, что она ничему не учит. Нет, она учит тому, что здравому смыслу нет никакой замены и что гибельно заменять это фантомами типа «нового политического мышления» и перестройки неведомо чего в неизвестно что. История учит, что народы, как и отдельные люди, готовы претерпеть, что стоицизм народа поистине не знает пределов, но прежде всего она учит тому, что записано в первых строках Священного Писания: вначале было слово. Прежде чем пересекать выжженную пустыню национального несчастья, бросаться в пропасть от презираемого прошлого, окружающие должны знать хотя бы то, ради чего приносятся жертвы. Движение общества само по себе – это мучительный хаос. Миссия лидера на этой земле – придавать смысл бессмысленному, объяснять значение жертв и, главное, постараться осветить своим умственным взором то, что нас встретит за завтрашним горизонтом. Горбачеву не хватило этого слова, и сейчас видно, что он его и не знал.
Огромная держава шагнула в историческое небытие. Компенсацией предполагалось ее признание Западом в качестве «нормальной», «цивилизованной» страны.
Финал «холодной войны»
Горбачев воспользовался полетом молодого немца Руста на Красную площадь и сменил военное руководство страны. На пост министра обороны он назначил недавнего командующего Дальневосточным военным округом генерал-лейтенанта Язова – в обход многих, более заслуженных военных. Язов отличался только тем, что своим назначением был обязан лично молодому Генеральному секретарю. В переговорах по военным вопросам с Соединенными Штатами Язов выступал в связке с начальником Генерального штаба маршалом Ахромеевым. По оценке посла Мэтлока, «на протяжении следующих двух-трех лет связка Язов – Ахромеев (две очень отличные друг от друга личности, о них трудно говорить как о команде) служили Горбачеву отменно… Они стремились задушить свои личные взгляды и угождать Горбачеву как главенствующей политической власти страны. Несомненно, они хотели бы следовать политике, популярной в среде советского военного истэблишмента – но, когда Горбачев решал следовать очень отличным курсом, они поддерживали его, сдерживая потенциальные горячие головы среди военных, готовых выйти из-под контроля».
После замены руководства Вооруженными Силами СССР Горбачев сумел в декабре 1988 г. объявить в ООН об одностороннем сокращении советских войск на полмиллиона. Он сумел преодолеть сопротивление военных – лишь неделей ранее высшие военные чины в СССР, включая начальника Генерального штаба маршала Ахромеева, настаивали, чтобы сокращения были только двусторонними.
Установленные дружеские отношения с Рейганом, Бушем, Тэтчер, Колем, Миттераном и другими западными лидерами укрепляли в Горбачеве то чувство, что на Западе его понимают лучше. Фактом является, что в 1989 г., когда трон под Горбачевым зашатался в самом Советском Союзе, Генеральный секретарь купался в лучах всемирной славы – он посетил Лондон в апреле, Бонн в июне, Париж в июле, Хельсинки в октябре, Рим в ноябре.
Американский посол в Москве Джек Мэтлок все более приходил к мнению, что «Горбачев не знает, куда направляться…. Он привел в действие политические силы, не представляя себе при этом, какой должен быть финальный результат… Я не мог понять его стратегии в решении экономических и национальных проблем – именно тогда, когда они приближались к кризисному пику. Увеличивались доказательства того, что его понимание этих проблем было ошибочным». Уже в 1989 г. Мэтлок пришел к выводу, что Горбачев едва ли «доберется» до окончания своего срока в 1994 г. Чтобы реализовать открывшиеся возможности, американцам нужно было спешить.
* * *
Уже весной 1985 г. Горбачев объявляет о шестимесячном одностороннем моратории на развертывание ракет средней дальности действия в Европе; если американцы согласятся на аналогичные действия, мораторий превратится в постоянный. Через десять дней Горбачев предложил мораторий на все испытания ядерного оружия.
Важно: Советский Союз в лице Горбачева впервые молчаливо согласился с тем, что внутренняя ситуация в стране может быть предметом американо-советских обсуждений. «Они (Рейган и Горбачев) продемонстрировали согласие в важности разрешения гуманитарных проблем в духе сотрудничества».
Почему не внутриамериканские проблемы? Не проблемы прав человека в мире вообще? Кто дал с советской стороны сигнал? Да и сам характер уступок не мог быть санкционирован никем, кроме Горбачева. В ответ на традиционные американские обличения поведения СССР в Афганистане Горбачев отвечал не стандартными обвинениями США в поддержке муджахеддинов, а выражением обеспокоенности по поводу того, как следовало бы решить афганскую проблему в целом, включая вывод советских войск. Это было новое и для американцев многообещающее. Советский лидер не стал их обличать за поставку «Стингеров» муджахеддинам типа Усамы бен Ладена, убивающих советских летчиков. Он скромно стал обсуждать пути советского отступления, не прося взамен хотя бы приостановки американского вооружения противостоящей стороны в Афганистане. Чудны дела твои,
