и включить телефон, чтобы проверить, нет ли пропущенных звонков или сообщений. Конечно, она могла бы сказать напрямик, что как планеты Арне не перестают вращаться, так и жизнь в Осло не останавливается и не делает перерыв. Словно подчёркивая эту мысль, она услышала тихий отдалённый гул сирены пожарной машины далеко внизу, в городской суете. Но она не хотела портить Арне эту ночь. В конце концов, он не знал, что это будет его последняя встреча с ней. Да, всё, что он говорил, было мило, но это было уже слишком. Слишком похоже на Пауло Коэльо, как сказал бы Харри.
— Ну что, пойдём? — спросил Арне после того, как расплатился.
— Пойдём?
— Я знаю место наверху, где меньше света, и нам оттуда будет ещё лучше видно кровавую луну.
— Где наверху?
— У озера Триван. Это всего в нескольких минутах ходьбы. Пойдём, затмение начинается через... — он взглянул на часы, — …восемнадцать минут.
— Что ж, тогда давай прогуляемся, — сказала она, поднимаясь на ноги.
Арне натянул маленький рюкзачок. Он просто лукаво подмигнул ей и предложил руку, когда она спросила, что у него в ней. Они направились в сторону Тривана. С вершины горы они могли видеть уходящую в небо прямо над озером стометровую телерадиобашню. Она перестала передавать сигналы много лет назад и теперь просто стояла там, как безоружный охранник у ворот Осло. Время от времени мимо них проезжали машины, бежали трусцой спортсмены, но на ведущей к озеру тропинке, на которую они свернули, никого не было.
— Вот хорошее место, — сказал он, указывая на бревно.
Они сели. Лунный свет жёлтой разделительной линией лежал на чёрной, как асфальт, воде перед ними. Он обнял её за плечи.
— Расскажи мне о Харри.
— Харри? — и застигнутая врасплох Катрина спросила, — почему о нём?
— Вы двое любите друг друга?
Она рассмеялась или закашлялась, сама не зная точно.
— Что, чёрт возьми, заставило тебя так подумать?
— У меня есть глаза.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда я увидел Харри в том баре, меня осенило, что он вылитый Герт. Или наоборот. — Арне рассмеялся. — Но не смотри так встревоженно, Катрина. Я сохраню твой секрет.
— Откуда ты знаешь, как выглядит Герт?
— Ты показывала мне фотографии. Разве ты не помнишь?
Она ничего не ответила, просто прислушалась к вою сирены в городе внизу. Где-то что-то горело, а она находилась не в том месте, где ей нужно было быть. Всё так просто, но как она могла ему это объяснить? Могла ли она использовать клише о том, что дело не в нём, а в ней? В конце концов, это было правдой. Кроме Герта, она умудрилась разрушить всё хорошее в своей жизни. Было очевидно, что мужчина, сидевший рядом с ней, любил её, и она жалела, что не может ответить ему взаимностью. Потому что она не только жаждала быть любимой, но и стремилась полюбить кого-нибудь. Но только не того мужчину, который сейчас притягивал её ближе, мужчину с печальными глазами, который так много знал. Она открыла рот, чтобы сказать ему это, ещё не решив точно какими словами, просто знала, что должна это сказать. Но он опередил её.
— Я даже не уверен, хочу ли я знать, что именно было у вас с Харри. Единственное, что для меня важно, — это то, что мы с тобой сейчас вместе. И что мы любим друг друга. — Он взял её руку, поднёс к губам и поцеловал. — Я хочу, чтобы ты знала, что в моей жизни более чем достаточно места и для тебя, и для Герта. Но, боюсь, не для Харри Холе. Это же не будет слишком много, если я прошу о том, чтобы у тебя с ним больше не было никаких контактов?
Она уставилась на него.
Теперь он держал обе её руки в своих.
— Что скажешь, дорогая? Всё в порядке?
Катрина медленно кивнула.
— Да, — сказала она, лицо Арне озарилось широкой улыбкой, и он открыл рюкзак прежде, чем она закончила предложение, — ...это будет слишком много.
Его улыбка угасла по краям, и она словно застыла на его лице.
Она тут же пожалела об этом, потому что теперь он просто сидел там с видом жалкой побитой собаки. И она заметила, что бутылка, которую он наполовину вытащил из рюкзака, была «Монраше», то самое белое вино, которое, как ему взбрело в голову, было её любимым. Ладно, может быть, это был не тот мужчина, который ей нужен. Но он мог бы, по крайней мере, стать её мужчиной на одну ночь. Это она могла ему дать наверняка. Она могла себе дать это. Одну ночь. А утром она могла бы довести всё до логического конца.
Арне снова полез в рюкзак.
— И это я тоже захватил с собой...
— Грегерсен.
— Сон Мин Ларсен, Крипос. Извините, что звоню тебе домой в пятницу вечером, но я перепробовал все прямые линии в Кримтекниск, но никто не ответил.
— Да, мы закрылись на выходные. Но всё в порядке, продолжай, Ларсен.
— Я интересуюсь изъятым в аэропорту Гардермуэн кокаином, из-за которого у перевозивших его офицеров возникли неприятности.
— Да, я знаю, кого ты имеешь в виду.
— Ты знаешь, кто проводил анализ с вашей стороны?
— Да, я знаю.
— Отлично.
— Никто этого не делал.
— Прошу прощения?
— Никто.
— Что ты имеешь в виду, Грегерсен? Ты хочешь сказать, что эта партия никогда не подвергалась анализу?
Прим посмотрела на неё. На Женщину, на свою избранницу. Правильно ли он расслышал? Неужели она сказала, что ей не нужно кольцо с бриллиантом?
Сначала она закрыла рот руками, бросила быстрый взгляд на маленькую коробочку, которую он держал перед ней, и воскликнула:
— Я не могу это принять.
«Такая спонтанная, паническая реакция, конечно, неудивительна, когда тебя застают врасплох, — подумал Прим. — Когда кто-то держит что-то перед тобой, символ всей твоей оставшейся жизни, предмет, представляющий нечто слишком великое, чтобы втиснуть его в одно предложение».
Поэтому он позволил ей перевести дыхание, прежде чем повторить слова, которые, как он решил, будут сопровождать его действия.
— Возьми это кольцо. Возьми меня. Возьми нас. Я люблю тебя.
Но она снова покачала головой.
— Спасибо тебе. Но это было бы неправильно.
Было бы неправильно? Что может быть более правильным? Прим объяснил ей, как он копил деньги и ждал подходящего случая, потому что это было правильно. Более того, идеально. Смотри, даже небесные тела в бархатной черноте над ними отмечали это
