и понизил голос почти до шёпота. — Александра? — Харри опустился в кресло рядом с кроватью, когда Трульс и Эйстейн вошли в комнату.
— Да, Харри?
— Теперь слушай меня внимательно. Веди себя, как обычно, и просто ответь «да» или «нет». Ты сможешь уйти оттуда, не вызвав подозрений, сказав, что тебе нужно в туалет или принести что-нибудь?
Нет ответа. Харри отодвинул телефон от своего уха, а остальные трое из группы Эуне склонили головы к его «Самсунгу».
— Александра? — прошептал Харри.
— Да, — ответила она бесцветным голосом.
— Хельге — убийца. Тебе нужно уходить. Покинь здание или запрись где-нибудь до тех пор, пока мы не приедем. Окей?
Послышался треск. А затем ещё один голос, мужской.
— Нет, Харри. Не окей.
Голос был знакомым и одновременно чужим, как ещё одна версия знакомого вам человека. Харри глубоко вздохнул.
— Хельге, — сказал он. — Хельге Форфанг.
— Да, — подтвердил голос. Голос стал не просто ниже, чем Харри помнил, но и звучал более расслабленно и уверенно. Как будто он принадлежал тому, кто уже победил. — Или вообще-то ты можешь звать меня Прим. Все, кого я ненавидел, так меня звали.
— Как пожелаешь, Прим. Что происходит?
— Это совершенно верный вопрос, Харри. Происходит то, что я сижу здесь с ножом у горла Александры и гадаю, что нам двоим готовит будущее. Возможно, нам троим, поскольку ты тоже часть этого, не так ли? Я понимаю, что разоблачён и потерял позицию, как говорят в шахматах. Я держался, надеясь избежать этого, но даже если бы я знал, что всё пойдёт именно так, не изменил бы того, что сделал. Я очень горжусь тем, чего мне удалось достичь. Думаю, даже мой дядя будет горд, когда прочитает об этом — если он прочитает об этом. Если его заражённому паразитами мозгу удастся уцепиться за жизнь.
— Прим…
— Нет, Харри, я определённо не думал, что смогу избежать наказания за то, что сделал. На самом деле, я планировал покончить с собой, когда всё это закончится, но кое-что произошло. Что-то, что дало мне желание жить дальше. Вот почему я заинтересован в том, чтобы договориться о максимально мягком наказании. Но чтобы иметь сильную переговорную позицию, нужно иметь то, о чём можно торговаться, а у меня есть заложница, которую я могу пощадить или не пощадить. Я почти уверен, что ты всё понял, Харри.
— Лучший шаг, который ты можешь сделать, чтобы добиться более мягкого приговора, это позволить Александре уйти и немедленно сдаться полиции.
— Лучший для тебя, ты имеешь в виду. Убрать меня с дороги, чтобы получше прицелиться.
— Прицелиться куда, Прим?
— Не прикидывайся дураком. В Александру. Ты заразил её, заставил её желать тебя, заставил поверить, что тебе есть что ей предложить. Например, настоящую любовь. Что ж, вот твой шанс доказать, что это правда. Что ты скажешь об обмене, ты меняешься местами с ней?
— И ты отпустишь её?
— Конечно. Никто из нас не хочет, чтобы Александра пострадала.
— Окей. Тогда у меня есть предложение, как это сделать.
Смех Хельге был выше звук его голоса.
— Хорошая попытка, Харри, но думаю, мы сделаем всё по моему плану.
— Мм. И каков он?
— Ты едешь сюда вместе с ещё одним человеком, паркуешься перед зданием, чтобы я мог видеть, как вы двое — и только вы двое — выходите из машины и идёте к зданию. Я открою дверь отсюда. Как только ты выйдешь из машины, я хочу видеть, как на твои руки, расположенные за спиной, надевают наручники. Понятно?
— Да.
— Вы оба подниметесь на лифте, подойдёте к двери, ведущей на крышу, приоткройте её совсем чуть-чуть и дадите мне знать, что вы там. Если ты ворвёшься на крышу, я перережу Алекс горло. Ты ведь и это понимаешь, верно?
Харри сглотнул.
— Ага.
— Итак, когда я вам разрешу, вы оба войдёте спиной вперёд через дверь на крышу.
— Спиной вперёд?
— Так делают в тюрьмах строгого режима, верно?
— Ага.
— Тогда ты знаешь, как это происходит. Ты пойдёшь первым. Восемь шагов назад. Затем остановишься и опустишься на колени. Тот, кто будет с тобой, сделает четыре шага назад и тоже встанет на колени. Если всё не будет сделано в точности так, как…
— Я понял. Восемь и четыре шага назад.
— Хорошо, ты соображаешь. Я приставлю нож к твоему горлу, пока Александра идёт к двери с крыши. Твой коллега проведёт её до машины, и они уедут.
— А потом?
— Затем начнутся переговоры.
Наступила пауза.
— Я знаю, о чём ты думаешь, Харри. Зачем менять хорошего заложника на плохого? Зачем отказываться от молодой, невинной женщины, которой, как знают и полиция, и политики, вызовет гораздо больше сочувствия среди обывателей, чем стареющий полицейский-детектив мужского пола?
— Ну…
— Ответ прост: я люблю её, Харри. И чтобы убедиться, что она готова дождаться, пока я вновь стану свободным человеком, я должен продемонстрировать ей свою истинную любовь. Я думаю, что присяжные также увидят в этом смягчающее обстоятельство.
— Я уверен, что увидят, — сказал Харри. — Встречаемся через час?
В трубке снова раздался пронзительный смех.
— Ещё одна хорошая попытка, Харри. Ты же не думаешь, что я планирую дать тебе достаточно времени, чтобы предупредить группу быстрого реагирования и собрать половину всех сил полиции до обмена?
— Хорошо, но мы далековато. Сколько времени у нас будет, чтобы туда добраться?
— Я думаю, ты лжёшь, Харри. Я не думаю, что ты так далеко. Ты видишь луну с того места, где находишься?
Эйстейн быстро подошёл к окну. Кивнул.
— Да, — сказал Харри.
— Тогда ты видишь, что затмение уже началось. Когда луна полностью закроется, я перережу Александре горло.
— Но…
— Если расчёты астрономов верны, то у вас есть… дай мне взглянуть… двадцать две минуты. И ещё кое-что. У меня есть глаза и уши во многих местах, и если я увижу или услышу, что полиция предупреждена до вашего приезда, Александра умрёт. Всё, поторопись.
— Но… — Харри остановился и поднял телефон, чтобы сообщить остальным, что связь прервана.
Он взглянул на время. Хельге Форфанг дал им достаточно времени. Если бы они поехали по Третьему кольцу, то дорога до Института судебной медицины при больнице «Рикшоспиталь» не заняла бы больше пяти-шести минут.
— Все всё поняли? — спросил он.
— Частично, — сказал Эуне.
— Его зовут Хельге Форфанг, он работает в Институте судебной медицины и держит свою коллегу в заложниках на крыше. Он хочет обменять её на меня. У нас есть двадцать минут. Мы не можем связаться с полицией, а если
